— Вы, сукины сыны! Вы, широкозадые ублюдки, пожиратели грязи! — куда громче, чем Менедем расхваливал достоинства своего шелка, вина или благовоний, — другими словами, достаточно громко, чтобы заглушить все остальные голоса на агоре.
— Ого! — тихо проговорил Соклей.
Он был искренне изумлен.
Они с Менедемом не раз размышляли на досуге, что же случилось с вороватым наемником Алексидамом. Теперь они это выяснили. И хотя Соклей всегда стремился к знаниям, в данном случае он предпочел бы остаться в неведении.
— Вышвырнули меня со своего вонючего судна, вот как? — закричал Алексидам еще громче. — Оставили меня на съедение варварам, да?
При нем не было копья, но он вытащил меч и ринулся к своим обидчикам.
У Соклея меча не было. У Менедема тоже.
Два других моряка с акатоса также не захватили с собой оружие — ведь они направлялись не к варварам, а в город, населенный эллинами. Спрашивается: если уж не там, то где же тогда вообще можно чувствовать себя в безопасности?
«Нигде», — пронеслось в голове Соклея.
— Остановите его. — воскликнул кто-то.
Но никто, казалось, не горел желанием заступить дорогу Алексидаму. Да и какой безоружный человек захочет попытаться остановить того, у кого в руке — меч, а в глазах — жажда убийства?
«К тому же все вокруг слышали выкрики Алексидама и наверняка поняли, что у него имеются веские причины для мести…»
Иногда Соклею хотелось, чтобы он не умел становиться на точку зрения другого.
— Всего хорошего, — сказал житель Каллиполя, который только что торговался с Менедемом.
Его отступление было таким стремительным, что ему позавидовал бы спринтер на Олимпийских играх или на любом другом спортивном празднике.
Когда Соклей оглянулся, чтобы попросить помощи у Аристида и Телефа, он не увидел последнего — и выругался себе под нос. Мало того что этот парень спотыкается на ровном месте, так он еще и убегает, когда пахнет бедой. Ну и скатертью ему дорога!
— Сукины дети! — снова взревел Алексидам. — Никчемные катамиты!
Когда взбешенный наемник ринулся к ним через агору, у Аристида сделался такой вид, будто он готов был кинуться вслед за Телефом. Коли уж на то пошло, у Менедема тоже. Двоюродный брат Соклея был знаменитым бегуном и не раз выигрывал забеги на короткие дистанции.
«Я бы тоже не прочь убежать, — подумал Соклей. — Но меня он наверняка догонит. А умереть от удара в спину недостойно настоящего мужчины».
Откровенно говоря, Соклей вообще не хотел умирать.
И, поскольку бегство все равно бы его не спасло, он наклонился, поднял с земли камень и изо всех сил швырнул его в Алексидама. Если бы Соклей промахнулся, ему пришлось бы плохо — однако об этом он подумал уже потом.
Но в тот момент Алексидам был всего в трех или четырех шагах от него, и Соклей едва успел вообще-то что-то сделать. Камень попал наемнику прямо в нос. От хлюпающего звука удара у Соклея все перевернулось в животе. Кровь хлынула из плоского перебитого носа, уже украшенного шрамом. Алексидам оглушительно взревел от боли. Он продолжал идти, но его руки — в одной из которых он по-прежнему сжимал меч — поднялись к лицу.
Менедем прыгнул на него.
Соклей вывернул правую руку наемника и выхватил из нее меч; Аристид присоединился к потасовке.
Втроем они быстро справились с наглецом. Помогая удерживать Алексидама на земле, Соклей слышал вокруг разговоры жителей Каллиполя.
— Не следует ли их схватить? — спросил кто-то.
— Не вижу причин, — ответил другой местный. — Они только защищались. Насколько я видел, на них напали без всякой причины.
Соклей почувствовал немалое облегчением, услышав, что остальные соглашаются с этим человеком.
Третий местный сказал:
— Если воин и правда считал, что с ним нечестно обошлись, ему следовало отвести обидчиков к судье, а не пытаться их зарезать.
Это вызвало новые одобрительные возгласы.
— Этот детина ведет себя так, будто он италиец или дикий кельт! — добавил какой-то парень.
— Я и не подозревал, что ты умеешь так метко бросать камни, — сказал Менедем, и Соклей, перестав прислушиваться к разговорам вокруг, ответил:
— Я и сам этого не подозревал.
Менедем рассмеялся.
— У меня не было выбора, — продолжал Соклей. — Если необходимо — бросай! — То было перефразированием гомеровского «Если необходимо — беги!».
— Понятно. — Судя по улыбке Менедема, он сразу узнал цитату и признал кроющуюся в ней истину. — Забери-ка меч этого типа, Аристид. Не хватало еще, чтобы оружие снова попало к нему в руки.
— Да уж, — согласился впередсмотрящий. — Но, боюсь, этому парню никогда уже не быть красивым, его нос похож на раздавленную свеклу.
— Какая жалость! — одновременно ответили Соклей и Менедем.
Менедем добавил:
— А куда исчез этот бесстыжий трус Телеф? Ради всех богов, я вышвырну его с корабля.
Прежде чем Соклей успел ответить, на ближайшей улице поднялся шум и гам и Телеф вновь появился на агоре во главе дюжины моряков, вооруженных кто чем. Телеф помедлил, огляделся по сторонам, понял, что случилось, — и скроил такую рожу, что выражение его лица сделало бы честь любой комической маске.
— Так я вам уже не нужен! — возмущенно сказал он.
— Теперь уже нет, — гневно ответил Соклей. — Но в любом случае спасибо, что привел помощь.
— А я все-таки думаю, он сбежал, — потихоньку пробормотал Менедем, но громко говорить этого не стал, потому что Телеф быстро вернулся, да и подкрепление, которое он привел, могло оказаться полезным.
— Что сделаем с Алексидамом? — спросил Аристид.
— Для начала вытащи кинжал из ножен на его поясе, — велел Соклей.
После того как Аристид выполнил его приказ, он сказал:
— Послушай, Алексидам…
— Пошел ты к воронам, вонючий сын шлюхи! — Голос Алексидама звучал приглушенно — наверное, наемник не мог как следует дышать, поскольку нос у него был расквашен. — Ты искалечил меня. Пусть тебя навечно проклянут боги!
— Они проклянут тебя, потому что ты вор, — парировал Соклей. — Я тебе это однажды уже сказал, и лучше бы ты меня тогда послушал. А теперь отвечай: если мы отпустим тебя, ты оставишь нас в покое?
Последовала долгая тишина, нарушаемая лишь хлюпающими звуками: когда наемник втягивал воздух через разбитый нос.
Наконец он спросил:
— А разве я могу ответить «нет»?
Вместо Соклея ответил Менедем:
— Очень советую тебе искренне сказать «да». В противном случае мы вполне можем перерезать тебе глотку и принести тебя в жертву, чтобы вымолить попутный ветер: если помнишь, именно так поступил Агамемнон со своей дочерью, прежде чем отплыл к Трое.