не рыпаться, они обойдут стороной.
— Ты так считаешь? Что-то я сомневаюсь. Они стали очень быстрыми, Митчелл. В два, а то и в три раза быстрее, чем раньше.
Мы оба надолго умолкли, но минут пять спустя я с надеждой в голосе проговорил:
— Слушай, я и раньше размышлял об этом, но после сегодняшних событий мысль, что нужно уходить дальше, просто въелась мне в голову.
— Куда дальше?
— Думаю, может стоит попробовать пересечь границу?
Повернувшись к нему, я ждал, что он скажет на этот счет. В задумчивости Митчелл медлил с ответом, однако затем издал сдавленный смешок и спросил:
— И что потом? Брось, Уилсон. Так и будем убегать? Они ведь придут и туда, если уже не пришли. Здесь у нас хотя бы есть надежное укрытие, а что ждет там?
— Не знаю.
— Вот именно. И никто не знает. А потом, как тащить с собой по морозу такую толпу народа?
— Ну конечно, — презрительно ухмыльнулся я, — с нами же женщины, старики и дети.
— Ты опять за старое? — шепот Митчелла приобрел недобрый оттенок.
— Нет. Просто бесит, что приходиться подставлять свою задницу и отдуваться за всех. У меня дочь, Митчелл! Если меня грохнет какой-нибудь поехавший крышей оборванец или, что хуже, заразит инфицированный ублюдок, что станет с ней?
— Кончай о таком думать, ничего с тобой не случится, — твердо произнес он. — Но на всякий случай — пока я жив, она не пропадет. Даю тебе слово.
На несколько следующих минут мы оба вновь замолчали и углубились каждый в собственные мысли.
— У тебя есть какой-то план действий? — пошевелившись, задал я вопрос. — Мы не сможем пересидеть без припасов, а того, что нашли сегодня, хватит дней на пять-шесть максимум.
— Знаю, — угрюмо проронил он. — Послушай, идти в новое место, значит искать новое укрытие. Потом они нас догонят и нужно будет опять убегать. К тому же я уверен, за границей сейчас то же самое. Если нет, то будет через неделю-другую.
— Да понял я, к чему повторять? — с раздражением бросил я. — Твои варианты? Что ты предлагаешь делать? Есть собак, пока не кончатся?
— Тебе это не понравится, — устало прошептал Митчелл, — но я предлагаю снова ехать в город и искать провизию. Это единственный выход.
— Я не поеду. Не хочу, ясно? — жестко процедил я.
— А есть другие идеи? Куда бы мы не направились, везде придется рисковать. И везде придется добывать еду. Так что это неизбежно, Уилсон.
Я сознавал, что он прав, а потому промолчал. Митчелл тоже выдерживал паузу, но наконец тихо вздохнул и принялся доверительным, почти заискивающим шепотом меня уговаривать:
— Слушай, сейчас многие удрали из города. От страха люди побежали дальше, а те, кто не сбежал, почти все заражены. Значит, живых там уже меньше, чем инфицированных. Разве ты не заметил, что улицы практически пусты?
— Чего ты обрабатываешь меня, точно я смазливая бабенка, которую тебе вздумалось поиметь? — огрызнулся я. — Да, заметил. Народу совсем не осталось. А еще я заметил горы трупов.
— Вот! Трупы — это понятно, но я хочу сказать, что те твари постепенно пойдут за сбежавшими. Да, они пройдут через нас и тут их, конечно, тоже останется достаточно, но не в таком количестве. Мы пересидим, Джон. Главное, запастись провизией и выждать время. А бежать вслед за остальными равносильно самоубийству.
— Возможно, в этом есть здравый смысл, Митчелл, но, черт возьми, я сегодня чуть не сдох! Меня до сих пор передергивает от запаха тухлятины, хотя я чуть ли не сорок минут скреб себя в душе. Всю кожу, на хрен, содрал.
— Меня тоже передергивает, а что поделать?
— Ладно, ни к чему это нытье, — обессиленно прошептал я. — Я знаю, что ты прав и другого выбора у нас все равно нет.
— Тогда решено? — воодушевился он. — Решено! Значит снова разбиваемся на группы и едем на поиски. Пару дней передохнем, придем в себя, а потом доходчиво растолкуем каждому, что действовать нужно сообща. Все должны держаться строго вместе. Вуд сглупил, но это послужит для других уроком. Какого черта он вообще поперся туда один?
— Да я без понятия, что на него нашло! Он как с цепи сорвался и будто целенаправленно шел к ним навстречу. Все твердил, что его ведет предчувствие. Придурок! Жаль его, конечно, но он был законченным идиотом.
— Согласен. А как твой друг? Ему вроде получше, а?
— Роб? Смотря, что ты называешь получше, — процедил я сквозь зубы. — Он успокоился, но только потому, что к нему вернулась жена.
С Робом последние полтора месяца происходили быстрые и такие же внезапные метаморфозы. В первый вечер, когда его мозг отошел от успокоительного, он, как и раньше, сидел без движения с устремленным в пустоту взглядом. В подобном анабиозе он провел пару суток, а позже состояние это сменилось глухой, молчаливой враждебностью ко мне.
После того, как сообща мы убедили его, что в метро специально оставили людей, которые расскажут Айлин, где нас искать, оно вновь переросло в томительное ожидание. Роб немного оживился, но как будто еще больше впал в детство. Порой его изумляли или приводили в совершенный восторг вполне обыденные вещи, слова, либо события.
Иногда он словно сомнамбула расхаживал по дому, брал в руки предметы и подолгу их разглядывал. Иногда спрашивал, какой сегодня день, месяц и год. А временами слышал привычную, всем понятную фразу, уточнял, что она означает, а услышав ответ, приходил в возбужденное, приподнятое настроение и затем повторял ее помногу часов подряд.
Голод он переносил на удивление стойко и, казалось, вовсе его не замечал. Как и все мы, он еще сильнее отощал и сгорбился, так что от его когда-то широких, сильных плеч сохранились одни воспоминания. Глаза его приобрели несколько мутный оттенок, но при этом лихорадочно блестели и, не задерживаясь надолго на чем-то конкретном, часто бегали с места на место.
Однажды будучи в городе, в одном из разграбленных магазинов мне под руку подвернулся столярный рубанок. Едва взглянув на него, я сразу подумал о нем. Не особо надеясь, что его заинтересует инструмент, за которым в прошлом он мог проводить часы напролет, я все же привез его в дом. Подарок Роб оценил не сразу.
Несколько дней он притворялся, будто вовсе его не замечает, а потом начал искоса присматриваться. Он ходил возле него кругами, брал в руки и клал обратно, пока как-то я не застал его в подвале за обработкой деревянной доски. Там их имелось в избытке, так что очень скоро он втянулся в процесс и практически перестал оттуда выходить.
