ненависть будут похоронены за стенами Мессины, или Асинары, или Фавиньяны. Подальше от других людей.
— Ты будешь лежать мертвым в луже собственной крови. Если эти пули попадут не в ноги, значит, они убьют тебя! — Она уже кричала, голос ее звенел по всей комнате. Веллоси увидел, как надулись вены у нее на шее. Ярость, гнев, ненависть. Настоящая львица, как окрестил ее чиновник.
— Будь осторожен, дружок. Не обольщайся бумажными победами, не хвастайся ими. У нас сильная рука. Мы будем преследовать вас, мы найдем вас.
— А где ты найдешь новых добровольцев в свою армию? Или вы будете набирать детей, прямо из детских садов?
— Ты получишь ответ… Однажды утром, когда будешь целовать жену. И когда пойдешь к школе встречать детей. Ты узнаешь силу пролетарских масс.
— Это все блеф, Тантардини. Пролетарские массы, революционная борьба, рабочее движение — все это болтовня. Чушь.
— Посмотрим. — Ее голос опустился до шепота. В кабинет повеяло холодом, так, что сидевший сзади и записывавший допрос даже передернулся. Он был благодарен Богу, что сидел не впереди и не мог быть узнан впоследствии.
— Это все блеф, Тантардини, потому что нет никакой армии. Ты будешь воевать во главе больных детей. Что ты можешь противопоставить мне? Джанкарло Баттистини, этот, что ли, будет воевать?..
Ее лицо перекосила боль. Она чуть не закричала и впилась глазами в лица наблюдавших за ней мужчин.
— Джанкарло? Так вот, вы думаете, из кого мы состоим? Из маленьких Джанкарло?
— У нас уже есть его имя, отпечатки пальцев, фотография. Куда он пошел, Тантардини?
— Что вы хотите от него, от маленького Джанкарло? Вы не выиграете войну, если поймаете его…
Впервые за время допроса, разозлившись, следователь ударил кулаком по столу.
— Нам нужен мальчишка! Тантардини, Паникуччи, Баттистини — мы хотим всю банду.
Она усмехнулась.
— Он ничего не представляет, — ни для вас, ни для нас. Сосунок, ему еще мамка нужна. Хорошо бросает бутылки с зажигательной смесью. Годится для демонстраций.
— Годится и для твоей постели, — парировал он.
— Даже ты можешь сгодиться мне для постели. Даже ты, свинья, сойдешь в темноте, если рот оботрешь.
— Он был вместе с тобой во время убийства Цезаре Фулни, на фабрике.
— Сидел в машине, смотрел, писал в штаны. — Она снова засмеялась, как бы шутя.
Веллоси улыбался, сидя в своем уединении. Это был стоящий враг. Достойный противник.
— Куда он может пойти? — следователь начинал выходить из себя.
— Если хотите поймать Джанкарло прямо у порога мамочкиной двери, подождите, пока он замерзнет и проголодается.
Следователь пожал плечами, закрыл глаза, казалось, что он пробормотал что-то непристойное. Пальцы его сцепились, костяшки побелели.
— Двадцать пять лет, Франка. Для мужчины и для женщины это может быть срок жизни. Ты знаешь, что можешь помочь нам, и мы можем помочь тебе.
— Ты мне наскучил.
Веллоси увидел выражение ненависти на тонких губах следователя.
— Каждый год я буду приходить и стоять во дворе тюрьмы, чтобы увидеть тебя, а ты будешь рассказывать мне, как я тебе наскучил.
— Я буду ждать тебя. Но однажды ты не сможешь прийти на эти рандеву, и тогда буду смеяться я. Ты услышишь меня, свинья, когда будешь лежать в могиле, заживо похороненный. Ты услышишь меня! Ты уже не будешь даже бояться, потому что все будет кончено…
— Ты просто безмозглая шлюха!..
Она небрежно махнула ему рукой.
— Я устала. Вы меня не интересуете, я хотела бы вернуться в свою комнату.
Она поднялась, прямая и гордая. Веллоси показалось, что она гипнотизирует допрашивающего, потому что тот обошел стол и открыл для нее дверь. Она вышла, не обернувшись, и после ее ухода комната показалась покинутой, лишенной человеческого присутствия. Тот, кто вел допрос, бросил на своего начальника беспомощный взгляд. Его лицо приобрело овечье выражение.
— Очень серьезная дама, — ответил Франческо Веллоси.
Лицо его сохраняло спокойное выражение как если бы он собирался с силами.
7
Последние четыре безмятежных года Арчи Карпентер состоял в штате ICH. Четыре года его жизнь определялась часами работы в офисе, положенным обеденным перерывом, ежегодным отпуском в пять недель, выходными и праздничными днями. Его бывшие друзья-коллеги по предыдущей работе в спецотделе столичной полиции звали его «старина Арчи». Когда тоска по друзьям настойчиво давала о себе знать, Карпентер отыскивал их в пивной за Скотланд-Ярдом, чтобы поболтать. Его вполне устраивала жизнь, похожая на тихую заводь среди потока ничем не примечательных событий. Итак, это был вечер полный травм. Сначала его вызвали к генеральному директору. Карпентер стоял с выражением озадаченности на лице во время брифинга, на котором сообщалось о похищении Джеффри Харрисона. Начальник отдела кадров вручил ему прямой и обратный билеты с открытой датой до Рима. В полном смущении его проводили до главного подъезда, где уже ждала служебная машина, чтобы доставить его в Хитроу. Прямо на самолет.
Но он не попал в Рим. Не прибыл по назначению. Арчи Карпентер стоял напротив табло с расписанием вылетов самолетов в Линате, международном аэропорту в Милане. В Риме стачка, сказали ему. Кабины экипажей самолетов пустовали, и Карпентер был счастлив выяснить это. Вероятно, был рейс и позже, и можно было бы подождать, как и все остальные. Несколько раз он спрашивал, можно ли приобрести билет на самолет, следующий ближайшим рейсом до Фьюмичино. Но ему только улыбались в ответ, и через двадцать минут он понял, что пожимание плечами человека в униформе может означать все, что угодно, или ничего — интерпретация свободная. Он прохаживался с проклятиями среди толп снующих пассажиров и снова возвращался к скопищу людей возле табло. Четыре года назад он бы не растерялся — принял бы какое-нибудь решение. Или уселся бы в кресле, пустив все на самотек, или отодрал все-таки свою задницу от кресла и сделал бы нечто — арендовал машину, взял такси до Центральной Станции, а затем — экспрессом до столицы. Но энтузиазма у него уже поубавилось. Инициатива всегда оставляла горечь, а потому он шагал тяжелой поступью по залу и извергал проклятья.
Главный инспектор Спецотдела сыскной полиции и старший по званию был непосредственным начальником Арчи Карпентера, когда тот переместился в «индустрию», как любила говорить его жена в беседах с соседями. Все крупные фирмы в Сити отчаянно просили полицию, чтобы они защитили их от безрассудных терактов в Лондоне, ответственность за которые брала на себя Временная Ирландская Освободительная Армия. Напуганные до смерти, они видели бомбу чуть ли не в каждом почтовом отправлении, положенном в почтовый ящик, искали взрывные устройства в коридорах и на подземных автомобильных
