Вечером они собрались в круглом зале на синем этаже. Каждый этаж здесь освещался разным ярким светом, все они были построены по одному и тому же плану, строго продуманному и утвержденному где-то в другом месте. Круглый зал был окружен кольцом круглого коридора, от которого стрелами расходились другие коридоры, пересекаемые третьими: все это образовывало спираль, которая незаметно выводила с одного уровня на другой, с одного этажа на другой. Стерилизационные камеры, лифты и лестницы связывали их и разделяли. Лекционные залы, наши комнаты, библиотеки, кабинеты докторов, лаборатории, изолированные секторы в самом низу, все это чередовалось в строгой последовательности, но нам она была неизвестна, и мы могли заблудиться в этом лабиринте, если бы не разноцветное освещение.
Я расхаживал около массивных дверей круглого зала и тщетно пытался что-либо услышать. Стены, отражающие мягкий синий свет, поглощали каждый звук, мертвенносиний ковер заглушал мои шаги. И шаги другого, кто словно тень вырос за моей спиной. Неожиданно. Мы подозрительно посмотрели друг на друга и с неприятным чувством разошлись, потом, не произнося ни слова, снова подошли друг к другу. И так несколько раз. Может быть, его поставили здесь для охраны? Но разве могли бы они довериться кому-то, кого нельзя отличить от других?
— Послушай, — наконец решился я, — нам нужно больше доверять друг другу. Один ты ничего не сможешь сделать, так же как и я. Мы — неосознанная сила, а если превратимся в осознанную?
Клонинг вздрогнул, похоже, ему известны были эти слова. И он их ждал. Неужели передо мной стоял девяносто третий? Или кто-нибудь из тех, кто читал в библиотеке? Или кто-то, кто должен нас выдать, кто связан с Хензегом или Зибелем? Ведь их главный принцип гласил: разделяй и властвуй. Разве не применили они его и к нам?
— Почему они сейчас заседают? Опять что-нибудь случилось? Я постоянно слежу за Хензегом, а он постоянно следит за Зибелем, а у Зибеля по пятам все время идет один из наших. Я ищу его, хочу ему помочь, а он от всех скрывается. И от меня тоже. Почему? Боится?
— Он уже ни за кем не идет, — осторожно сказал я. — Его убили, как убьют каждого, кто позволит себе…
— Значит, до него убили другого?
— Пока двоих, — таинственно сообщил я. — А сколько еще… Тебе известно об аварии в секторе А? Пятеро погибли…
— Чего же мы ждем? Чтобы нас поубивали по одному?
— Или мы сами погибнем от этих проклятых штаммов. Начав воспроизводиться, они уже не остановятся. Мы должны действовать.
— Но как? Все в их руках!
— А в наших руках наша анонимность. Мы можем превратить ее в такое преимущество, от которого у них волосы встанут дыбом. Среди убитых были твои друзья?
— У тебя здесь есть друзья?
— Нет. Но должны быть. Сначала нас будет двое, потом — четверо, потом… Мне все время кажется, что я пытаюсь пробить стену. Каждый прячется в свою скорлупу и сам для себя открывает мир.
— Так нас запрограммировали.
— И ты мне не веришь. Почему?
— Я боюсь, что за тобой стоит Хензег. Хензег — везде.
— Глупости! — засмеялся я, в первый раз засмеялся. — А я не боюсь. Даже если ты меня выдашь. Страх для человека — самое ужасное, самый главный тормоз. Но мы не люди. Мы — клонинги. Послушай, ведь мы — клонинги.
— Перестань смеяться… Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Мы спустились в лабораторию. Через три стерилизационные камеры. Через два процедурных кабинета. Вошли в сектор Ц. Там никого не было. Среди множества пробирок, колб и реторт он показал мне изолированные клетки моркови в питательной среде, которые превратились в нормальные плоды, с корнями, цветами и семенами. Оказывается, он проделал аналогичные опыты с клетками табака, осины, женьшеня. Результат тот же…
— Ведь это вегетативное размножение, вся генетическая информация собрана в одной клетке, она дремлет в ней, пока… Ты понимаешь?
Наспех, обрывочно я рассказал ему все, что знал. Он застыл на месте. То, до чего он дошел экспериментальным путем, подтверждалось. Он бросился бежать. Я испугался за него. Шок был настолько сильным, что я должен был поговорить с ним еще, пока он не исчез среди других. Но я опоздал, и дверь первой стерилизационной камеры закрылась у меня перед носом. Пока я миновал две другие, он приблизился к остальным и слился с ними. Теперь их было трое. В полной растерянности я схватил одного из них за руку и лихорадочно заговорил:
— С тобой мы сейчас разговаривали?
— Нет, — недружелюбно отрезал клонинг.
— С тобой? — спросил я другого.
— Нет.
— Послушай, — я смотрел на него в упор. — Не бойся. Страх еще никому не помогал. Чтобы выиграть, нужно рисковать. Тогда мы превратимся в мощный кулак, и они будут бессильны.
— Я ничего не понимаю, — беспомощно огляделся он. — Что с ним? Какой кулак? Я иду в лабораторию.
— Все ясно, — вовремя вмешался третий. — Я провожу его к доктору Андришу. Вероятно, работал несколько суток. К чему только не приводит переутомление. И неизбежно порождает ошибки. В действиях, в обобщениях. А кто делает неправильные обобщения, строит неверные гипотезы.
Он крепко схватил меня за руку и потащил за собой. Значит, я разговаривал с ним. Он отвел меня в сторону, а двое других разошлись в разные стороны.
— Наша одинаковость может быть преимуществом, но может быть и помехой, — шепнул я ему в ухо. — И мы перед ней бессильны. Мы должны все вместе продумать. И прежде всего — как друг друга распознать.
— Предоставь это мне. Я кое-что придумал.
В его комнате, которая представляла собой точную копию моей, отключив подслушивающее устройство, я снова рассказал ему все сначала. Об убитых клонингах. О Зибеле. О нашем отце, обманутом Зибелем. О провале в секторе А. И о термоядерном самоликвидаторе. Только о Веге я ничего не сказал, это было мое личное и его не касалось. Он внимательно слушал.
— А где находится этот самоликвидатор?
— Вот это мы обязательно должны выяснить. Чтобы его обезвредить. Его местонахождение известно Хензегу. Зибель, вероятно, тоже знает. В случае повреждения герметизации, угрозы биологического заражения или бунта…
12
Я вернулся к себе в комнату, утомленный этими откровенными разговорами. Мой отец погиб из-за этого, что слишком доверял своему ассистенту Зибелю. А тот его обманул. Чрезмерная доверчивость заложена и в моей программе. Я должен ее уничтожить. И всегда быть начеку.
Я не ложился. Читал микробиологию Кобруса, но никак не мог сосредоточиться — нервы были на пределе. Через некоторое время ко мне пришла одна из девушек. Вряд ли это Вега, мне не хотелось, чтобы это была Вега, ведь комната сорок седьмого осталась пустой, опасно, если это Вега. Но тайно я надеялся, что это она. Не знаю почему, но я тоже стал выделять ее среди остальных девушек. У нее были такие печальные глаза, мне это нравилось, ведь только она сумела почувствовать здесь смерть.
