в «фургоне для убийства» и наконец где-то остановились. Но тут зазвонил телефон Лютера, и меня оставили ждать. И ждать. И ждать.
Серьезно. Я уже начал желать, чтобы он просто вернулся и закончил это дело, потому что все это ожидание смерти могло довести меня до сердечного приступа.
К счастью, в фургоне не было жарко. Двигатель все еще работал на холостом ходу, а у того, кто сидел впереди, явно работал кондиционер, так что меня хотя бы не оставили здесь свариться до смерти. Хотя, если подумать, такая судьба была бы более милосердной, чем та, что уготовил мне Лютер. Его стиль был хорошо известен — два выстрела в грудь и один в голову, если только он не хотел сделать из кого-то пример, а историй о пытках и кровопролитии, которые я слышала, было более чем достаточно, чтобы вызывать у меня кошмары с тех пор, как он впервые пригрозил мне этим. И мне казалось чертовски вероятным, что он захочет сделать пример из человека, который нарушил заключенную с ним сделку, как это сделала я. Не то чтобы у меня когда-либо был выбор в этом вопросе. В любом случае, я устала от этого ожидания.
Я была готова встретиться лицом к лицу с судьбой, смириться с ней и просто умереть.
Звук открывающейся двери фургона вызвал у меня приступ страха, мои глаза резко распахнулись, и я обнаружила там двух здоровенных ублюдков, покрытых татуировками и выглядящих как злая версия Твидл Дум и Твидл Ди (Прим. Персонажи из книги Алиса в стране чудес).
О, черт. Я не хочу умирать. Не обращайте внимания на мое последнее заявление, вселенная, потому что я не закончила с этой жизнью, какой бы чертовски жалкой она ни была. Моя задница слишком хороша, чтобы гнить в какой-то могиле в лесу, а сиськам нужно больше хорошего в жизни. Я никогда не ухаживала за ними как следует, но я могла бы чаще носить лифчики, быть более заботливой хозяйкой своего тела, если бы мне просто позволили продолжить жить в нем.
Мясистая рука потянулась ко мне, в то время как другой чувак направил большой толстый дробовик прямо мне в голову.
Я пошевелился, борясь с желанием закричать и оценивая все, что было в моем распоряжении. Я не была связана. И я была быстра. Если бы я только смогла придумать какой-нибудь план побега, то смогла бы сбежать. Я умела бегать. Чертовски хорошо. Так что именно это я и собиралась сделать.
Я прищурилась от яркого света снаружи фургона, подняв руку, чтобы прикрыть глаза, когда потная ладонь сомкнулась на моем запястье и начала тянуть меня за собой. Дробовик ткнул меня в поясницу, и я судорожно вздохнула, пытаясь сориентироваться.
Черт.
Мы были высоко на утесе, морской воздух поднимался над обрывом и откидывал мои волосы влево, пока мы шли. Мое сердце забилось еще быстрее, когда я узнала место назначения.
Мы находились на «Перевале Дьявола». На том самом утесе, где мои мальчики, став «Арлекинами», стояли надо мной и толкнули меня в грязь. На том самом месте, где они разбили мое сердце и отослали меня прочь. На том самом месте, где моя некогда совершенно несовершенная жизнь подошла к концу прямо перед тем, как меня бросили на произвол судьбы.
Дробовик ткнули мне в спину чуть сильнее, и я не удивилась, обнаружив, что меня ведут к маленькой хижине, стоявшей сразу за линией деревьев.
Теперь мой пульс заколотился еще яростнее, потому что я не хотела туда заходить. Не потому, что я была уверена, что внутри меня ждет смерть, а потому, что там также скрывался призрак. Последняя частичка той девушки, которой я была. Это место хранило воспоминания о том, как я ждала своих мальчиков, когда всем сердцем верила, что они вернутся за мной. В прошлый раз я была настолько уверена в их любви, что мысль о том, что произошло дальше, никогда бы даже не пришла мне в голову.
Эта трава, по которой я ступала, хранила вкус того времени, когда мы в последний раз были вместе впятером. И, без сомнения, мои слезы оросили ее и стали частью самого утеса. Однажды я уже умерла здесь, и, похоже, Лютер решил притащить сюда оставшуюся часть меня, чтобы закончить работу.
Я вошла в маленькую лачугу, вспоминая, как дождь просачивался сквозь крышу и капал на меня. За десять лет это место еще больше обветшало, а запах сырости пропитал все вокруг.
Лютер сидел на табурете, который, как я догадалась, он принес с собой, потому что он выглядел новым, прочным и чистым, в отличие от всего остального здесь.
Перед ним в центре прозрачного полиэтилена стоял еще один табурет, и у меня перехватило горло, когда я была вынуждена тащить к нему свою задницу.
Полиэтилен скрипел под моими босыми ногами, и я задумалась, действительно ли его хватит, чтобы задержать в себе каждую каплю крови из моего тела? Может быть, Лютер подожжет это место, когда закончит разделывать меня. Просто чтобы убедиться, что от меня не осталось и следа.
Моя задница опустилась на табурет, и на меня вдруг накатила волна спокойствия. Я не знала, что это было и почему, но мой страх просто растаял. Я догадалась, что мое тело смирилось с судьбой. Вот и все. Я оказалась здесь по его милости и не могла сделать ничего другого, кроме как принять ее, и я хотела уйти сильной, если это действительно конец.
Я вздернула подбородок, когда двое громил повернулись и ушли, а Лютер хранил молчание, пока за ними не закрылась дверь.
— Кажется, нам с тобой давно пора поболтать, Роуг Истон, — медленно произнес он, протягивая руку к своей сумке, которая лежала у его ног, и заставляя мой взгляд следить за его движениями. Я нахмурилась, когда он вытащил из нее две банки и бросил одну мне.
Я поймала ее автоматически, в замешательстве посмотрев на банку холодного лимонада, прежде чем снова поднять взгляд на него.
— Я думаю, мы можем попробовать сделать это по-хорошему, — объяснил Лютер, открывая свой напиток. — Но если это не сработает, тогда, я полагаю, ты знаешь, что будет.
— Ты хочешь сказать, что, возможно, не убьешь меня? — Спросила я, проводя пальцем по крышке холодной банки.
— Возможно — это громкое слово в подобной ситуации, тебе не кажется?
Я кивнула, потому что, черт возьми, да, так оно и было. Три секунды назад я была мертвее мертвого, а теперь у меня был лимонад и
