не наградили. Силы могучей ты не имеешь, казачок… А одного умения сквозь личины смотреть мало. Чем оно тебе поможет, когда звери мои твои глазоньки клыками острыми выгрызут, а?
Из-за спины Птицерухова бесшумно вышли два матёрых зверя. Шестилетки, здоровущие, рослые, шерсть как бурка осетинская, в которой пули вязнут, клыки как ножи полированные, а в глазах неутолимая жажда крови плещется…
— Боишься? Правильно, — торжествующе заломил бровь Птицерухов. — Да только поздно. Возьми его, Серый!
Ну не совсем серый, скорее в подпалинах, левым глазом косит, и переднего зуба нет. Я сразу его узнал, тот самый, что у нас лошадей воровал. Стоит себе на четвереньках, как дурак, пасть на меня оскалил, думает, весь из себя страшный-престрашный волк. Нашли себе на растерзание Красную Шапочку, клоуны ярмарочные, за три копейки оптом…
— Ой, боюсь, боюсь. — Я сделал испуганное лицо, отводя правую ногу назад для прямого удара.
«Волк» бросился на меня с леденящим душу воем! Как ему казалось, очень быстро, но как по мне, так возрастной цыган на четвереньках уж точно не орловский рысак и повышенной резвостью не отличается. Я крутанулся на левой пятке, уходя с линии атаки, и носком правой с размаху вдарил ему под ребро! Конокрад аж перевернулся в воздухе, откатился на три шага в сторону, скорчился и затих, по-собачьи дёргая «лапами». Не, жить будет, но встанет минут через десять, не раньше, а минимум три ребра дураку придётся серьёзно лечить…
— От ить он каков, наш-от Иловайский! — покровительственно прогудел староста, появившись в дверях с двумя мужиками и выпрыгивающей из-за их плеч любопытной девчонкой.
Птицерухов поднял кулаки к небу и испустил такой ужасающий рёв, что крестьяне тут же дали задний ход, чем попало баррикадируя дверь. Разумный ход, потому что ситуация стала накручивать обороты…
— Волка-то ты одолел, но вот как с медведем справишься. — Тощий колдун явно работал на публику, зная, что его слышат и видят. — А тебе самому быть по воле моей… да хоть зайчиком! А-ха-ха!
К его чести должен признать, что демонический смех мужичок отрабатывал не по одному разу, а на публику оно, конечно, действовало отпадно. Второй волк, чуть прихрамывающий, с золотой серьгой в ухе, встал на задние лапы, встряхнулся, покрылся буграми мышц и с рыком, качаясь из стороны в сторону, обернулся здоровенным медведем-шатуном, словно бы специально поднятым с зимней спячки. Народ в хате прилип носопырками к стеклу, о свадьбе и думать давно забыли, тут куда более интересные зрелища разворачиваются. Война колдунов — это же для всего Калача на Дону эпохальное событие, на сто лет вперёд внукам пересказывать…
— Гля, гля, деда, а казачок-то и впрямь зайчиком обернулся! — раздалось за моей спиной.
— Чую, прогадали мы с ним-от, — философски признал староста. — Но ништо, и второго колдуна напоим, дак он-от умилостивится. Осталась самогонка-то, поди?
Второй цыган был куда умнее или же опытнее первого. В образе медведя он, разумеется, смотрелся внушительнее, но и сам по себе был покрепче предыдущего. К тому же в его левой руке хищно сверкнул короткий цыганский нож, острый как бритва. Это погано, даже очень. Один раз даже вскользь такой «мистикой» кровь отворит, и не всякую рану зашить успеешь. Надо было саблю дедову брать, а так…
— Кончай его, Семён, — сквозь зубы приказал Птицерухов.
Я сунул руки в карманы и ждал.
— Дедушка, а зайчик-то храбры-ый…
— Ну дык на то он и зайчик. Сперва храбрый, а как мядведь пасть-то раззявит, дак и мокрого пятнушка от него не будет…
Цыган тоже решил зазря не рисковать и бить один раз, но чтоб наверняка. Он кружил вокруг меня скользящими шагами, и на его лысине блестели под лунным светом капельки пота, словно стеклянные бусинки. Я вытащил руки, зажав в правом кулаке пригоршню соли. Теперь всё зависело от реакции и точности броска. У «медведя» были очень неплохие шансы, но колдун всё испортил сам…
— Чего тянешь, насади ему штырь под дыхало! Убей его, убе-э-эй!
Цыган отвлёкся на полный ненависти вопль и ударил впопыхах. Лезвие ножа, видимое всем как «медвежий коготь», чудом не задело мой бок, но и я не дремал — соль полетела противнику прямо в выпученные глаза, и…
— Мамочки! Мама-а-а, царица небесная, — взвыл «медведь», бросаясь наземь и закрывая морду лапами. — Ослеп я! Совсем ослеп! Погубил меня хорунжий, ай-яй как погубил! Зрения лишил напрочь… Воды, воды мне-э!
— Дебилы, угораздило же связаться, — тихо простонал Птицерухов, когда несчастный всё же вскочил на ноги и ринулся на поиски колодца, но, ничего не видя, влетел лбом в забор. Забор оказал вроде бы пассивное сопротивление, но вполне действенное. Мишка опрокинулся на спину и уже не встал, на его лбу зрела могучая, не еловая, не сосновая, не кедровая, но шишка!
— Ой, дедушка, а зайчик-то медведя одолел…
— От-то ж, девонька, даром мы, чё ли, зайцу деньгу-то платим? — удовлетворённо резюмировал староста.
Добрейшие люди, слов благодарности на них не хватает, умеют согреть душу…
— Ну что, один на один? — Я исподлобья посмотрел на колдуна.
— Не спеши, казачок, не спеши. — Птицерухов ещё раз взмахнул руками, и народ в хате испуганно ахнул:
— Пожар!
Судя по всему, из меня попытались изобразить столб пламени, и наверняка у него опять получилось. А ничего страшнее огня для нашего крестьянства не было и нет, сейчас все ударятся в панику, затопчут своих же и…
— Таки шо ви шумите? Можно подумать, тут уничтожают Содом и Гоморру, — раздался за моей спиной характерный голос старого еврея. — Один-единственный локальный очаг возгорания, плеснём из любой ёмкости, и его нет. Смотрите на раз!
Я даже вякнуть не успел, как этот чёрт вылил на меня ведро воды. Холодню-у-че-эй! Зато чары смыло вмиг.
— Значитца, не горим, да? — неуверенно топчась в дверях, признали староста, батя невесты и её маманя, уже начавшая выносить узлы с вещами. — И казачок-то живой. Хорошо-о-о!
— А мог быть полный цимес. — Чёрт панибратски затолкал всех обратно. — Таки я чую, шо здесь есть причина на предмет выпить рюмочку, и не одну. И что-то мне говорит, что ви уже на то дозрели…
— Чёрт, — злобно сплюнул Птицерухов, вновь поднял руки, но я уже просто не стал ждать, пока он сотворит какую-нибудь очередную пакость.
— А ну иди сюда, сучий сын! — Я в два прыжка встал перед ним, выхватив из-за голенища нагайку. — Думал, просчитал меня, да? Вражий потрох! Я ж таких колдунов, как ты, ем на завтрак!
— А-а-у-у! — по-бабьи взвыл он от первого хлещущего удара, но нагайка не останавливалась…
— Узнал, что я сквозь личины вижу, а большего не
