- Не нервничай, - флегматично ответствовал островитянин, - всегда было, всегда будет, и никогда не будет, чтоб было иначе. Всегда. Наше тело - не меньшее чудо, и в его разработку было вбухано уж никак не меньше труда и времени, а как им пользуются, во что его превращают девяносто девять человек из ста? А, чтоб тебе стало уж вовсе печально, еще пример: как пользуются те же девяносто девять таким потрясающим устройством, как человеческий мозг? А ответом будет искреннее и точное "Почти Никак"…
Он замолчал, а потом добавил с какой-то внезапной задумчивостью, как будто неожиданная мысль вдруг оборвала на взлете прежний его пассаж:
- Ты вот что… Может, оно и к лучшему, а?
- Что - "оно"?
- Да вот пришло вдруг в голову, что если б еще и это, - ну, то самое, о чем ты говорил, - изменится, то мы просто не можем представить себе всех последствий. Можно оказаться в обществе, характеристики которого лежат вне всяческих целей, мыслимых в настоящий момент.
- Всю страну мало, что не на уши поставили, неизвестно еще, чем все дело кончится, - и все только для того, чтобы - ш-шлюхи! - внесли кое-какую новацию в свои ночные пикники… Что? Чего ты там бубнишь? О-о-о… От-тдавай бутылку, тебе уже явно того…
И, машинально обтерев горлышко посуды, раза три басовито, с оттяжкой, булькнул.
- Да ты что же, - слегка обиделся Майкл, - решил, что я умудрился надраться? Но это же совершенно невозможно! При таких условиях куда-то улетучилось даже то, что было, а пил я только для того, чтобы… чтобы опьянение не перешло в минусовую фазу.
- И он еще говорит, что не пьян! Уважаемый, я на своем печальном опыте знаю, что у подобных тебе смурных типов такой вот абстрактный треп может обозначать только одно…
Рекордным номером их костра была Шашлычница, суетливо перебирая множеством ног, она безошибочно, не пропуская никого, обходила всех собравшихся у костра, продолжая при этом жарить шашлыки: Островитянин - взял, а Михаил, символически плюнув на землю, в сердцах отвернулся. Очевидно, что этот немудрящий экспонат находился в чем-то вроде коллективного пользования, не принадлежа никому конкретно, принадлежал некоторым образом всей кодле. Не выдержав, глянул еще раз. Все правильно. Будучи всего-навсего функциональной, она напоминала помесь корыта - с каким-то особо уродливым экземпляром тонконогого глубоководного краба, и выглядела вполне кошмарно. Раздав все шампуры, она подковыляла к кострищу и со звяканьем зачерпнула новую порцию углей из самой середки, кто-то нагрузил ее новой порцией шашлыка, и создание замерло в сторонке, тихонько жужжа моторчиками, призванными вращать шампуры, и распространяя сложную комбинацию запахов жареного мяса и горелого жира - с легким угаром… Интересно, откуда это они взяли можжевельник? Неужто с собой приволокли? Время от времени, в соответствии с обычаями, насчитывавшими по меньшей мере полторы-две тысячи лет, от костров отделялись парочки: скрадом и укрываясь рельефом местности, либо же, наоборот, с визгом и топотом они удалялись в сторону темнеющих поодаль зарослей. Иностранный специалист был очевидно занят беседой с той самой особой, которая их отыскала, а когда Михаил очередной раз глянул в их сторону, там уже никого не было, и только тихий шорох и удаляющееся полязгивание выдавало направление, в котором они удалились. Михаил решительно встал и, уже не скрываясь, уже на правах принятого и пропахшего, отправился в сторону от костров: то, что на во-он той верхушке было темно, тихо, и не горело ровно никаких огней не могло быть случайностью.
Шесть молчаливых фигур, в разных местах и вроде бы не имеющих отношения друг к другу. Четверо, - вроде бы просто так, а двое, - близь приземистого устройства, на верхушке которого безостановочно и с пугающей бесшумностью крутится антенна, - трапециевидная в сечении, чуть наклонная и с совершенно плоскими гранями. Лица четырех - превращены в пугающие маски благодаря устройствам, скрывающим их глаза, головы двух последних - вовсе упрятаны в глухие шлемы. При появлении Михаила только один едва заметно шевельнулся и ни один ничего не сказал.
- Бог в помощь, - он взял инициативу на себя, - перестраховка или и впрямь собираетесь кого-нибудь сбить? И не боитесь попасть в кого-нибудь не того?
- Мы - люди подневольные. Приказано ждать у моря погоды, - мы ждем, прикажут сбить - собьем.
- А что, - были прецеденты?
- Слушай, - ты откуда такой темный взялся? Швейцария, - хрен с ней, за бугром она и нас не касается, а Даугавпилс, - неужто ничего не слышал? И про Архипо-Иосиповку? И про Темрюк? Твое счастье, а то не вот бы еще и заснул…
- А Швейцария - что? Там-то откуда?
- Частный женский пансионат в горах. Сначала, как на грех, рухнула единственная приличная дорога, а потом прилетели эти ребята… Говорят, - никого не пропустили, кроме самых старых училок. А потом, - нашлось несколько любителей, - начали играть в доктора. В основном, - сам понимаешь, - в гинеколога, уролога и проктолога…
- Дожили, - сказал один из четверки носителей масок, - скоро по грибы без системы ПВО нельзя будет съездить.
- А чего? - Лениво проговорил третий. - В зе-емлю зароемся, - лепота…
- П-погас-си с-сигарету, - злобно прошипел его сосед, - глаза же режет…
- Прости, - проговорил гость, затаптывая злополучную "Дружбу", - не подумал. Ладно, не буду мешать. Прощайте пока.
- Будь здоров. - Буркнул противник курения. - Осторожнее тут…
Так всегда, - думал он, неуклюжей рысцой с оступью спускаясь с холма. - Если одни желают развлекаться непременно бездумно, то другие должны думать еще и за них.
Грохнуло, и в небе с громовым шипением развернулись радужные зонты, шатры, водопады, многоуровневые каскады многоцветного пламени. Шипя по-гадючьи, ракеты раскаленными шильями взбирались в небо, а следом небо вспыхивало разноцветным летучим огнем, и засевало землю чудовищными тенями. Какой-то особый сорт фейерверка не гас необычайно долго, огородив Лысую Гору с окрестностями косыми кулисами, четырьмя стенами из негаснущих огней, горящих оранжевым, почему-то очень тревожащим душу светом. "Люстры" опускались к земле необыкновенно медленно, едва заметно, а между ними, под ними, на их фоне плавно распускались огненные цветы. Фейерверк как будто бы и разгонял темноту, - но на самом деле все творящееся внизу стало почти вовсе неразличимым, искаженным, неразборчивым и иллюзорным, совокупностью цветных теней и огненных контуров.
Среди огненных бликов и пляшущих теней метались жилистые тела, раздавались свирепые выкрики и глухие, устрашающие удары. Мужчины, как один, - с длинными волосами, связанными в "хвост", босые и по пояс голые, в одних только темных штанах до середины икр, бились стенка на стенку и, по всей видимости, - насмерть. Колья порхали в жилистых руках, обрушиваясь на ребра, спины, колени и выставленные навстречу жутким ударам предплечья. Этого - не сыграешь, удары наносились от души, дубины щепились и ломались о тела, валя бойцов на землю, но те вскакивали, как ни в чем не бывало и стремглав кидались на обидчиков, утратившие оружие пользовались коленями, кулаками, а то и просто головой. Это было невозможно, дерущиеся давным-давно должны были переломать друг другу руки, ноги, ребра и полечь со страшными, несовместимыми с жизнью увечьями, но это было, в крови, в поту, в грязи они бились без жалости и не ведая устали. Бух! Трах! Хрясть! И надломленный кол с влажным звуком лопается, встретившись с предплечьем врага, перехват - и пыром его, проклятого, не так его и не этак, свежим изломом - в брюхо! Тот, перехватив кол, разворачивается, протягивая противника мимо себя и - на выставленное вперед-вверх каменное колено. Гулкий удар приходится в область сердца, попавший под раздачу молча падает под топчущие ноги, а зрители воют от свирепого восторга. Спутница следила за действом с горящими глазами, то и дело взвизгивала при особенно устрашающих ударах и бросках и - теребила его, судя по всему не слишком-то замечая, что творит. Майкл чувствовал, что прижимающееся к нему тело прямо-таки дрожит от нечистого возбуждения гладиаторских игр. Впрочем, - куда там гладиаторам. В таком темпе и с таким напором любые гладиаторы минувших времен давным-давно полегли бы замертво, а эти, - о, эти как будто бы вовсе не чувствовали ни усталости, ни боли, и, казалось, только входили во все больший раж, все взвинчивая и без того бешеный темп этого дикого ристалища. Потом раздался повелительный окрик, бойня немедленно прекратилась, а восставшие, - все, как один, - бойцы раскланялись сначала - между собой, а потом - с бешено орущими от возбуждения зрителями. И, обретя на краткое время дар ясновидца, Майкл с необыкновенной ясностью увидел, что именно потребуется Повелительнице Змей следом.
Но по дороге насмешница-судьба приготовила им и еще одно зрелище из числа нечастых. Костерок, к которому они вышли, не относился к особенно ярким, и при его неверном свете островитянину поначалу показалось, что человек изо всех сил, перекатываясь с боку набок, то так, то этак, с громким, мучительным стоном борется с напавшим на него Изделием из числа тех, что так щедро были представлены Здесь и Сейчас, этой ночью. И - даже не очень удивился, при такой концентрации людей и Изделий какие-либо в этом роде недоразумения должны были произойти просто-напросто по теории вероятности в варианте закона Финнегана, но, приглядевшись, убедился в своей ошибке. Объятия Изделия с неизвестной леди, - а это была леди, - не имели с борьбой ровно ничего общего. Оба главных рабочих органа механизма обладали, казалось, не только скучным и примитивным возвратно-поступательным движением, но еще и пульсировали, раздуваясь чуть ли ни вдвое на прямом ходу каждого цикла, соответственно растягивая оба рядом расположенных физиологических отверстия упомянутой леди. Во всех остальных деталях устройство изделия производило впечатление предельной простоты и функциональности, без малейшего антропоморфизма. За происходящим, - молча или издавая редкие подбадривающие возгласы, - наблюдало около десятка зрителей, Майкл тоже было остановился поглазеть, но провожатая решительно повлекла его прочь.
