Фактор, названный мной «Правовые основы взаимоотношений в системе „личность — общество — государство“», включал в первую очередь согласие респондента со следующими суждениями: «Не так важно, соответствует что-либо закону или нет — главное, чтобы это было справедливо»; «каждый человек должен иметь право отстаивать свое мнение даже в том случае, если большинство придерживается иного мнения»; «законы, конечно, надо соблюдать, даже если они устарели, но только если это делают и сами представители органов власти»; «правительство должно иметь возможность прямого влияния на правосудие, если этого требуют интересы государства»; «каждый гражданин в любой ситуации имеет право отстаивать свои интересы при помощи забастовок и демонстраций»; «государство всегда должно отстаивать интересы всего народа перед интересами отдельной личности»; «если пресса нарушает интересы государства, ее свободу следует ограничить»; «всегда и во всем следует соблюдать букву закона, даже если закон уже устарел или не вполне соответствует сегодняшним реальностям».
Конечно, эти нормы — отнюдь не нормы общества классического модерна, для которого не характерно ни пренебрежение законом во имя справедливости, ни допущение давления на правосудие или прессу со стороны правительства, ни убеждение в том, что государство призвано отстаивать интересы народа, а не права человека. Эти нормы являются своего рода «родимыми пятнами» нормативной системы этакратических обществ. Однако они соседствуют внутри данного блока взглядов с убеждением в необходимости равенства перед законом представителей власти и рядовых граждан, признанием за каждым человеком права отстаивать свое мнение в противовес большинству и права отстаивать свои интересы при помощи забастовок и демонстраций. Иначе говоря, соседствуют с тем, что в классическую модель нормативной системы этакратических обществ не вписываются.
Вошедший в этот фактор набор норм свидетельствует не только о разложении характерных для позднеэтакратических обществ нормативных систем, отражающих существующие на микроуровне представления об основах «общественного договора» между рядовыми гражданами и властью. Он свидетельствует и о разной степени прочности, укорененности в общественном сознании тех или иных норм, представляя одновременно наиболее типичные для данного общества нормы. Их внутренняя неоднозначность — свидетельство переходного характера этой системы воззрений. Они уже не свидетельствуют о легитимности и почти сакральности власти государства, имеющего права требовать бесспорной жертвенности со стороны своих граждан (подданных), и фиксируют постепенный переход к консенсусной модели взаимоотношений с ним. Но они все еще сохраняют за государством — при условии и в рамках соблюдения этого консенсуса, т. е. своего рода негласного «общественного договора» — право действовать вне правового поля во имя «общих интересов». Исходя из этих соображений, я очень условно и не вполне удачно и назвала данный фактор «Правовые основы взаимоотношений в системе „личность — общество — государство“».
Наконец, фактор «Позитивное отношение к жизни в условиях плюрализма, риска и конкуренции» включает в первую очередь положительное отношение респондента к таким понятиям, как модернизация, глобализация, различия, индивидуализм, демократия, риск, конкуренция и Евросоюз. А также уверенность в том, что успех в жизни — результат упорного труда, а не просто везения и связей.
В целом по результатам анализа выделенных факторов («мировоззренческих блоков») просматривается следующая картина. Индивидуалистические установки оказываются связаны сегодня в России не столько с формированием установок модернистских, сколько с отрицанием норм этакратических обществ. Распространение индивидуализма, видимо, — первый шаг к преодолению этих норм. Модернистские установки связаны с блоком «Правовые основы взаимоотношений личности, общества и государства», и они такие, какими я их только что описала, т. е. не освободившиеся полностью от традиционалистских представлений. Вероятно, эти типичные для России представления разлагаются только под влиянием определенных, характерных именно для сознания модерна поведенческих установок (нонконформизм, ориентация на перемены, инициативность, готовность к борьбе за свои интересы, толерантность к конкуренции). А постмодернистские установки связаны в России с отрицанием либеральных установок, которые, судя по полученным результатам, ассоциируются прежде всего с идеей о необходимости минимизации социальной роли государства.
Таким образом, анализ факторного распределения применительно к ключевым компонентам норм, ценностей и установок, которые составляют своего рода «каркас» мировоззрения россиян, позволил не только понять внутреннюю взаимосвязь многих из них. Он позволил и интерпретировать смыслы, которые стоят за соответствующими взглядами в российской культуре и достаточно сильно отличаются от приверженности на первый взгляд тем же нормам в культуре западноевропейской.
Подводя же не только методологические, но и содержательные итоги анализа основных факторов (блоков), из которых складывается сознание россиян, отметим следующее. Такие факторы, как «правовые основы взаимоотношений в системе „личность — общество — государство“» и «российская модель демократии» очень ярко отражают переходность, промежуточность нынешнего этапа эволюции нормативно-ценностных систем россиян в движении по пути от нормативно-ценностных систем этакратической разновидности обществ традиционного типа к обществам модерна. Однако не менее, а может быть, и более важно то, что одновременно они демонстрируют специфику этих систем в России. Поскольку соотношение входящих в них компонентов мировоззрения у россиян в целом достаточно устойчиво (по крайней мере, на протяжении последних 15 лет), ожидать быстрых сдвигов в этой области нет никаких видимых оснований. Притом что некоторая динамика в ней, как я постаралась показать в первой части доклада, все же прослеживается. Характер объединения этих блоков с другими факторами (блоками) свидетельствует о том, что «правовые основы взаимоотношений в системе „личность — общество — государство“» прямо связаны со все более широким принятием многих ценностей модерна на микроуровне. Следовательно, этот блок будет и дальше развиваться относительно динамично по мере распространения соответствующих ценностей и установок. Что касается блока «российская модель демократии», то он существует в сознании населения достаточно изолированно и, видимо, будет характеризоваться в силу этого относительно большей устойчивостью.
Типы нормативно-ценностных систем в российском обществе (количественные и качественные характеристики)Лучше понять ситуацию с гетерогенностью нормативно-ценностных систем россиян позволяет анализ того многообразия комбинаций, подчас весьма причудливых, которые входящие в эти блоки элементы составляют в сознании отдельных людей, а также степени распространенности этих комбинаций в обществе. Конечно, «сколько людей — столько и мнений», и в этом смысле каждый человек уникален. Тем не менее можно попытаться выделить некоторые достаточно широко распространенные кластеры сочетаний, позволяющие получить интересующую нас картину гетерогенности нормативно-ценностных систем россиян и ее специфики по отношению к неким классическим представлениям о переходе от сознания домодерновых обществ к нормативно-ценностным системам обществ модерна. В качестве метода анализа этих комбинаций нами был избран кластерный анализ[130]. По его результатам были выделены 7 кластеров, некоторые особенности взглядов которых по конкретным переменным, вошедшим в анализ, приведены в Приложении к докладу.
Если попытаться выстроить кластеры по мере движения от сознания традиционалистского типа к сознанию модерна, и подобрать с учетом их характерных особенностей названия для каждого из полученных кластеров, то мы увидим следующую линейку:
• последовательные традиционалисты;
• традиционалисты-этакраты;
• разочаровавшиеся традиционалисты;
• немодернисты;
• протомодернисты;
• российские постмодернисты[131];
• российские модернисты.
Использование в двух последних случаях прилагательного «российские» призвано подчеркнуть специфику этих групп, оттенив тот факт, что сознание их представителей во многих отношениях довольно далеко и от классического модерна, и от классического постмодерна.
Если учесть как особенности кластеров в целом, так и их ядер[132], то портреты этих кластеров будут выглядеть следующим образом. Речь пойдет только о наиболее характерных их особенностях; более детальная картина представлена в Приложении к докладу.
