Соклей уставился на него.
— Я и не знал, что ты проснулся.
— Да, проснулся. — Менедем посмотрел через пирс на темную массу домов, лавочек и храмов, из которых состоял город Кротон.
— Боишься, как бы не появился Гиппариний с армией головорезов? — спросил Соклей.
— С армией головорезов и с гончей, отведавшей крови павлина. — Хотя Менедем произнес это легкомысленным тоном, но Соклей сомневался, что он шутит.
Поэтому его не удивило, что Менедем принялся трясти моряков, чтобы их разбудить.
— Давайте, ребята, — говорил он, — чем скорее мы выйдем в открытое море, тем лучше.
— Кто так сказал? — зевая, поинтересовался сонный моряк.
— Твой капитан, вот кто, — ответил Менедем.
— И твой тойкарх, — добавил Соклей, присовокупив свой обол к драхме авторитета двоюродного брата.
Диоклей сел на банке, на которой спал.
— И твой келевст, — сказал он.
Формально он был ниже чином, чем Соклей, но для моряков его слово имело больший вес.
«Афродита» благополучно покинула Кротон: Гиппариний так и не появился, ни один, ни в компании головорезов.
— Наилучшие прощальные пожелания городу — и пусть склюют вороны и Гиппариния, и его голодную гончую! — весело сказал Менедем.
Ветер продолжал менять направление: дул то с севера, то с северо-запада. При северо-западном ветре «Афродитой» было легко управлять, но всякий раз, как он менялся на северный, Менедему приходилось лавировать, прокладывая курс зигзагом, ловя ветер сперва с одной стороны, потом с другой. С натужными возгласами моряки перекидывали рей до тех пор, пока он не поворачивался на четверть румба и парус не наклонялся навстречу ветру. То была медленная работа, и вряд ли тут можно было говорить о точном курсе.
— Надеюсь, мы заметим Каллиполь, когда окажемся неподалеку, — сказал Соклей.
— Пока я веду судно на северо-восток, я где-нибудь да наткнусь на материк, — ответил Менедем. — А потом мы сможем пойти вдоль берега, пока не достигнем острова.
— Наверняка существует способ точнее находить путь в море, — заметил Соклей. — Другое дело, что он нам не известен.
— Если бы ты его знал, ты стал бы богачом на зависть Крезу. Все капитаны в мире купили бы у тебя эти сведения.
— Купили бы или попытались украсть. — Соклей указал на север. — Смотри, те облака надвигаются.
— Думаю, в конце концов они перестанут просто шляться вокруг да около, — грустно проговорил Менедем. — И когда они наконец закроют солнце, я вообще перестану толком понимать, куда же мы плывем. Вот еще один минус плавания в открытом море, откуда не видно земли.
— Во время последнего такого перехода мы чуть не потонули в шторм, — заметил Соклей. — Хотел бы я знать, не оскорбил ли ты невольно одного из богов.
Он сказал это шутя, и все равно Менедем сплюнул в подол туники, а Диоклей потер свое отводящее беду кольцо.
— Не следует говорить таких вещей, — пробормотал келевст достаточно громко, чтобы его услышал Соклей.
Вскоре начался дождь. Когда Соклей посмотрел туда, где, как он полагал, находится северо-восток, он не многое смог там разглядеть. Пожалуй, даже неплохо, что они сейчас далеко от земли: при такой плохой видимости ему вовсе не хотелось найти землю в самом неожиданном месте.
Менедема, должно быть, тревожили похожие мысли.
— Аристид, иди на нос! — велел он. — Ты ведь у нас самый зоркий.
— Хорошо, шкипер. Но вряд ли где-то рядом есть берег, — ответил моряк.
— Я тоже так не думаю. Но не хочу нарваться на неприятный сюрприз, — ответил Менедем. — Кроме того, ты сможешь присматривать за рыбачьими лодками и торговыми судами. В такую погоду на пути может внезапно появиться что угодно, и опомниться не успеешь.
Аристид кивнул.
— И то правда.
Он двинулся к баку.
Соклей сморгнул: дождь бил ему прямо в глаза. Он ничего не мог толком рассмотреть, и это навело его на мысль.
— А может, заодно также послать на нос еще кого-нибудь с лотом?
— Ты прав, это не помешает, — согласился Менедем и отдал необходимые распоряжения.
Грузило упало в море, и вскоре моряк, державший лот, крикнул:
— Нет дна на расстоянии ста локтей!
— Мы все еще на середине залива, — пробормотал Менедем. И крикнул; — Спасибо, Никодром!
Моряк помахал, чтобы показать, что слышал.
Дождь лил весь день. Со слегка намокшим парусом работать было легче, чем с сухим: вода пропитывала ткань, и ее уже не продувал насквозь ветер. Но сильно намокший парус становился слишком тяжелым, чтобы надуваться. Он почти безжизненно свисал с рея, словно выстиранное белье с ветви оливы.
Менедем посадил людей на весла, чтобы «Афродита» продолжала плыть.
— Определяешь курс по ветру? — спросил Соклей.
— А ничего другого мне сейчас и не остается, — ответил Менедем. — Если ветер будет продолжать дуть слева, а не прямо в лицо, мы не можем слишком сильно сбиться с курса.
— Звучит разумно, — сказал Соклей.
«Однако далеко не все, что звучит разумно, оказывается верным», — добавил он про себя и пожалел, что ему в голову пришла такая мысль.
Настоящий шторм так и не разразился. Волнение на море было небольшим, вот только все время шел дождь — раздражающий моросящий дождь, напоминавший о том, что сезон мореплавания вот-вот закончится. И впрямь пора было отправляться домой.
Темнота наступила раньше, чем ожидал Соклей. Дождь все лил и лил, отчего в ночи казалось еще неуютней и тоскливей, чем в сухую погоду.
— И как мы будем спать? — спросил Соклей.
— Завернись в гиматий, как египетская мумия, — сказал Менедем. — Укройся с головой, тогда не промокнешь.
— Да уж конечно — пока гиматий не промокнет насквозь, — ответил Соклей.
— К тому времени ты уже уснешь и ничего не заметишь, пока не настанет утро.
Менедем говорил в своей обычной манере — как будто у него имелись ответы на все вопросы.
А поскольку у Соклея своих ответов не было, он попытался последовать совету двоюродного брата. Некоторое время юноше казалось, что ему это удается: толстая шерсть гиматия неплохо отталкивала воду. Он как раз начал по-настоящему засыпать, когда заметил, что промок. Это разбудило Соклея, и он потратил немало времени, чтобы снова заснуть. В паре локтей от него храп Менедема легко заглушал шум дождя — что тоже отнюдь не способствовало отдыху.
* * *
Когда Соклей проснулся на следующее утро, все еще шел дождь. Соклей почувствовал, что почти задохнулся в мокрой шерсти, распутал плащ, сел и протер кулаками глаза, пытаясь убедить себя, что это просто кошмарный сон. Не преуспев в своих усилиях, он безропотно приготовился к долгому мокрому дню.
