стоянках, вели наблюдения за парнями, которые, как казалось, имели определенные намерения. ICH, этот многонациональный колосс, включающий множество фабрик и учреждений, разбросанных почти по всему свету, имел всего лишь один маленький завод поблизости Боллимена в Северной Ирландии. Совет директоров постановил, что сложившаяся ситуация ставит обширный консорциум на грань риска, и это послужило достаточным основанием для того, чтобы выманить Арчи Карпентера из Спецотдела, где он корпел по шестнадцать часов в день, имея за это всего лишь два выходных. Для него был быстро найден кабинет — прекрасный, чистый, с кондиционером. Ему дали секретаршу, которая печатала бы его письма, определили пенсию, когда он состарится, и положили девять тысяч на его счет в банке. Это было похоже на длинный праздник. Не было больше слежек по зимним вечерам, не было митингов с полоумными политиками, в среду которых нужно было внедряться, не нужно было рекордно напиваться в ирландских пивнушках, не нужно было стоять рядом со вспыльчивыми арабами со «Смитом и Вессоном», засунутым за пояс. Ему потребовался один месяц, чтобы опечатать химический корпус и наладить систему сигнализации, которая свела возможность какой-либо опасности к минимуму. После всего этого все стало более чем комфортабельно. Оставалось совсем о немногом побеспокоиться, ну, скажем, иногда случались мелкие кражи из сейфов машинисток. Он ни на что не жаловался и ему ничего не хотелось менять.
Карпентер не был маленьким человеком. Напротив, у него были великолепные плечи, живот, который он избавил от обедов в столовых с тех пор, как стал работать в ICH. Но они не принесли ему никакой пользы, когда толпа потенциальных пассажиров, среагировав на объявление по громкоговорителю, волной хлынула на регистрацию. Худощавые девчонки, оттолкнувшие его в сторону, парни со впалыми грудями, едва не сбившие его с ног. Ничего подобного он еще никогда не видел.
«Подождите минутку. Не будете ли так любезны. Знаете, Вы не должны так толкаться». Все это помогало ему слабо. Гнев Арчи Карпентера рос, щеки налились густой краской, и он рванул вперед, слегка удивляясь такому прогрессу. Благодаря своим острым коленкам и напору плеч, он, сопровождаемый пристальными взглядами, проделал проход. Довольно грубо, конечно, но не я первый начал, дорогая. А потому не криви свои чертовы губки и не щелкай пальцами. Небольшая победа была одержана, раз не оказалось другого более достойного соревнования.
Билет и посадочный талон у него на руках, шаг немного легче. Арчи Карпентер направился к контрольным воротам, отделяющим зал от коридора, ведущего на посадку. При виде полицейских его лицо искривилось от их безвкусицы. Эти бездельники выглядели так, как будто их посадили сюда на целую неделю — немодно заостренные ботинки и эти чертовы автоматы-пистолеты. Что они собираются с ними тут делать в таком переполненном людьми месте, как посадочный коридор. Что бы произошло, если бы они пустили эти штуки в ход? Бойня, Кровавое Воскресенье, работа в День Св. Валентина. Здесь нужны искусные стрелки. Отборные ребята, а не торговцы обоями.
Да, первые впечатления, Арчи, самые плохие. Если эта толпа должна освобождать Харрисона, тогда задерни шторку и забудь все. Он не раз носил оружие за свои восемь лет работы в Спецотделе, всегда под жилетом, и его сильно ранила экипировка, сползающая с грудей этих парней.
В полнейшей темноте и без света луны DC-9 авиакомпании Алиталиа оторвался от земли. Спустя несколько часов они должны быть в Риме, и тогда начнется история с очередью на обмен денег, и поиском встречающих его, и выяснением, заказан ли номер в отеле. Кончай это чертово нытье, Арчи. Подумай о своем отпуске. Вспомни, что сказала жена. Ее мама привезла из Виареджио красивый кожаный кошелек в качестве рождественского подарка. Не забудь и ты привезти что-нибудь в таком же роде. Я еду не на курорт или на прогулку, дорогая. Но у тебя будет свободное время. Не для беготни по магазинам. Ну, чем-то ты увлекаешься? Сейчас нет времени на разговоры, дорогая. И нет у него чистого нижнего белья. Он пытался ей позвонить из вестибюля в химкорпусе, но передумал в последний момент и нежно повесил трубку. Стоило ли беспокоить ее слабое сердце. Разве мало найдется парней с Черчильавеню, Мотспур Парк, которые могут отправиться за границу, имея при себе одну лишь зубную щетку?
Все это мелочи, Арчи Карпентер. Нечего выпить в полете. Кабина экипажа занята, но стачка продолжается.
Управляющий директор был вполне определенен. Они все выплатили и заплатили быстро. В Головном офисе не желали проволочек. Местное руководство взялось все наладить и ему останется только наблюдать за порядком и посылать обратно отчеты. Единственное, что причиняло неудобства, так это выплаты наличными. Его на самом деле удивляла быстрота, с которой они приняли решение, нисколько не смущаясь при этом. Пятьдесят минут сидения в стесненном положении, без чтива, кроме данных из личного дела Харрисона с шестизначным штампом на внешней стороне. В деле была увеличенная фотография с паспорта, сделанная полтора года назад. Он выглядел вполне благоразумным парнем, с приятным, без особых примет, лицом. Такой сорт людей всегда представлял трудности для описания. Но затем Арчи Карпентер подумал, что и он сам имеет приятную и без особых примет внешность. А почему, собственно, он должен быть другим?
* * *
Они сорвали с него капюшон перед тем как вытолкнуть из кузова, что доставило ему глубокое облегчение после матерчатой маски, которая стягивала горло. Со рта тоже сняли пластырь, так же как это было сделано несколькими часами ранее во время кормежки. Ослабили и ленту, стягивавшую его ноги, и кровь быстро потекла к ногам, больно покалывая. Все, что успел разглядеть Джеффри Харрисон в своей новой тюрьме, было выхвачено лучом фонарика, который держал один из людей в масках, пока они толкали его вперед по дороге, усыпанной мелкими камнями, через выжженную солнцем землю. Через несколько метров они подошли к темному контуру фермерского сарая. Луч блуждал по маленькому, крепкому строению без окон. Из расщелин раствора между грубо отесанными камнями росла сорная трава. Они поспешили втолкнуть его в дверь, и в свете луча напротив туго набитых сеном тюков показалась лестница. Никаких слов от похитителей, только тычки кулаков сказали ему, что надо забираться наверх, и он немедленно стал подниматься. Он ощутил тело другого человека ступенькой ниже, поддерживающего его, поскольку руки все еще были скованы за спиной наручниками.
Между крышей и верхним краем сеновала расстояние составляло четыре фута. Человек, стоявший сзади, толкнул его вперед. Затем рука, тронувшая за плечо, остановила его. Кто-то крепко взял его за запястье.