имеет значения» и отсутствие воображения.
«Устроил пир горой? Да, горой!» — заметил про себя Пуаро.
Комната, куда его ввели, оказалась небольшой. Главная гостиная была на втором этаже. А это была личная гостиная хозяйки дома, которая стояла у камина, когда ей доложили о приходе Пуаро.
Ему опять вспомнилась фраза: Она умерла молодой…
Мысленно повторяя эти слова, он смотрел на Эльзу Диттишем, которая когда-то была Эльзой Грир.
Он никогда не узнал бы в ней той, что была на картине, которую показал ему Мередит Блейк. Там она была воплощением юности, воплощением энергии. Здесь же юности не было, быть может, не было никогда. Зато теперь он увидел то, чего не увидел в картине Крейла: Эльза была красивой женщиной. Да, навстречу ему шла настоящая красавица. И, разумеется, совсем еще молодая. Сколько ей? Не больше тридцати шести, если, когда случилась трагедия, ей было всего двадцать. Ее темные волосы были безупречно уложены на идеальной головке, черты лица были почти классическими, грим наложен очень умело.
Ему вдруг стало не по себе. Наверное, по вине старого мистера Джонатана, рассуждавшего о Джульетте… Никакой Джульетты здесь нет, впрочем, можно ли представить себе Джульетту уцелевшей и примирившейся, что нет ее Ромео?.. Разве сущность Джульетты не в том, что ей суждено было умереть юной?
Эльза Грир осталась жива…
Она обращалась к нему, произнося слова ровным, даже монотонным голосом:
— Я так заинтригована, мсье Пуаро. Садитесь, пожалуйста, и скажите, чем я могу быть вам полезна.
«Она вовсе не заинтригована, — подумал он. — Ничто не способно ее заинтриговать».
Большие серые глаза, похожие на мертвые озера. Пуаро в очередной раз прикинулся иностранцем.
— Я в замешательстве, мадам, в полнейшем замешательстве, — воскликнул он.
— Почему?
— Потому что я понял, что это… это воссоздание былой трагедии может оказаться исключительно болезненным для вас!
Ее это, похоже, позабавило. Да, именно позабавило. Она явно смеялась над его страхами.
— Наверное, это мой муж вас надоумил? Он ведь встретил вас, когда вы приехали? Он ничего не понимает. И никогда не понимал. Я вовсе не такая чувствительная, какой он меня представляет. — Ее по-прежнему забавляла создавшаяся ситуация. — Мой отец был простым рабочим, но сумел выйти в люди и скопить состояние. Для этого нужно быть толстокожим. Я такая же.
«Да, это правда, — подумал Пуаро. — Нужно быть толстокожей, чтобы поселиться в доме Кэролайн Крейл».
— Так чем же я могу вам помочь? — повторила леди Диттишем.
— Вы уверены, мадам, что вам не будет больно обсуждать прошлое?
На секунду она задумалась, и Пуаро вдруг пришло в голову, что леди Диттишем — человек искренний. Она способна солгать из необходимости, но не ради корысти.
— Нет, больно не будет, — задумчиво сказала леди Диттишем. — Признаться, я бы даже не возражала, чтобы стало больно.
— Почему?
— Так глупо никогда ничего не чувствовать… — раздраженно ответила она.
И снова Эркюль Пуаро подумал; «Да, Эльза Грир умерла…»
А вслух сказал:
— В таком случае, леди Диттишем, моя задача становится куда проще.
— Что именно вас интересует? — весело спросила она.
— У вас хорошая память, мадам?
— По-моему, неплохая.
— И вы убеждены, что вам не будет больно вести подробный разговор о тех днях?
— Ничуть. Боль испытываешь, только когда ее причиняют.
— Да, я знаю, некоторые люди мыслят именно так.
— А Эдвард — мой муж — совершенно не способен этого понять, — сказала леди Диттишем. — Он считает, что судебный процесс, например, был для меня тяжким испытанием.
— А разве нет?
— Нет, я даже получила от этого удовольствие, — ответила Эльза Диттишем, и в ее голосе слышался отзвук испытанного когда-то удовлетворения. — Господи, чего только не делал со мной этот негодяй Деплич! — продолжала она. — Это сущий дьявол! Но мне нравилось сражаться с ним. Он так и не сумел со мной справиться.
Она с улыбкой посмотрела на Пуаро.
— Надеюсь, я не разрушила ваших иллюзий? Двадцатилетняя девчонка, я должна была бы умирать от стыда. Но такого не случилось. Мне было наплевать, что обо мне говорили. Я хотела только одного.
— Чего же именно?
— Чтобы ее повесили, разумеется, — ответила Эльза Диттишем.
Он обратил внимание на ее руки — красивые, с длинными острыми ногтями. Руки хищницы.
— Вы считаете меня мстительной? Да, я готова мстить за любую нанесенную мне обиду. Та женщина была просто гадиной. Она знала, что Эмиас меня любит, что он собирается ее бросить, и убила его только из-за того, чтобы он мне не достался.
Она посмотрела Пуаро в глаза.
— Вам такое поведение не кажется недостойным?
— А вы не понимаете, что существует ревность, и не испытываете участия к людям, ею одержимым?
— Нет, не испытываю. Если игра проиграна, значит, проиграна. Не можешь удержать мужа при себе, отпусти его на все четыре стороны. Мне не знакомо чувство собственника.
— Может, вы думали бы иначе, если бы стали женой Крейла.
— Не думаю. Мы не были… — Она вдруг одарила Пуаро улыбкой. Ее улыбка, почувствовал он, немного пугала, потому что никак не была отражением тех чувств, которые она в эту минуту испытывала. — Мне хотелось бы, чтобы вы поняли раз и навсегда, — сказала она, — что Эмиас Крейл не совращал невинной девушки. Все было вовсе не так! Из нас двоих вина лежит на мне. Я встретила его на приеме и влюбилась в него. Я поняла, что хочу, чтобы он принадлежал мне…
Пародия, чудовищная пародия, но:
И я сложу всю жизнь к твоим ногам
И за тобой пойду на край Вселенной[1048]
— Несмотря на то что он был женат?
— Посторонним вход воспрещен? Чтобы удержаться от поступка, в жизни требуется нечто большее, чем напечатанное в типографии объявление. Если он несчастлив со своей женой и может быть счастлив со мной, то почему нет? Живем ведь только раз.
— Но говорят, он был счастлив в своей семейной жизни.
— Нет, — покачала головой Эльза. — Они жили как кошка с собакой. Она все время придиралась к нему. Она была… О, она была страшной женщиной!
Она встала и закурила сигарету.
Может, я несправедлива к ней, — чуть улыбнулась она, — но я и вправду считаю ее гадким существом.
— Это была большая трагедия, — задумчиво заметил Пуаро.
— Да, большая трагедия.
И вдруг она резко повернулась, выражение смертельной скуки исчезло, и лицо ее оживилось.
— Меня убили, понимаете? Убили. С тех пор не было ничего, совершенно ничего. — Голос у нее упал. — Пустота! — Она раздраженно махнула рукой. — Я музейный экспонат из аквариума!
— Неужто Эмиас Крейл для вас так много значил? Она кивнула. Кивнула как-то по-странному
