После ужина Нина вышла на палубу. Сыро, промозгло. Прошлась несколько раз от носа до кормы. Вахтенный матрос провожал ее взглядом, но ничего не говорил.
Большой иллюминатор кают-компании был ярко освещен. Внезапно он раскрылся, и оттуда пахнуло табачным дымом.
– Дайте глотнуть свежего воздуха, а то накурили – хоть топор вешай! – послышался веселый женский голос.
Нина встала на цыпочки, чтобы получше разглядеть, что там происходит. Вокруг стола сидели трое мужчин и толстая темноволосая женщина лет тридцати пяти.
– Ну, что петь будем? – спросил бледный очкарик с гитарой.
Фаня Бородина (верно, это была она) затушила окурок в консервной банке:
– Давай «Марш дальневосточных партизан». – И первая затянула, отбивая такт на колене:
По долинам и по взгорьям Шла дивизия вперед, Чтобы с боем взять Приморье — Белой армии оплот.
Нина изумилась. Песню на ту же мелодию пели белогвардейцы – еще в 1919 году:
Из Р умынии походом Шел Дроздовский славный полк, Во спасение народа Исполняя тяжкий долг.
Надо же – музыку передрали. Но коммунисты пели хорошо, дружно.
Как давно Нина не была на таких посиделках – с гитарой, с чаем в граненых стаканах и узорчатых подстаканниках, с пиленым сахаром на блюдце!
Фаня подошла к иллюминатору.
– Что вы там стоите одна? – произнесла она на хорошем английском.
Нина смутилась, отпрянула.
– Идемте к нам!
– Я русская.
Мужчины в кают-компании переглянулись.
– Из белых эмигрантов? – спросил тот, что с гитарой.
– Да.
– Ну тем более идите сюда, – махнула рукой Фаня. – И вам, и нам интересно поглядеть друг на друга. Чай пить будете?
Глава 72
1
Феликс – в шинели, в офицерской фуражке – сидел на бревне и смотрел, как солдаты переправляются на южный берег Янцзы.
Сегодня с утра из штаба русской группы войск прислали бумагу: «Обращать внимание на жителей в тылу, особенно на рабочих и женщин». И здесь же: «Строго воспрещено вступать в сношения с женщинами, так как они распущенны, что может привести к плохому концу».
Офицеры целый день потешались: «Близко подходить не будем, но без внимания не оставим».
«Сами как шлюхи подзаборные, – думал Феликс. – Служим паршивым китаезам, погибаем черт знает за что».
Белогвардейцы прибывали в армию генерала Собачье Мясо из Маньчжурии, из Пекина, из Тяньцзиня. Ехали с одной мыслью: «Возродим белое воинство, побьем китайских большевиков, потом за своих примемся». Какое там! В мае 1926 года командиру отряда Нечаеву оторвало ногу. Пока он лежал в госпитале, офицеры перегрызлись между собой. Многие пили: на поставках спиртного адмирал Трухачев, советник Меркулов и командир 65-й дивизии генерал Чжао делали большие деньги.
С харчами беда: интенданты нарочно закупали продукты у спекулянтов – за взятки. Оружие разнокалиберное, из четырех горных орудий два негодных, из шестнадцати пулеметов семь можно отправлять на свалку. Все изношено, прицельного огня достичь невозможно.
Повезло в том, что генерал-майор Костров, командир броневого дивизиона, знал Серафима по прежним временам. Он добился, чтобы его восстановили в сане и назначили к нему иереем. Феликс тоже напросился на бронепоезд «Великая стена» – в отряд прикрытия.
Пять вагонов-платформ, обсаженных стальными плитами. На каждом – дальнобойные орудия и пулеметы. Только здесь еще сохранялось подобие порядка; в китайских частях вовсе царил развал. Офицеры интересовались не тем, где находится противник, а тем, где, по данным разведки, хранились запасы продовольствия. Впрочем, с той, гоминьдановской стороны творилось почти то же самое.
Истоптанный берег, суета. Китайцы давились за право сесть в джонки. Прискакал отряд конников, командир стал лаяться с пехотинцами – ему лошадей надо было переправлять.
Феликс раздавил каблуком окурок. Отец Серафим – заросший до самых глаз, в ватнике, с повязкой Красного Креста на рукаве – подошел к нему:
– Ну, что слышно? Денег дадут или как? Пять месяцев задолженность – не шутка.
Феликс сунул руки в рукава – замерз на ветру.
– Собачье Мясо, верно, думает, что нам деваться некуда, – проговорил он зло. – Будем, как его узкоглазые, служить за еду.
Деваться действительно было некуда. Дрались не из-за денег, а чтобы протянуть еще один день. Тех, кто попадал в плен, перед смертью страшно пытали.
Раздался далекий пушечный выстрел. Феликс поднял голову: из-за излучины показался небольшой пароход.
2
Все пошло бы по-другому, если б на переправе случайно не оказался китайский адмирал Ху. До того как податься в адмиралы, он служил агентом Доброфлота в Шанхае и знал все русские пароходы на Дальнем Востоке.
Он первым по силуэту опознал «Память Ленина». Побежал, задыхаясь:
– Там советский пароход! Капитан Гроссберг – старый большевик, он прорывал топливную блокаду в Кантоне: возил туда нефть и уголь! А сейчас наверняка с грузом оружия идет!
Артиллеристы дали предупредительный выстрел, пароход встал на якорь. Проводить досмотр вызвался Феликс Родионов.
Поднявшись на борт, он допросил капитана и его помощников, полистал транспортные накладные: по бумагам выходило, что «Память Ленина» идет в Ханькоу за чаем, а в трюмах у него – запчасти для электростанции.
– Они в угольной яме прячут контрабанду, – подсказал адмирал Ху.
Феликс бросил накладные на пол.
– Седых, Неверов, начинайте обыск. Команду под арест, всех пассажиров собрать в кают-компании.
3
Лемуан наотрез отказался выходить из каюты.
– Я подданный Его Величества! – орал он из-за двери. – У меня право экстерриториальности!
Дела были плохи. Если белогвардейцы обнаружат, что он служит в армии Гоминьдана, – все: отдадут китайцам, а там порежут на кусочки. Фаня Бородина запросто могла выдать Лемуана.
В дверь молотили прикладами. Черт! И Одноглазого нет – помочь некому. Поль Мари дотянулся до иллюминатора, достал револьвер из кармана и выкинул за борт.
Задрал штанины, чтобы сразу увидели – беспомощный инвалид, никакого вреда от него не будет.
Дверь повисла на одной петле. Лемуан сделал страдающее лицо:
– Извините, господа, не мог открыть вам – ног нет… – И тут же замолчал, наткнувшись на суровый взгляд Феликса Родионова.
– Петренко, допросите остальных пассажиров. С этим я сам разберусь, – проговорил он.
У Лемуана отлегло от сердца. Феликс сел рядом на койку, злой, с губами, изъеденными болячками:
– Что ты делаешь на советском пароходе?
Лемуан повел плечом, посмотрел искоса:
– Меня заставили. Похитили прямо из дому – сказали, чтоб я собрал им аэроплан, а то худо будет.
– Какой аэроплан? – не понял Феликс.
– Фаня Бородина, жена главного политического советника, купила в Шанхае разобранный аэроплан и теперь везет его в Ханькоу, к своим. Я так рад, что вы спасли меня! – Лемуан схватил руку Феликса и бешено затряс. – В благодарность я готов собрать аэроплан для вашей армии. Его никто, кроме меня, не соберет и не отладит. У Собачьего Мяса нет таких специалистов.
Глава 73
1
Елка в гостиной почти осыпалась. Ветки-палки, а на них – обгоревшие свечи и гирлянды из разноцветной бумаги. Клим приказал слуге все убрать.
«Только бы Китти не разревелась!»
Он помнил себя в детстве. За несколько дней до Рождества дворник протаскивал сквозь узкие двери красавицу елку, всю в мелких каплях от растаявшего снега. Климу не позволяли приближаться к ней («Она с мороза – простудишься!»), и он изнывал от страстного томления.
