Рудин неопределенно улыбнулся и спросил:
— Вы не хотите послушать, как я веду допрос?
— Отчего же, давайте.
Вызвали первого пленного. Это был солдат из старослужащих, почти сорокалетний, усталый, с клочковатой бородкой, с большими натруженными руками. «Наверно, из крестьян», — подумал Рудин. Но пленный заговорил вполне интеллигентно, и оказалось, что он агроном из сибирского совхоза.
Да, он дал согласие пойти на работу, но на такую, о которой идет речь здесь, он не пойдет. Во-первых, он с ней не справится, во-вторых, душа у него не лежит к таким делам.
— А какую же работу ты надеялся получить? — спросил Мигунец. — Вязать кружево или, может быть, петь в церковном хоре? Хо-хо!
Пленный молчал.
— А сгнить в лагере ты хочешь? К этому у тебя душа лежит? — наседал Мигунец.
— Чему быть, того не миновать, — спокойно ответил пленный.
— А босыми ногами на горячих углях ты еще не стоял? — заорал Мигунец, и лицо его стало багровым.
— Не приходилось, — тихо ответил пленный.
— А если придется, что ты запоешь?
— Чему быть, того не миновать, — повторил пленный.
Мигунец рванулся к нему, но Рудин успел нажать кнопку звонка, и в комнату вошел конвойный.
— Уведите, — приказал ему Рудин.
Пленного увели, но еще несколько минут Мигунец не мог успокоиться, ходил поперек комнаты и ругался.
— По зубам нужно было! — кричал он, размахивая кулаками. — Я этих кацапов когда вижу, меня всего трясет.
— Между прочим, я тоже кацап, — улыбнулся Рудин.
— Что? — Мигунец остановился, смотря на него. — Ах, да… Извините, конечно, но вы понимаете, что я говорю о красных кацапах. И вообще я считаю, что умнейшая программа фюрера о поголовном истреблении этой сволочи выполняется плохо. И на этих землях могли бы прекрасно жить и помогать Германии истинные украинцы.
— Вызовем еще одного? — предложил Рудин. Мигунец замахал руками.
— Нет, нет. Мне все ясно. Пойду действовать сам.
— Желаю успеха.
Вызывать следующего пленного Рудин не торопился. Он обдумывал: хорошо или плохо, что у него появился такой коллега по работе с пленными?
В конце дня, когда оказалось, что Рудин отобрал для отправления в агентурную школу всего двух человек, а Мигунец одиннадцать, Мюллер, конечно, заинтересовался, почему так неодинаков результат их работы. Вечером он вызвал к себе наугад трех из отобранных Мигунцом и обоих отобранных Рудиным. Он сам решил произвести проверку. Рудин волновался, хотя мысль о возможности такой проверки возникла у него еще утром. Оба отобранных Рудиным пленных были отъявленными бандитами и должны были понравиться Мюллеру. Но что, если ему понравятся все одиннадцать, которых отобрал Мигунец?
Легкий на помине, Мигунец без стука вошел в комнату. Он держался гораздо скромнее, чем утром, сел на стул перед столом Рудина и сказал:
— Не знаю, не знаю…
— О чем вы? — доброжелательно спросил Рудин, уже догадываясь, что дебют напарника не был успешным.
— Я отобрал сегодня одиннадцать человек, а Мюллер троих моих перепроверил и всех их забраковал. Он сказал, что он не желал бы оказаться во главе конторы, занимающейся возвращением русским их военнопленных. По его мнению, ни один из предложенных мной кандидатов не способен стать агентом. Что значит не способен? Важно, что я из него вышиб согласие, а затем пусть он попробует не работать. И вообще что это значит: способен, не способен? Им же не на сцене играть!
— Вы ошибаетесь, господин Мигунец, — спокойно и нравоучительно заговорил Рудин. — Агент должен быть актером самого высокого класса. Вот вы говорите, пусть попробует не работать. А он возьмет и не будет работать. Или будет морочить нам голову, делая вид, будто он работает. Он же там, а мы здесь.
— Но он же знает, что мы туда придем?
— Допустим, знает, не в этом дело. Но он уже сегодня должен хорошо работать, чтобы облегчить победу немецкой армии. А для этого мы, пока он здесь, должны тщательно выяснить, способен ли он хорошо работать там.
— И я должен с этим кацапским отребьем любезно беседовать и откапывать у них способности?
— Да, господин Мигунец. И я должен сказать, что дело это нелегкое.
— Это дело не по мне, вот что я вам скажу. — Мигунец решительно встал. — Я не желаю быть золотарем при лагерях военнопленных.
— Заявите об этом руководству, зачем вы это говорите мне? Да, я золотарь, — с вызовом сказал Рудин.
Мигунец непонимающе посмотрел на Рудина.
— А при чем здесь вы? Ах да, так получилось. Извините, ради Бога! Я не хотел…
В коридоре трижды прозвучал резкий звонок: вызов к начальству на совещание.
— Идемте, — Рудин встал и взял Мигунца за локоть. — Здесь не любят опозданий.
Совещание проводил Зомбах, но он сразу же предоставил слово Мюллеру.
— Наступает историческая осень, — несколько напыщенно начал Мюллер и, точно разозлившись на себя За эту напыщенность, замолчал, раздраженно перекладывая на столе бумаги. Потом продолжал уже в обычной своей манере, сухо и, бесстрастно: — Подготовка московской зоны к решающему моменту может оказаться недостойной того, что делает немецкая армия во главе с фюрером. Нас лихорадит на самом начальном этапе- подбор агентуры в лагерях. В этом отношении очень характерен сегодняшний итог. Из лагеря присланы пятьдесят человек. Нами отобрано двое. Я ни в чем сейчас не упрекаю Крамера и тем более нового нашего сотрудника, господина Мигунца. Мне сейчас главная беда видится в том отборе, который производится для нас в лагере военнопленных. Эту процедуру мы никак не контролируем. А там эту работу ведут, как мне кажется, случайные и неквалифицированные люди. Особенно это относится к лагерю номер 1206, не так ли, господин Крамер?
— Совершенно точно, — ответил Рудин. — Этот лагерь в особенности.
— Мы решили вмешаться в этот процесс, — продолжал Мюллер. — С этой целью мой адъютант Биркнер и вы, господин Крамер, командируетесь в лагерь 1206. Надо выехать туда завтра же…
Фогель, как это бывало всегда на пятиминутках, сообщил общие данные о полученных за сутки агентурных донесениях, разделив их на две группы: по первому отделу — разведка и по второму — диверсии. И оказалось, что для второго отдела не было принято ни одного донесения.
— Какая чуткая забота о нервах противника… — неизвестно в чей адрес бросил реплику Мюллер.
— Мне хотелось еще раз обратить ваше внимание, — сказал Фогель, — что наш второй отдел вырабатывает для агентов инструкции или слишком неконкретные, или попросту нереальные. Вроде, например, организации покушения на кремлевских руководителей.
