Последняя спазма, более мощная, чем предыдущие, бросила его вперед. Он покатился и оказался на влажном и подрагивающем полу. Поднял руку над головой. Руки его повисли в пустоте. Он ничего не видел, но больше не чувствовал неприятного и удушающего давления прохода. Он попал в место, которое обеспечивало его минимальным жизненным пространством. Быть может, это и была внутренняя ниша, о которой говорила Феникс? Тиски, сжимавшие грудь, постепенно разжались, и он задышал почти нормально. Вонь была по-прежнему ужасающей, но он уже начал привыкать к ней. Он руками ощупал все вокруг себя, проводя ладонями по пористым и эластичным перепонкам. Легкие потоки воздуха коснулись подушечек его пальцев. Подвижный пол охватил затылок, спину, ягодицы и ноги.
Жек успокоился и спросил себя, успели ли Сан-Франциско, Феникс и Робин проникнуть в свой космический корабль, пока он не опрокинулся на брюхо. Ему не хотелось оказаться в одиночестве на светоносном Жер-Залеме или в любом другом мире, где его высадит небесная странница. К тому же — и это было главной причиной его беспокойства — ему не хотелось, чтобы его друзья умерли от холода на крохотном ледяном спутнике. Эти жерзалемяне и старый сиракузянин были достойны жизни. Как ни странно, его вовсе не беспокоила судьба Марти, старшего брата, отказавшегося от него в кабинете Йемы-Та. Он предчувствовал, что чудовище, спрятавшееся в молодом сиракузянине, обладает невероятными возможностями.
Его охватила эйфория, каждая клетка существа ощутила мир и спокойствие. Он плавал между сном и реальностью, чувствуя себя легче воздуха. Ему показалось, что он ощущает движение, шорох рядом с головой. Он раскинул руки, но наткнулся только на мягкие стенки, покрытые каплями воды. Метаболизм его космического корабля перестроился и приспособился к нуждам пассажира-человека.
Жек ощутил покачивание, словно оказался на ярмарочных качелях. Расслышал мелодичные звуки, одновременно далекие и близкие, странные и привычные, пролившиеся бальзамом на его душу.
Стражникам надо было столько рассказать четырем великим абинам, тридцати девяти князьям, своим соплеменникам и семьям, что они не знали, с чего начать. Зрелище, разыгравшееся двадцатью метрами ниже, было невероятным и незабываемым. Огромные бабочки с огненными крыльями и телами, разбившие коконы и улетевшие в сторону Домовых, словно спешили броситься в пылающее чрево звезд. Осужденные, четверо из которых, казалось, окончательно замерзли, очнулись один за другим. Ребенок-гок, теоретически самый слабый, пришел в себя первым и растормошил князя американцев. Сан-Франциско привел в чувство Феникс, а молодая женщина, пока тот занимался старым гоком, затолкала мальчугана в священное отверстие космины. Потом по приказу Сан-Франциско сама залезла в чрево небесной странницы. Князь американцев подхватил все еще бессильного старого гока себе на плечи, втолкнул его в священное отверстие и едва успел нырнуть под панцирь космины, который уже опускался на лед. Стражи видели, как исчезли ноги Сан-Франциско, по которым ударила коричневая масса, и даже расслышали хруст ломающихся костей.
Кристаллы в панцирях снова засверкали, бросая яркие вспышки, световые колонны растворились в воздухе, космины развернули крылья и величественно взлетели над льдами, оставив позади себя лужи воды в углублениях, образовавшихся под их весом. Они издавали продолжительные крики, полные неизъяснимой печали. Знали ли они, что увидят эту землю только через восемь тысяч лет? Проживут ли они еще столь долго? Были ли они подвластны законам времени? Мощные крылья подняли их, и они растворились в облаке странниц, ждавших их возвращения, а потом растаяли на горизонте, обратившись в черные точки.
Небесный свод вновь затянулся бледно-голубым покрывалом. Температура сразу упала на несколько десятков градусов. Лужи воды мгновенно замерзли. На льду цирка Плача остались тысячи разбитых коконов. Насытившиеся медвигры разбрелись по своим берлогам.
Более двух часов стражи были не в силах сдвинуться с места, произнести хоть одно слово. Они дрожали от холода и отчаяния, несмотря на теплые шерстяные комбинезоны и сапоги с подкладкой из меха. Они понимали, что прошли мимо великой мечты избранного народа.
Касабланка из племени магрибцев первым нарушил тишину:
— Возвращаемся в Элиан. Нам здесь больше нечего делать!
— Что мы скажем абинам, Старейшине и князьям? — спросил Брюссель из племени бенелюксов.
— Объясняться придется им! — жестко произнес Касабланка. — Пусть скажут, по каким причинам единственными, кто сумел войти в священное чрево космин, были те, кого они публично прокляли: гоки и предатели...
Робин де Фарт постепенно пришел в сознание. Он почти не ощущал конечностей и тут же понял, что уже никогда не сможет ими воспользоваться. Ноги и руки превратились в высохшие ветки, прикрепленные к туловищу, которое стоило не больше. Какая важность? Он был старым, одиноким, он умирал. Его плечи, спина и таз лежали на теплом и живом матрасе. Неужели... Хотя склеившиеся ресницы затрудняли движение век, он сумел приоткрыть глаза. Вокруг него царила полная тьма, и он спросил себя, не ослеп ли он. Поскольку зрение помочь не могло, он решил воспользоваться осязанием. Но неподвижные руки отказывались повиноваться. И тут он услышал чарующие шорохи, вибрации невероятной красоты. Вероятно, он переступил границу и попал в загробный мир. Он втянул в себя тошнотворный запах сырого мяса и раздавленных насекомых и подумал, что вряд ли загробный мир может быть отравлен подобной вонью.
На его лицо, грудь, живот и бедра упали холодные капли. Он приоткрыл рот, и они покатились по губам и языку. Вода, чудесная свежая вода, стекала прямо в глотку... Вода... Метаболизм космин... Он тут же сообразил, что находится в чреве небесной странницы, но было непонятно, каким чудом он оказался здесь.
Когда он потерял сознание, несколькими минутами или часами ранее, он умирал от холода в цирке Плача. Он пытался вместе с Сан-Франциско и Феникс вдохнуть жизнь в посиневшее тело Жека, но их усилия оказались безуспешными. Потеряв последние силы, он откатился в снег и провалился в беспросветную ночь, где не сияло ни одной звезды. Неужели Марти помог ему проникнуть в священное отверстие космины? Это не походило на сына, которого ему послала судьба и который постепенно открыл свою суть. Чудовище, наполненное мерзостью, эгоизмом и равнодушием. Разве не это пытался сказать ему Жек в корабле Глобуса? Ослепленный отеческими чувствами, Робин не захотел слушать мальчугана... И теперь сожалел об этом.
Капли воды регулярно падали в рот старого сиракузянина, словно небесная странница поняла, что ее пассажир не в силах двигаться, и тут же усвоила эти данные.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
