— Спасибо вам, Николай Владимирович, спасибо за понимание. Знаю, что никто из журналистов не сумел взять у вас интервью, действительно вы нас не жалуете. Но, может быть, мне удастся, когда сама выплыву?
Михась рассмеялся.
— Да-а-а, чувствуется хватка профессионала! Сама еще, извините, в полном дерьме, ее хотят убить, а она на интервью напрашивается. Правда, не жаловал журналистов и впредь не стану, но с вами, видимо, подружусь. Так что на беседу рассчитывать можете, уговорили.
— Еще раз спасибо, Николай Владимирович. Никто мне не вернет потерянных лет в психушке, но Бог есть и он услышал мои молитвы, раз со мной такие люди, как вы и Кэтвар. Я не сомневаюсь, что правда восторжествует, а зло будет наказано. Значит и мне повезет, уже повезло. Общение с вами дорогого стоит и коллеги, профессионалы, это оценят.
— Что ж, Валентина, приятно было познакомиться с вами. Пожелаю удачи и скорейшего возвращения к обычной, нормальной жизни. Вот, здесь прямые телефоны, — Михась протянул визитку, — звоните, когда все утрясется и встретимся. Помощь потребуется — не стесняйтесь, помогу, чем смогу. А сейчас нам пора с Татьяной домой.
* * *
Гринев не появлялся у Кэтвара долго, решил не надоедать мелочами. Премьер принял его, как и обещал бывший сослуживец, но на самостоятельные действия не решился. Президент лично курировал силовые структуры, и он не хотел вмешиваться в обход. Однако встречу на троих устроил и сам послушал еще раз рассказ провинциального генерала.
Все в результате получилось удачно, хотя Президент и не остался доволен ситуацией, но добро на проверку информации и последующие действия дал. Он понимал, что директор ФСБ не захочет огласки и решит эту проблему по-своему, совсем не радикальными мерами. И Гринев разумел, что начинать необходимо с бывшего губернатора, с его связей с преступными элементами чеченской диаспоры у себя в городе и затем непосредственно с боевиками в Грозном. Весь план он уже набросал и теперь необходимо превратить его в процессуальные документы.
Его люди в управлении тихо, без шума взяли двух чеченцев, давших информацию Черновой еще пять лет назад. Задержание, как и просил Гринев, произвели так, что бы никто не догадался, куда они исчезли. Личности установили и первую беседу, пока беседу, генерал решил провести сам. Он решил не «допрашивать» их в гражданской одежде, но и китель одевать не стал. Форменная рубашка без погон и брюки с генеральскими лампасами должны произвести необходимое впечатление.
В кабинет привели первого, Гринев посмотрел анкетные данные.
— Бауддин Лаудаев… Очень известная в Чечне фамилия. — Начал разговор Гринев, отходя в сторону так, что бы задержанный смог увидеть лампасы, что и произвело должное впечатление. — Ты тоже принадлежишь к этому древнему и знаменитому роду?
Чеченец пожал плечами. Огромный кабинет, по понятиям Бауддина, генерал и сама фирма психологически подавляли.
— Ну, да ладно… я не за этим тебя пригласил, — продолжил Гринев. — От нашего разговора зависит многое, никто не знает, что ты здесь и твоя судьба в твоих руках. Или ты вернешься назад, или тебе отрежут голову, а тело бросят собакам. Это только в кино ведутся вежливые беседы, поэтому определись. Или расскажешь все сам мне, или под пытками моим ребятам, но тогда жить не будешь. Мы тебя казним так, как вы наших пленных солдат — вспорем живот и туда уже поставим твою отрезанную башку. Никто тебя, собаку, судить по закону не будет. Но у тебя есть шанс — рассказать мне все и выйти отсюда сегодня же.
Гринев сразу раскусил его. Бауддин был из той мрази, которая при наличии большинства свирепствует жестоко, а когда сила не на его стороне — распускает слюни и сопли, что не свойственно гордым и настоящим чеченцам.
— Меня интересует информация, — продолжил генерал, — все до мельчайших деталей, о том как, кто, когда, сколько переправлял деньги отсюда боевикам в Чечне. Я имею в виду канал через бывшего губернатора.
Ручонки у Бауддина тряслись и даже губы нервно подергивались, но, несмотря на испуг, он не решился рассказать правду.
— Я…я…я не знаю. Я ничего не знаю.
Гринев пригласил помощника.
— Забирайте его. Живот распороть, башку отрезать. А в поганый рот вставить копию пленки, где он рассказывает журналистке об известных событиях. Пусть его дружки просмотрят ее, они одобрят наши действия и проклянут весь его род.
— Н-е-е-е-т, — дико завизжал Бауддин, — не надо, я все расскажу, все.
— Хорошо, — кивнул головой Гринев, — даю тебе последний шанс. Начни с того, как вы вышли на губернатора, как сумели втянуть его в это.
Он пододвинул сигареты к Лаудаеву поближе, закурил сам, наблюдая, как тот прикуривает трясущимися ручонками и собирается с мыслями.
— Один из наших познакомился с его дочкой, ухаживал небезуспешно и они стали жить вместе. — Начал свой рассказ Бауддин. — Русским бабам нравится кавказский темперамент.
Гринев сжал кулаки — так захотелось треснуть по этой мерзкой роже, но он сдержался, не показывая раздражения и обиды за русских женщин. Действительно, такие были, и он в душе презирал их.
— Постепенно она стала понимать наши обычаи, наш нрав, нашу культуру и свободолюбие. Стала истой чеченкой по духу. Конечно, ей не все рассказывали, готовили специально психологически, отцу ее не нравилось, но любимая дочь была на нашей стороне. Когда он ездил в Москву, дочь всегда собирала подарочные посылки, и губернатор не вскрывал их, передавал по назначению, хоть ему это и не нравилось. Это она, с нашей аккуратной подачи естественно, предложила отцу позаботиться о бойцах города и области, находившихся в Чечне, что повышало и его рейтинг. Тогда он стал перевозить посылки, якобы родственникам, в Чечню и мы уже посылали деньги. Сначала губернатор не знал, а когда стал догадываться, предложили ему процент с перевозки. Выбора у него не было — или мы расскажем, что он уже это делал неоднократно, или он имеет деньги и не имеет проблем. Он тогда сильно ругался с дочерью, а мы наводили его на мысль, что многие из столицы на Чечне делают большие деньги. Он и сам, естественно, не дурак, понимал все и, в конце концов, согласился. Только посылку теперь всегда собирали при нем, что бы он знал сумму и имел конкретный дивиденд. Все, больше я ничего не знаю. Что со мной теперь будет?
— Что будет? — ухмыльнулся генерал. — Ты сейчас подпишешь свои показания и все подтвердишь в суде.
— Значит мне смерть так и так. — Лаудаев враз сник, посерел лицом и осунулся. Казалось, он сделался меньше размерами. — Нет, я ничего подписывать и подтверждать не буду. Убивайте.
— Выход у тебя есть один, — жестко произнес генерал, — подпишешь и подтвердишь на суде, если хочешь жить. До суда посидишь в одиночке, там тебя не достанет никто. После суда получишь новые документы и новое место жительство. Никто, даже наши, не будут знать, куда ты уехал и под каким именем. Это тебя спасет, поживешь еще в свое удовольствие.
— А гарантии?
— Гарантии? Гарантии дает патологоанатом, и то после вскрытия. А я сделаю то, что сказал. Понятно? Но я могу отпустить тебя сейчас.
— Понятно, — вздохнул Бауддин, подписывая протокол. — Нет, уж лучше в камеру, в одиночку — там меня не достанут.
Лаудаева увели, и Гринев принялся за второго, который тоже, в результате, подтвердил и подписал протокол. И, как первый, попросился в камеру, хотя и проходил по делу свидетелем.
Теперь необходимо допросить дочь губернатора и ее сожителя.
Инессу привели сразу же к нему в кабинет. Гринев сразу почувствовал высокомерие детей властьимущих родителей. Почему-то на ум пришла фраза: «ни кожи, ни рожи — одни амбиции». Инесса сразу же заявила:
— Где ваш начальник? И кто вы такой, что бы я с вами разговаривала?
Гринев сдержал себя.
— Я генерал Гринев, исполняющий обязанности начальника управления.
Инесса хмыкнула.
— Вот когда станешь начальником — папе позвонишь, может я с тобой и встречусь. Ты что о себе возомнил, Гринев? Папа не губернатор, но занимает не менее важный пост, пусть и в другом городе. Я тебя прощаю на первый раз. Уже генерал, а все еще идиот.
Она встала со стула и пошла. В дверном проеме «вырос» сотрудник.
— В камеру ее, обыскать с гинекологом и проктологом, — бросил резко Гринев.
«Подстилка кавказская, сучка обглоданная…. Ничего, тебе сейчас во все дырки заглянут, поубавиться спеси», — все не мог успокоиться Гринев, костеря ее про себя разными словами.
Через два часа помощник доложил, что Инессу обыскали, запрещенных предметов гинеколог и проктолог не обнаружили, протокол по всей форме составили. Видимо, она кое-что поняла, уже не матерится и не грозиться убить. Протокол по факту оскорбления, сопротивления и угрозы убийством сотрудников при исполнении то же составлен.
— Хорошо, давайте ее снова ко мне.
