— Понятно. Вот где, наверное, пригодился его дар.
— Именно так. Говорит, что запоминает мелодию с одного раза… Я рассказал ему, каким ветром меня занесло. Он взял ноты и через день звонит: приходите. «Песня» ему знакома. Сочинение студента Ленинградской консерватории Белоцерковца. Имя не помнит. Учился на курс ниже Яснева. Еще говорит, это произведение было опубликовано в сборнике лучших студенческих работ в сороковом году. Получила какой-то приз на конкурсе. Поэтому он ее и запомнил. Но, по мнению Яснева, автор ее переработал.
— А остальные произведения?
— Никогда не слышал. Однако по стилю и мелодике похоже на Белоцерковца. Но… Вы представляете, Захар Петрович, Яснев утверждает, что буквально перед самой войной Белоцерковец погиб. Трагически…
— Автомобильная авария?
— Нет. Кажется, в драке. Не то утонул.
— Как же тогда он мог продолжать творить еще столько лет? Помните, «кохинор»? Записи ведь и им сделаны?
— Черт его знает! С другой стороны, Яснев говорит, что отдельные произведения — полная чепуха. Музыкальный бред, как он выразился. Как раз те, что записаны карандашом.
— Что-то подобное заметила еще Асмик Вартановна.
— Точно. И в Ленинграде говорил музыковед.
— Час от часу не легче. Может, Домовой уже давно умалишенный?
— Все может быть, все.
— Конечно, — усмехнулся я, — если автор погиб, а музыка продолжала создаваться, ожидать можно всего. Вы проверили показания Яснева насчет гибели Белоцерковца?
— Коршунов поехал в Ленинград, я отправляюсь туда завтра.
— Да, все дороги ведут в Рим…
— Кстати, Белоцерковец действительно учился у профессора Стогния. Был любимым учеником. Профессор очень переживал смерть любимца. Считал его своим преемником…
На следующий день Жаров уехал в Ленинград. Я не преминул связаться с Межерицким. Врач должен знать все…
Выслушав меня, Межерицкий сказал:
— Неужели у него этот синдром давно? Это мне путает карты…
— Почему?
— Если болезнь развивается уже долго — одна картина, если же недавно… Но откуда ремиссия?
— Бредовую музыку он мог написать по причине потери профессиональных навыков. Разучился же он играть.
— Да нет. Это из другой оперы. Руки могут утратить гибкость, пальцы — скорость. Это чисто механическое. Но бред есть бред.
Действительно, история подпольного жильца Митенковой приносила сюрприз за сюрпризом. Сведения, собранные Коршуновым и Жаровым в Ленинграде, подтвердили показания Яснева.
Павел Павлович Белоцерковец. Жил в Ленинграде. Отец перед войной занимал пост зампредседателя райисполкома. Павел единственный сын. С детства отличался исключительными музыкальными способностями. Закончил музыкальную школу наряду с общеобразовательной. В тысяча девятьсот тридцать восьмом году поступил в консерваторию к профессору Стогнию. Одновременно с композицией посещал класс фортепиано. В 1940 году на конкурсе лирической песни, проведенном ленинградской организацией композиторов, занял третье место. По партитуре «Песня», найденная среди нот у Митенковой, несколько отличалась от той, что была представлена на конкурс. Это выяснилось при сравнении с напечатанной в сборнике лучших студенческих работ.
Дальше шло совсем непонятное. За неделю до начала войны, 15 июня сорок первого года, Павел Белоцерковец почему-то оказался в городе Лосиноглебске, что в двух часах от Ленинграда. Там жил его однокашник по консерватории Геннадий Комаров. Предположения следователя оказались справедливыми: авторы писем, найденных у Митенковой, действительно хорошо знали друг друга. Между ними произошла ссора, окончившаяся дракой. В ней не то умышленно, не то по неосторожности Геннадий Комаров смертельно ранил Белоцерковца. Подробности пока выяснить не удалось. Родителей Белоцерковца в живых не оказалось. Судьба убийцы неизвестна. Город Лосиноглебск сильно пострадал во время войны. Его захватили немцы в первый месяц вторжения на советскую землю.
— Как это все связать с Домовым? — спросил я Жарова.
— Что у нас имеется? Произведения Белоцерковца. Во всяком случае, «Песня».
— Переработанная. Или неправильно списанная, — уточнил я.
— Вот именно. Я решил идти от такого предположения. Домовой — Комаров. Эта версия может быть подтверждена следующими фактами. Павел Белоцерковец убит. Мы запросили архив поискать уголовное дело. Его ведь возбудили…
— Возбудить-то возбудили, но сохранилось ли оно? Война. Столько лет прошло.
— Будем ждать ответа. Дальше. Допустим, убийство имело место. Сейчас трудно сказать, по каким мотивам. Главное — оно произошло. О том, что Белоцерковец был талантливым человеком, говорит третье место на конкурсе. Яснев утверждает то же самое…
— Но что вы хотите этим сказать?
— Не присвоил ли Комаров произведения своего однокашника?
— Но ведь они продолжали создаваться и после убийства, после войны даже.
— А может, он, то есть Комаров, он же Домовой, просто-напросто переписал их своей рукой. А потом кое-что и присочинил в том же духе. Вернее, пытался. Но получилась чепуха, музыкальный бред…
— Погодите, Константин Сергеевич. Могло ли быть к моменту убийства у Белоцерковца уже столько сочинений? Ему ведь едва минуло двадцать лет. А тут — этюды, сонаты, даже симфония.
— Вполне, — авторитетно заявил следователь. — Моцарт свое первое произведение написал, будучи совсем ребенком. Рахманинов почти пацаном создавал зрелые работы. У него есть, например, «Юношеское трио». Это грандиозное сочинение. Не помню, где я читал, что музыка и шахматы — сродни. Дарование в этой области может проявиться очень рано. Не нужен жизненный опыт, как, предположим, в писательском деле. Если Белоцерковец талант, а почему бы и нет, то ничего удивительного, что он столько насочинял… Жаль, такой талант погиб.
— Все это очень интересно. И про Моцарта, и про Рахманинова, и про музыкальный талант. А вдруг завтра выяснится, что Комаров жив? Или получил срок и потом умер? Еще раз, не забывайте, была война… Если Домовой не Комаров? Может, другой какой знакомый Белоцерковца. Узнал, что Павел погиб. Война, блокада. Вот он, воспользовавшись заварухой, и присвоил себе его произведения, а? Сам-то композитор убит.
Жаров задумался. Потом сказал:
— Помните, я высказал предположение, когда мы спорили, кого любила Митенкова, что она отдавала предпочтение Геннадию. То есть Комарову. Убийство Павла. К кому он приползет прятаться? К любимой девушке. Мне кажется, другого мнения быть не может.
В его словах была логика. Я не стал возражать.
