и четкими. Они напоминали сразу все вещи и лица, которые мне только доводилось видеть, - наброски, сделанные самой природой, которую здесь наделили мастерством гения.
2.
Немного освоившись, я осмотрелся вокруг. Тут был мир вечного рассвета. Вдали, над горизонтом, брезжила серебристая заря, хотя небо было темным, а землю заливал как бы свет хмурого дня. Трава шелестела под ветром и блестела от росы, воздух был свежим и сырым, а по склонам холмов бродили привидения.
Вначале я принял их просто за клочья тумана, потом понял, что это фигуры людей, одетых в шелк и серебро. Они были смутными, бесшумными, полупрозрачными, и их нельзя было толком рассмотреть, - но я, кажется, уже видел их где-то...
Я сосредоточился и через миг вспомнил. Во время полета сюда, при встрече с Хранителем Врат, когда наши сознания соприкоснулись, - всего на мгновение, - моё сознание словно стало алмазом, и я увидел... то, что всегда было внутри меня. Просто раньше я не верил этому, даже не мог вспомнить, но теперь, когда я увидел...
Да, это были души, - точно такие же, какими я представлял их в детстве, но только настоящие.
Теперь я, хотя бы отчасти, начал понимать, чем же на самом деле был мир Элари, - поставщиком душ для этого места, не рая и не ада, ибо они если и существовали, то вне всех мыслимых пределов мирозданий. Нет, - просто временное обиталище, - временное, пусть даже это время измерялось миллиардами лет.
Я зажмурился и сжал руками голову, пытаясь осознать и вспомнить. Да, если есть души, есть и Отец Душ, их Создатель, Бог, творец мира, - в этом не могло быть уже никаких сомнений. Правду говоря, всю свою сознательную жизнь я смеялся над теми, кто верил в это, но теперь, поняв, что ошибался, испытал не страх, а радость. Всё же, совсем неплохо узнать, что смерть не конец, а начало. Только...
Только создатель мира допустил одну чудовищную ошибку, - он не указал душам путь к нему. Здесь они не могли его найти, обреченные на бесконечные странствия в безднах чуждых пространств. Их обитатели по мере сил старались помочь им, дать хотя бы ту частицу обещанного бытия, на которую были способны... но они сотворили не рай, а своё представление о рае, весьма, как я уже понял, далекое от ожиданий людей. Мэйат двигали жалость и сострадание, и сотворенный ими мир был всё же лучше вечных скитаний в пустоте... но я вдруг вспомнил слова Вэру о пределе ужаса в мире, - когда мертвая сущность начнет менять живую, чтобы сделать её понятной для себя. Так было прежде, и бывало сейчас... но не всегда, и даже это было лучше смерти. Гораздо лучше.
Я ощутил дикую радость при мысли, что на самом деле смерти нет и я, если бы умер в этом мире, просто попал бы сюда, где мне было бы не лучше, но, во всяком случае, интереснее, чем в Твердыне. Но я и так попал сюда, - и не только душой, но и телом, - телом, на котором не было ни единого клочка одежды.
3.
Осознав это, я стыдливо сжался. Я видел одеяния душ, - одеяния, нераздельные от их тел, ибо суть здесь служила одеждой. А я... Я чувствовал, что мой вид здесь был чем-то кощунственным, вызывающим, противоестественным.
Я невольно перевел взгляд с тончайших кружевных арабесок неторопливо скользящих привидений на себя. К сожалению, зрелище было даже не жалкое, а вызывающее, - грязные и поцарапанные босые ноги, изгибы талии, живот, грудь, руки, - всё казалось исполненным чувственной силы, совершенно неуместной здесь. Хотя почему? В самом деле? Пусть даже я действительно жалел, что рядом нет такой же мокрой обнаженной девушки, с которой я мог бы заняться любовью и тем выразить переполнявшую меня радость, - что с того? Что в этом было непристойного? Разве непристойно быть красивым и желать продолжить красоту в своих детях? Или просто получить невинное удовольствие влюбленной пары?..
Я совершенно запутался. Я чувствовал, что изменился во время этого невероятного полета-сна. Я стал... не то, чтобы старше, но я выжил, соприкоснувшись с сутью Хранителя Врат, и Ньярлат больше не имел надо мной власти. А пережившего подобное уже нелегко чем-то смутить или испугать. И вообще, что может быть страшным, если нет смерти?..
Тут я увидел, что одна из призрачных фигур прекратила своё бесконечное движение и остановилась, - перед мной.
4.
Лишь через минуту я смог узнать Яршора. Тот слишком изменился, стал похож на свой портрет, - портрет, написанный очень хорошим художником. Черты, отмечающие его личность стали ярче, другие, напротив, поблекли. Но при том, его тело казалось сотканным из тончайшего серебряного света, сквозь множество оттенков которого просвечивала трава. Я не стал даже касаться его, - я и так знал, что протянутая рука не встретит никакого сопротивления. Конечно, мы не могли говорить друг с другом вслух. Но во мне, за броней стыдливо напряженных мышц, ещё плененная, таилась такая же сущность, и, когда Яршор заговорил, - я его понял.
5.
Это не было похоже на обычный разговор, скорее, на уже знакомый мне поток чувств, - удивление, растерянность, и, к моему удивлению, даже нечто вроде зависти. Но мы всё же могли понимать друг друга, - без помощи слов. Наши сознания соприкоснулись, но не соединились. Мы как бы слышали мысли друг друга, - но то, что таится за мыслями, непостижимая суть наших сознаний, оставалась для нас скрытой. В словах это звучало бы примерно так:
- Что же это за мир такой? - возмущался Яршор. - Я ведь никогда не верил в... в... в бессмертие души. Когда я умер... и остался жить, я страшно обрадовался, а потом... оно... оно было... я чуть не умер от страха... оно... коснулось меня... оставило на мне свой след... и потом... Тут нет ничего, - ни ада, ни рая, ни Бога. Они говорят, что всё это там, Снаружи, и мы все попадем туда, когда исчерпается мир... через триллионы лет. А раз так, то что изменилось? Мы