Переходя к обсуждению более широкой темы, Эйзенхауэр категорически заявил, что "оборона страны — не военная акция. Военные дела составляют ограниченный сектор". Если расходы на вооружение будут сохраняться на нынешнем уровне, "тогда нам придется предложить резкое сокращение расходов в других областях", таких, как пенсии ветеранам, социальное страхование, дотации фермерам. Эйзенхауэр также предупредил Кабинет: "...любое представление о том, что бомба — это самый дешевый способ разрешения противоречий, абсолютно неверно. Такая точка зрения не принимает во внимание... реальные последствия для наших союзников. Для любого жителя Западной Европы слабым утешением будут уверения, что после захвата его страны, когда он будет продолжать собирать ромашки, найдется кто-нибудь еще живой, способный сбросить бомбу на Кремль"*18.
Вскоре после вступления на пост президента у Эйзенхауэра состоялся телефонный разговор с Брэдли о положении в Корее. Положив трубку, он повернулся к Энн Уитмен и сказал: "Я только что получил хороший урок". Брэдли в разговоре назвал его "господин Президент", хотя до этого в течение многих лет, обращаясь к нему, говорил "Айк". Эйзенхауэр сказал Энн, что этот разговор потряс его и заставил понять: на весь период пребывания в Белом доме он "будет отделен от всех других людей, в том числе и старинных, лучших друзей. Теперь я буду еще более одинок, чем тогда [во время войны]"*19.
Для того чтобы преодолеть это чувство одиночества, Эйзенхауэр еще более, чем прежде, сблизился со своей женой. Они почти всегда ужинали в Западной гостиной вместе с матерью Мейми, г-жой Дауд, которая тоже жила в Белом доме. Вечерами, когда Айк занимался рисованием, Мейми обычно сидела рядом с ним — читала или отвечала на письма. Отпуск они проводили вместе: зимой в Аугусте, а летом в Колорадо. Поздней зимой 1953 года, после первого посещения Мейми президентской резиденции в Катошинских горах в штате Мэриленд, которую Рузвельт назвал Шангри-Ла, она заявила, что ноги ее не будет в этом грубом запущенном доме до тех пор, пока его не модернизируют. Однако в бюджете Белого дома средства для этого не были предусмотрены. Один из сотрудников Белого дома просветил Мейми: поскольку функционирование резиденции обеспечивается за счет средств военно-морского флота, он, вероятно, сможет заплатить и за переоборудование. Мейми ответила: "Думаю, что я намекну об этом главнокомандующему". Намек был понят, и работу выполнили. Эйзенхауэр дал новое название этой загородной резиденции по имени своего внука Дэвида — Кэмп-Дэвид. Бесчисленное количество уик-эндов Айк и Мейми проводили в горах, пока не была переделана ферма в Геттисберге*20.
Сын Айка, его невестка и внуки также помогали ему сохранять некоторое подобие нормальной жизни. Джон и Барбара оставались в Белом доме некоторое время после инаугурации; Айку нравилось, что они были рядом, и им это тоже нравилось. Утром 22 января Мейми обнаружила Барбару сидящей на кровати с пологом в спальне для почетных гостей и поглощавшей свой завтрак. Мейми засмеялась, глядя на нее. Барбара сказала, что она "никогда не будет ближе к небесам, чем в этот самый момент"*21. В последующие месяцы и годы Барбара вместе с детьми часто навещала родителей к большому удовольствию Айка, и это укрепляло его чувство в том, что Белый дом был настоящим домом, а не только местом пребывания президента.
Но ни Мейми, ни семья не могли полностью удовлетворить потребность Айка в дружбе и друзьях. Мейми редко просыпалась раньше 10 часов. Она обычно просматривала газеты, интересовалась распродажами по сниженным ценам продуктов, одежды и сувениров, иногда заказывала что-то по телефону. "Я считаю, — говорила она вполне серьезно, — что каждая женщина после пятидесяти должна оставаться в постели до полудня"*22. Она внимательно контролировала работу обслуживающего персонала Белого дома, брала в свои руки организацию приемов, определяла меню, выбор цветов и рассадку гостей. "У меня только одна профессия, ее название — Айк", — повторяла она часто. Но на самом деле она всегда была настолько занята, не говоря уж о занятости мужа, что они редко видели друг друга в течение дня. У Джона была собственная карьера — вскоре после инаугурации он возвратился в Корею, в расположение передовых частей, а Барбара и внуки жили в штате Нью-Йорк. Мейми никогда не играла в гольф, она отказалась и от игры в бридж с Айком из-за крика, с которым он реагировал на каждый ее неверный ход.
К счастью, у него были друзья, которые разделяли его любовь к гольфу и бриджу. И кроме того, они были преданы ему. После его выборов всей компанией они собрались вместе и решили, что будут в распоряжении Президента в любой момент, когда ему захочется сыграть партию в гольф или бридж. Несмотря на то что это были занятые люди, имевшие собственные крупные дела, они считали: поскольку именно их уговоры повлияли на его согласие стать президентом, они просто обязаны отдать ему все, что могут — главным образом свое время и свою дружбу. И за все восемь лет они ни разу не отказали ему в просьбе. Энн могла позвонить им утром по телефону и сказать, что ее босс хочет сыграть партию, и они немедленно летели в Вашингтон, а случалось, и в Англию или в другую европейскую страну.
Айк сказал Слейтеру, что его особенно восхищает готовность друзей появиться в Вашингтоне в любой момент, поскольку его самые хорошие партнеры и противники в Вашингтоне — демократы. Он с удовольствием играл с председателем Верховного суда, с сенатором Саймингтоном и многими другими, кого он знал в столице в течение многих лет, опасался он лишь того, что, если будет продолжать играть с ними, "некоторые республиканцы могут этого не понять"*23.
В своих мемуарах Айк высоко оценил преданность своих друзей. "Это люди большого благоразумия, — писал он, — люди, которые уже достигли успеха в своей жизни, но ни разу не сделали попытки извлечь какую-либо выгоду из нашего общения. Мне чрезвычайно трудно выразить, насколько ценной для меня была их дружба. Каждый человек получает удовольствие от общения со своими друзьями. В определенные моменты президенту такие друзья необходимы более, чем что-либо другое"*24.
В середине февраля из Нью-Йорка на уик-энд приехали Робинсон, Роберт и Слейтер. В субботу днем они играли в гольф, а вечером после ужина пошли смотреть "Питер Пан" в кинозале Белого дома. Слейтер поинтересовался, в каком состоянии финансовые дела Айка после того, как он стал президентом. Айк ответил: "Черт, эта работа не для легкого получения денег. Трумэн сказал, что мне повезет, если я не буду выкладывать 25 тысяч долларов в год из своего кармана". Мейми говорила, что правительство разрешило ей потратить только 3000 долларов на обновление внутреннего убранства, и жаловалась, что "купальные полотенца жесткие и маленькие".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
