— Ты хочешь сказать, что вы создали его? — спросил Джейсон.
— Именно это я и хотел сказать, — отвечал Стэнли.
— И какова же ваша конечная цель?
— Мы не знаем, — сказал Стэнли.
— Не знаете? Вы его строите…
— Уже нет. Теперь он взял управление на себя. Он говорит нам, что делать.
— Какой в нем прок? — спросил Красное Облако. — Он не может двигаться. Он ничего не может делать.
— У него есть цель, — упрямо возразил робот, — У него должна быть цель…
— Погоди-ка, — прервал Джейсон. — Ты хочешь сказать, что он управляет своим собственным строительством? Что он говорит вам, как его строить?
Стэнли кивнул:
— Это началось лет двадцать или больше назад. Мы с ним говорили.
— Говорили с ним? Как?
— С помощью распечатки. Как с древним компьютером.
— Значит, в действительности вы построили огромный компьютер.
— Нет, не компьютер. Это робот. Как мы, но с той лишь разницей, что из-за своих размеров он не может двигаться.
— Бессмысленный разговор, — произнес Красное Облако. — Робот — это только ходячий компьютер.
— Между ними существует различие, — мягко сказал Джейсон. — Именно это, Гораций, ты отказывался понимать. Ты считал робота машиной, но это биологическое понятие, выраженное механическими средствами…
— Ты играешь словами, — сказал Красное Облако.
— Не думаю, что мы к чему-нибудь придем даже в самом добродушном споре, — вмешался Джон, — В сущности, мы пришли не для того, чтобы узнать, что тут строится. Мы пришли, чтобы выяснить, как отнесутся роботы к возможному возвращению миллионов людей на Землю.
— Я могу вам сказать, — ответил Стэнли, — С некоторым опасением. Люди заставили бы нас опять служить себе, или же, что еще хуже, мы бы им вовсе не понадобились. Некоторые из нас, возможно, были бы рады снова оказаться в услужении, ибо все эти годы мы жили с ощущением, что никому не нужны. Некоторые из нас приветствовали бы старое рабство, ибо оно никогда не было настоящим рабством. Но я полагаю, что большинство все же чувствует, что мы вступили на путь, приближенный к судьбе человечества. По этой причине мы бы не хотели, чтобы люди вернулись. Они стали бы вмешиваться, они не смогли бы не вмешаться; их разум так устроен, что они не могут не вмешаться, даже если дело касается их весьма отдаленно. Но решение мы не можем принять самостоятельно. Решение входит в компетенцию Проекта…
— Ты имеешь в виду монстра, которого вы построили, — проговорил Езекия.
Стэнли, который все это время стоял, медленно опустился в кресло. Он повернул голову и в упор посмотрел на Езекию.
— Ты не одобряешь? — спросил он. — Ты не понимаешь этого? Я-то думал, что ты поймешь скорее всех.
— Вы совершили святотатство, — сурово ответил Езекия. — Вы возвели здесь нечто отвратительное. Вы задумали возвыситься над своими создателями. Я провел много одиноких, страшных часов, размышляя, не совершаем ли мы, я и мои помощники, святотатство, посвящая свое время и все усилия задаче, которой должны были бы посвящать себя люди, но мы, по крайней мере, все же трудимся на благо человечества…
— Прошу вас, — сказал Джейсон, — давайте не будем сейчас обсуждать это. Кто вправе судить чьи-либо действия? Стэнли говорит, что решать будет Проект…
— Да, Проект, — сказал Стэнли. — Он обладает большим объемом знаний, чем любой из нас. Долгие годы мы собирали данные и вводили их в его память. Мы отдали ему все знания, которые нам посчастливилось добыть. Он знает историю, философию, естественные науки, искусство. А теперь он самостоятельно пополняет эти знания. Он беседует с чем-то, находящимся очень далеко в космосе.
Джон резко выпрямился.
— Как далеко? — спросил он.
— Мы точно не знаем, — ответил Стэнли. — Нечто, как мы полагаем, расположенное в центре Галактики.
Глава. 21
Он ощутил острую тоску существа в лощине, отсутствие чего-то, к чему оно стремилось, и несказанную муку. Он остановился так резко, что шедшая за ним Вечерняя Звезда наткнулась на него.
— Что там? — прошептала она.
Он стоял неподвижно и молчал. Из лощины на него накатила волна чувств — безнадежность, сомнение, страстное желание. Деревья стояли неподвижно и молчаливо, и на мгновение в лесу все притихло — птицы, зверьки, насекомые. Ничто не шелохнется, ничто не зашуршит, словно вся природа затаила дыхание, прислушиваясь к существу в лощине…
— Что такое? — спросила Вечерняя Звезда.
— Оно страдает, — сказал он. — Разве ты не ощущаешь страдание?
— Нельзя ощутить чужое страдание, — проговорила она.
В ничем не нарушаемой тишине он медленно двинулся вперед и обнаружил его: безобразный клубок червей, припавший к земле у валунов под склонившейся березой. Но не клубок червей он видел, а слышал крик отчаянной тоски; что-то в его мозгу перевернулось, и мысленно он настроился на неведомый зов.
Вечерняя Звезда отпрянула, наткнулась на корявый ствол дуба, росшего у тропинки, и сползла по нему вниз. Клубок червей продолжал шевелиться, черви ползли друг через друга, и он весь кипел каким-то непонятным, бессмысленным возбуждением. Потом из этой бурлящей массы донесся крик радости и облегчения — беззвучный крик, смешанный с чувством сострадания и силой, не имевшими никакого отношения к клубку червей. И над всем этим расстилалось, словно покров надежды и понимания, то, что говорил — или пытался, но не мог сказать — огромный белый дуб; и в ее мозгу, подобно цветку, разбуженному солнцем, раскрылась вся Вселенная. На мгновение она ощутила (не увидела, не услышала, не поняла — все это оказалось за пределами простого зрительного восприятия и понимания) Вселенную целиком, от самого ее ядра до краев: ее механизм и цель существования, место всего, что несло в себе дыхание жизни.
Всего одно мгновение, кратчайший миг знания, а затем снова неведение; опять она стала сама собой, съежившейся у подножия дерева, ощущающей спиной грубую кору толстого дуба. А рядом на тропинке стоял Дэвид Хант, и извивающийся клубок червей излучал, казалось, божественный свет, такой яркий, и сверкающий, и невероятно красивый. В ее мозгу опять и опять звучал тот крик, но значения его она понять не могла.
— Дэвид, — вскрикнула она, — что произошло?
Ибо произошло нечто великое, она это знала и была растеряна, хотя к ее растерянности примешивались счастье и изумление. Она сидела на корточках, прижавшись спиной к дереву, и над ней словно склонилась Вселенная, и она почувствовала твердое прикосновение рук, которые ее подняли, и она оказалась в объятиях Дэвида и прижалась к нему, как еще никогда в жизни ни к кому не прижималась, радуясь, что он рядом с ней в этот великий, она чувствовала, момент ее жизни, ощущая себя в безопасности в его сильных, крепких руках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
