class="p1">Короче говоря, какой-нибудь марсианин, изучая подобные снимки, наверняка пришел бы к выводу, что сознательной жизни на Земле нет.
Разумеется, причина такой удивительной и даже несколько обидной для нас невидимости следов деятельности человека на принадлежащей ему планете – не принципиального характера. Все дело было в разрешающей способности фотоаппаратуры, которая со времени исследований Сагана продвинулась далеко вперед. Нет сомнения в том, что будь в те годы у исследователей такие приборы, как, скажем, многозональный космический фотоаппарат «МКФ-6», с которым работали на корабле «Союз-22» Валерий Быковский и Владимир Аксенов, – результаты получились бы совсем другие.
Примерно то же можно сказать и о приборе, о котором у нас шла речь. Возможно, что требовала усовершенствования его конструкция. Не исключено, что нужно было изменить методику его использования. Но отвергать целиком саму идею исследований такого рода, конечно, не приходилось. Это было очевидно всем, а Королеву – больше, чем кому-либо иному.
Но способ решения конкретной задачи – что снимать в первую очередь с корабля? – примененный в данном случае, для Королева, как мне кажется, очень характерен. Даже если в этой истории и есть что-то от легенды. Хотя старожилы королевского конструкторского бюро решительно настаивают: все точно, ничего от легенды тут нет.
Однажды общеизвестная склонность Королева к прямому инженерному эксперименту подверглась суровому испытанию, войдя в конфликт со строгой дисциплиной, упорно насаждаемой им во всем, что относилось к подготовке и к пуску космического корабля. А тут эксперимент был предпринят в порядке, выражаясь деликатно, не вполне плановом.
Дело было так. Готовился к полету один из последних беспилотных космических кораблей – предшественников гагаринского «Востока» – с подопытной собакой на борту.
Среди проблем, стоявших в то время перед учеными и конструкторами, едва ли не самой серьезной была невесомость. В сущности, мы и сейчас не можем утверждать, что знаем в этой области все. Но тогда опыта сколько-нибудь длительного, превышающего несколько десятков секунд, соприкосновения с явлением невесомости вообще не было ни у кого.
А потому пышно расцвели горячие дискуссии (ничто так не подогревает дискуссионные страсти, как недостаток информации) на тему о том, как будут функционировать в условиях невесомости живые организмы, а равно неживые механизмы.
В правомерности постановки такого вопроса применительно к живым существам не сомневался никто.
Факт существования проблемы «человек в невесомости» сомнений не вызывал.
Но сомнения в бесперебойности действия в этих условиях мертвой техники большинству людей, не связанных с космическими делами профессионально, могут на первый взгляд показаться не очень-то обоснованными: не все ли, мол, равно всяким винтикам и болтикам – весомость там или невесомость? А между прочим, оказалось, что некоторым (пусть не всем, но достаточно многим) техническим устройствам далеко не все равно. Взять, к примеру, такое широко распространенное во всевозможных топливных, масляных, гидравлических системах устройство, как отстойник. При отсутствии гравитации он функционировать не может: нет причины для осаждения частичек примесей, которые он должен выделять из рабочей жидкости.
Другой пример: чтобы управлять движением космического корабля – переходить на новую орбиту, сближаться и контак-тироваться с другими космическими объектами, а главное, затормозиться для возвращения на Землю, – корабль должен быть определенным образом сориентирован. Но всякая система пространственной ориентации требует какой-то стабильной системы координат, относительно которых определялось бы положение летательного аппарата: так сказать, где верх – где низ, где нос – где хвост. В атмосферной авиации в качестве естественной вертикали такой системы выступает линия действия силы тяжести. В условиях невесомости этой линии нет. Приходится придумывать что-то другое, более сложное, – например, использовать в качестве осей системы координат направления на несколько крупных далеких звезд.
Академик А. Ю. Ишлинский рассказывает о том, как создатели одного из приборов космической ориентации столкнулись с явлением «спекания» в вакууме зубчатых колес, что, естественно, влекло за собой отказ – поначалу необъяснимый – этого прибора.
Выходит, не всякой технике так уж хорошо в космосе, и возникавшие на сей счет сомнения нельзя сказать, чтобы были полностью высосаны из пальца. Но, расширяясь наподобие снежного кома, сомнения стали затрагивать и такие механизмы, которые до того были, как жена Цезаря, вне подозрений.
Дело дошло до того, что начались – правда, преимущественно среди специалистов нетехнического профиля – споры о том, будут ли работать в космосе часы. Обыкновенные пружинные часы! А это, между прочим, дело весьма существенное: часовой механизм может найти применение во многих элементах конструкции космического корабля и его оборудования.
Доктор Абрам Моисеевич Генин – по профессии авиационный медик, в силу чего и занимался в те годы преимущественно существами живыми: начиная от мушек дрозофил и кончая космонавтами. Вопрос о том, будут или не будут работать часовые механизмы в невесомости, его, как говорится, прямо по службе ни в малейшей степени не касался.
Но тем не менее, когда корабль-спутник облетел по космической орбите земной шар, благополучно приземлился и из его кабины была извлечена оказавшаяся в добром здравии Чернушка, на ней были обнаружены… часы. Обыкновенные наручные часы марки «Победа» с потертым кожаным ремешком, на скорую руку приметанные к собачьей попонке.
Установление личности хозяина этих контрабандных часов ни малейшей трудности не составило, привлекать к расследованию Шерлока Холмса оснований не было: на задней часовой крышке невооруженным глазом легко читалась четко выгравированная дарственная надпись. Часы принадлежали Генину.
Проехав незаконным образом 9 марта 1961 года вокруг нашей планеты и пробыв более часа в невесомости, они продолжали бодро тикать – ничуть не хуже, чем до своего экзотического путешествия.
Для чего предпринял Генин такой самодеятельный эксперимент? Прогрессивная общественность космодрома усмотрела причину этого в том, что доктору очень уж набили оскомину бесконечные дискуссии на тему о работоспособности часов и вообще всякой техники в невесомости.
Через несколько лет, когда я напомнил Генину об этой истории, он сказал: «Я просто хотел от них избавиться. Они мне надоели…»
Но по свежим следам на доктора крепко навалились за «самовольное внесение изменений в установленный комплект бортового оборудования», что считалось (и, в общем, считалось справедливо) криминалом достаточно серьезным. Однако чувствовалось, что ругали его тогда в основном с позиций официальных, больше для порядка. А в частном разговоре Королев сказал:
– Вот так и надо ставить эксперимент: прямо брать быка за рога. – Хотя, конечно, понимал, что особенно большого смысла в постановке такого эксперимента не было – уже по одному тому, что работа пружинных механизмов в невесомости сомнений у технических специалистов, как было сказано, не вызывала.
…Когда же со времени описываемых событий прошло более десятка лет, выяснилось – в порядке явки нарушителя закона с повинной, – что хотя владельцем знаменитых часов
