— В альтруизм вы, надо полагать, не верите.
Копоть фыркнула.
— Альтруистом может быть светлый целитель, но не тёмный. Принцип работы не тот.
— Законы логики едины для всех. Или светлые целители не берут платы?
— Здорово тебя обработали, — снова вступила Луэн. — Ты ли это, рыжая?!
— Кажется, я поняла, в чём тут дело, — Реника неприятно усмехнулась. — Наша подруга попросту влюбилась в своего учителя.
— Думаешь? — Горка перевела взгляд с Тефари на Ренику и обратно. — Эй! Это правда?
— Я думаю, — сказала Непоседа голосом, в котором "пламенные" отзвуки стали заметно громче, — что наша смуглянка попалась в ловушку шаблонного мышления. Устэр — мой учитель, и притом настоящий мужчина. Чудо синеокое. Заглядываться на такого вполне естественно. Но даже если бы не существовало препятствия в лице Эйрас, я не так глупа, чтобы строить планы на человека, которого считаю вторым отцом. И который видит во мне дочь.
— Ты не виляй, — ничуть не впечатлённая, Реника продолжала усмехаться. — Ты просто ответь на прямой вопрос: влюбилась ты в него или нет?
— Слегка. Совсем немножко. Да, пожалуй, влюбилась. Но далеко не в такой степени, чтобы питать несбыточные надежды. Или, тем более, чтобы радикально поглупеть.
— Ха! Я была права.
— Знаешь, милая Копоть, — голос Тефари всё меньше напоминал человеческий; он уже не столько шипел, сколько гудел и рыкающе хлопал, словно большой костёр на ветру, — давай-ка, ответь нам с Луэн, не виляя: сама ты что, полностью равнодушна к Устэру?
Краска на смуглом лице Реники была почти незаметна, но магическое зрение Непоседы успешно ловило тончайшие изменения температуры. Капилляры расширились, и в тепловом диапазоне Копоть зарделась, точно раздутые угли в печи.
— Пусть на этот вопрос Луэн отвечает!
— На меня не смотрите, — со спокойной улыбкой сказала Горка. — Я — подкидыш. Для меня возможность иметь отца дороже, чем страдания от неразделённой страсти.
— Как по мне, — Тефари ненадолго прикрыла глаза, усмиряя внутренний огонь, — мы сейчас в чистом виде страдаем дурью. Кто в кого влюблён и насколько — это дела личные. А обсуждался вроде бы вопрос об отношениях иного плана.
Реника фыркнула кошкой.
— Рассудительный маг огня! Вот уж чудо так чудо!
— Копоть, прекрати, — Луэн посмотрела на смуглянку с терпеливым сочувственным раздражением. — Ты не очень-то красиво себя ведёшь. И, хуже того, не слишком умно. Если тебе нечего сказать по теме, лучше вообще молчи.
— Можно подумать, вам есть, что сказать! Всё равно как Эйрас скажет, так и будет. Её и Устэр слушается, не то, что мы, соплюшки недоделанные!
Почти выплюнув последнюю фразу, Реника развернулась и вылетела из комнаты Непоседы.
— Ну и ну. Луэн, ты лучше её знаешь. Давно она так?
— В первый раз. В Верхнем доме всё было тихо-мирно… и какая крыса её тяпнула?
— Не важно. Оставим эти театральные страсти, поговорим всерьёз. Ты сама-то уверена, что некроманты непременно потребуют с нас возврата долгов за свою науку?
— Если честно, не уверена. — Горка присела на краешек кровати рядом с Тефари. — С одной стороны, они гордятся осмысленностью всех своих действий. С другой, они понимают эту осмысленность так причудливо, что предсказывать их действия в более-менее длительной перспективе я бы не взялась. Да, Эйрас входит в число Великих магов… но не потому, что обладает какой-то запредельной мощью, хотя силы ей тоже хватает; она — Великая, потому что она думает не так, как обычные маги. Или даже как магистры. Видала, как она смотрела на нас за столом?
— Ещё бы. Взгляд матери, гордящейся успехами детей. Такое не забудешь.
— Вот. А детей не только подкидывают, лупят почём зря, держат в чулане или выгоняют из дома побираться. Нормальные родители своих детей со временем просто… отпускают. Встали на крыло? В добрый путь!
— Вот так просто?
— Почему бы нет? — Луэн повела рукой. — Как-то раз Эйрас разговорилась со мной на отвлечённые темы. И как бы между прочим вставила, что понятие долга перед родителями большинство воспринимает не так, как следовало бы. Воспитывая детей, родители не совершают выгодное вложение капитала, рассчитывая, что в старости забота вернётся к ним с накопившимися процентами. Зачиная новую жизнь, родители совершают акт дарения. Добровольный и безвозмездный, как вообще всякий истинный дар. При этом одни люди скупятся. Жизнь дитя получило? Ну и отлично, пинком под зад его! Третье лишнее, пусть о нём другие заботятся. Другие люди, напротив, щедры сверх всякой меры. Так родительская любовь становится оковами, удерживающими человека подле старшего поколения и в двадцать, и в тридцать, и в сорок лет…
— К чему ты это?
— Извини, увлеклась. Так вот, Эйрас полагает, что дети должны выплачивать родительский долг не родителям, а внукам. Таков естественный порядок вещей.
— О! То есть мы, кроме благодарности, ничего некромантам не должны, потому что получили из их рук дар. И если мы кому-то обязаны, то лишь нашим будущим ученикам.
— Вот именно. Но это, конечно, только предположения и благолепные абстракции. А как оно там завтра будет… увидим. Когда доживём.
"Сговорились они, что ли?"
Даже в одинаковых голубых хламидах Ордена Чаши ученицы были не похожи друг на друга. А уж теперь — подавно. Мы с Устэром не поскупились, приобретая для каждой комплекты оружия и походного снаряжения. Все трое получили по две мантии (обычная плюс "парадная"), дорожные костюмы и некоторую сумму на приобретение одежды и обуви на свой вкус. Но что именно следует одевать для похода в цитадель, мы не обговаривали. И теперь я могла созерцать результат.
Реника одела мантию тёмного целителя с узенькой синей полоской, свидетельствующей о сродстве с магией воды. При этом поверх мантии, точно символ вызова, она надела знак принадлежности к Ордену Чаши. Намётанный взгляд мог различить ещё один "аксессуар": парные стилеты, покоящиеся в потайных ножнах на предплечьях.
Луэн словно не в гости собралась, а на войну. Высокая и крупная от природы, она облачилась в тёмно-коричневые лосины, того же цвета кавалерийские сапоги, плотную и жёсткую куртку из чешуйчатой шкуры кларха; из-за широких — мужчине впору — плеч выглядывали рукояти парных тесаков, а с пояса свисали парные же кинжалы и длинный нож. В голенищах сапог — ещё по ножу и в качестве финального аккорда — упрятанная в специальный кармашек на воротнике гаррота.
В трёх словах: "Не подходи, убью!"
Тефари, однако, переплюнула обеих. В некотором роде. Похоже, все выданные ей деньги она потратила на один-единственный наряд. По покрою — почти обычное, чуть ли не консервативное выходное платье горожанки. Но его цвет и отделка заставляли искать взглядом ведро с водой, чтобы погасить этот ходячий пожар. Несмотря на то, что Непоседа пренебрегла мантией огненного мага, заявить о своём стихийном даре ярче было сложно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
