— Но вы же сказали — взрыв...
— Вы забыли: раньше я спросил, не звонила ли Мария Федотовна из Одессы.
Варварины щеки порозовели, она глубоко и с облегчением вздохнула.
— Слава богу, — сказала, — с мамой ничего не случилось. Но почему она должна звонить?
— Сейчас все объясню, — пообещал Хаблак. — Однако сначала прошу вас ответить на несколько вопросов.
— Пожалуйста. — Было видно, что Варвара и в самом деле настроена отвечать с готовностью: ведь главное — с мамой все в порядке, а остальное — ерунда.
— Ваш муж на работе?
— Нет, Иван взял отгулы, сегодня и завтра дома.
— Могу его видеть?
— Пошел к машине и скоро вернется.
— Он отвозил Марию Федотовну в Борисполь? — спросил Хаблак, хотя и знал это со слов Винницкой.
— Да.
— А вещи упаковывала Мария Федотовна?
— Я помогала ей.
— Потом ваш муж снес их в машину?
— Конечно.
— Почему вы не провожали мать в аэропорт?
— Дочь приболела, не пошла в садик, и не было с кем оставить ее.
— А почему Мария Федотовна не спустилась к машине вместе с вашим мужем?
— Не знаю. Да и разве не все равно — пошла мама сразу или задержалась?
— Именно это я и хотел уточнить.
— Странный вопрос.
— Да и вообще эти милицейские работники странные, — усмехнулся Хаблак. Но сразу же спросил серьезно: — Надолго ли задержалась Мария Федотовна в квартире после того, как ваш муж понес чемодан? Прошу припомнить.
Варвара замигала глазами.
— Иван сказал, — стала вспоминать, — что должен проверить давление в скатах. Он вечно крутится возле машины, все свободное время что-то ремонтирует, завинчивает... Мать сказала, чтобы не медлил, так как через четверть часа должны выехать. Через четверть часа и пошла.
«Пятнадцать минут, — подумал Хаблак, — четверть часа было у Ивана Петровича Бляшаного, чтобы положить взрывчатку в тещин чемодан».
А сказал совсем другое:
— Хорошо живете, — похвалил, обведя взглядом со вкусом обставленную комнату. — Квартира у вас уютная.
Варвара довольно улыбнулась.
— Да, четыре комнаты и почти в центре, лучше не может быть.
Вспомнила: а еще несколько минут назад хотела поменяться — стало стыдно, будто и впрямь провинилась.
— В такой квартире только жить не тужить, — начал осторожно Хаблак. — В мире и согласии...
— Конечно! — радостно согласилась Варвара. Мелькнула мысль: правду говорит этот милицейский майор, вот, посторонний человек, а понимает все, не то что Иван...
Ну чего он бесится? Да, у мамы характер — не подарок, но к каждому характеру можно приспособиться, живет же она с Иваном уже шесть лет тихо и спокойно...
Вдруг встревожилась.
— Вы скажите все-таки, — попросила, — что с мамой? Милиция ведь даром не приходит...
— Не приходит, — согласился Хаблак. — Я сейчас объясню все, однако хотел бы еще спросить вас, Варвара Владимировна, извините, может, это не очень тактично, но должен: в вашей семье все в порядке?
— То есть у меня с Иваном?
— И это... Но меня интересует, какие отношения у Ивана Петровича с вашей мамой?
— Нормальные, — ответила вполне искренне. — Не ссорятся, ну, конечно, не без трений, но дай бог, чтобы у всех было не хуже. — Внезапно насторожилась. — А почему это вас интересует?
— Потому, — ответил Хаблак, — что в чемодан одного из пассажиров самолета, которым летела в Одессу Мария Федотовна, была положена взрывчатка.
Майор увидел, как снова кровь отлила от щек Варвары Владимировны, она буквально побелела и испугалась — но отчего так пугаться сейчас, когда знает: все обошлось и мать жива-здорова?
— Ваш муж работает в мостоотряде? — спросил.
— Да, — подтвердила. — Инженером.
— Варвара Владимировна, только что вы подумали о муже нехорошо, не так ли?
Покраснела, и глаза налились слезами. Но все же возразила:
— Ошибаетесь.
— Какие у вас были основания так думать о нем?
Но Варвара уже взяла себя в руки. Ответила твердо:
— Я же говорю, вы ошибаетесь. У меня прекрасный муж, и все ваши вопросы ни к чему. — Вдруг глаза у нее снова округлились, и она заговорила быстро, словно убеждая себя в чем-то: — И что за манера — подозревать? Сказано вам: живем нормально, уважаем друг друга, а вы лишь бы внести раздор!..
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Хаблак поднялся. Варвара Владимировна не убедила его, теперь следовало побывать в мостоотряде — если Иван Петрович действительно соорудил мину с часовым механизмом, должен был оставить там хоть какие-то следы.
Взрывчатка ведь на улице не валяется.
8
Кузьма поставил на стол три бутылки сухого вина, выложил пакет с закуской, начал разворачивать, мурлыча под нос:
А а еду, а я еду за туманом, За туманом и за запахом тайги...
Демьян, внимательно и молча наблюдавший за товарищем, подправил не без иронии:
А я еду, а я еду за деньгами, За туманами пусть едут дураки...
Кузьма захохотал весело и незлобиво.
— Ты мне все равно не испортишь настроение, — ответил. — Не сердись.
— С чего взял?
— Будто не видно: сидишь как барсук в норе.
— Думаешь, приятно терять товарищей?
— А ты не теряй — поехали вместе.
— Скажешь такое. Не в Боярку смотаться... И даже не в Херсон...
— Подумаешь: полсуток — и в Братске. Не успеешь и выспаться. Летишь, дремлешь, красивые стюардессы кормят тебя...
— Но ведь Киев! — уверенно возразил Демьян. — Один Днепр чего стоит!
— А ты Ангару видел?
— Говоришь, вроде сам видел.
— Не видел, — вздохнул Кузьма. — Но Коля Петренко твердил: красота! А послезавтра и я увижу...
— Увидишь, — согласился то ли с сожалением, то ли осуждающе Демьян. — Хоть напиши.
— Не забуду. — Кузьма выложил на тарелку хорошо поджаренных, еще тепловатых цыплят, развернул кулек с пирожками. В комнате запахло так вкусно, что Демьян не выдержал и глотнул слюну.
— Куда же Глеб делся? — спросил.
— Торопишься?
— От цыплят такой дух — попробуй не спешить!
— Да, посидим мы сегодня хорошо, — сказал Кузьма, и, будто в ответ на эти слова, дверь распахнулась и в комнату ворвался Глеб Ластивка: возбужденный, растрепанный, в небрежно заправленной в брюки клетчатой рубашке. Обошел вокруг стола, изучая бутылки, и сказал презрительно:
— «Оксамит Украини», «Перлина степу», «Гурджаани»... А водочки не взял?
— Перебьешься, — отрезал Кузьма.
— Все же товарища провожаем. За это не помешало бы граммов двести — триста...
— А я «сухарь» уважаю, — возразил Демьян, — в голову не бьет, веселит и пить приятно. Где «Гурджаани» взял?
— В винном.
Глеб налил всем по полстакана красного густого вина, подумал немного и долил еще.
— Так выпьем за будущего первопроходца Кузьму Зинича, чтоб он с необмороженным носом ходил. За тебя, друже!
Кузьма отхлебнул, смотря, как Глеб опорожнил стакан. Стало жаль оставлять и друзей, и Киев, и эту не очень большую и комфортабельную комнату в общежитии, где прожил свыше трех лет.
Всего жаль, и как еще там в Сибири сложится все...
Вон Демьян смотрит грустными глазами, что поделаешь, может, и не скоро придется встретиться...
Демьян наконец допил вино и потянулся за пирожком. Демьян все делает медленно, однако добротно, не очень-то перевыполняет нормы, процентов на пять, но в цехе его уважают больше, чем некоторых предприимчивых болтунов-ударников, у Демьяна вообще не бывает брака, не существует детали, которую бы испортил, — токарь высокого полета, классный специалист, член парткома завода.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Демьяна знают не только на их предприятии, его портрет — на районной Доске почета, через месяц-полтора получит квартиру в новом доме — все равно их братство по общежитию распадется.
