…Он потерял сознание, когда Мишка окунул его с головой в реку, перетаскивая на своей медвежьей спине через Дон…
Николай Павлович сидел у окна и смотрел на привокзальную площадь, когда дверь распахнулась и в номер вошел симпатичный молодой человек в синем тренировочном костюме, с большой красной сумкой на плече. Он удивленно и весело посмотрел на Николая Павловича, поднимавшегося со стула.
— Здравствуйте, папаша, — сказал он уверенно. — Какими судьбами?
— На поезде, — ответил Николай Павлович. — Мне жена говорит, самолетом двигай, оно быстрей. А я — на поезде. Он ведь как вышел, так и придет без задержки. Доедешь за милую душу.
— А вы что — на поезде в носках ездите?
— Зачем? В сапогах, как положено. Сапоги — они в ванной. Я чтоб пол не замарать.
— Так, с обувью вопрос решен, — сказал молодой человек. — Ну, а в номере вы как очутились?
— Зовут меня Николай Павлович. Разговариваем, а не познакомились. Не по-русски как-то.
И Николай Павлович протянул соседу большую, твердую, как лопата, руку.
— Ну, раз необходим такой светский ритуал, то извольте. Зовут меня Денис, очень простое имя. Был такой поэт Денис Давыдов, знаете? Мы с ним тезки. Так вас поселили сюда?
— Обязательно поселили. Пропуск даже дали, — гордо добавил Николай Павлович и стал искать в кармане пиджака пропуск.
— Понятно, понятно, — сказал Денис, повалился на кровать, подвинул к себе телефон и набрал номер. — Кто сегодня дежурит? Люда? Люлечка, зайди ко мне, пожалуйста, это Денис говорит. Благодарю.
Денис положил трубку и стал раздеваться. Он снял тренировочную куртку, обнажив ладное и ловкое тело, гладкие мускулы.
— Вот говорят, — сказал Денис, — что пинг-понг — женский спорт, перекидывание шарика. Чего там? Ракеткой махать… А нагрузка — не поверите: после каждой игры еле на ногах стоишь. Подсчитано, что во время каждого ответственного матча игрок тратит столько энергии, сколько нужно для того, чтобы разгрузить вагон с углем.
— Одиноко? — удивился Николай Павлович.
— Конечно, одному.
— Вагон? Это не хухры-мухры. Это совковой лопаткой нужно помахать ой-ой-ой! Особенно если уголь лежалый.
— А нервов сколько уходит!
— От нервов все болезни, — согласился Николай Павлович. — А если в семье порядок — живи за милую душу без нервов. У меня вот сосед, Сысоев, тоже Николай, молодой парень, пятидесяти нету. Жена его — Марийка. Из города. Целыми днями его пилит и шпыняет, аж противно. Раз он приходит сильно выпимши…
Что предпринял сосед Сысоев в этом драматическом случае, так и осталось неясным, потому что открылась дверь и вошла дежурная по этажу.
— Привет! — сказала она Денису. — Как сыграл?
— В полуфинал вышел!
— Поздравляю!
— По телевизору будут показывать полуфиналы.
— А с кем ты играть будешь?
— С Войцеховским из Саратова.
— А, он в четыреста пятьдесят втором номере живет.
— Длиннорукий такой тип.
— Неприятный тип, — согласилась дежурная.
— Люда, — сказал Денис, — у нас тут маленькое недоразумение. Вот товарища поселили ко мне. Наверно, по ошибке.
— Видишь ли, он прибыл по вызову, по телеграмме…
— Ну а я здесь при чем?
— Понимаешь, у нас сейчас, как назло, ни одной свободной койки. Завтра съезжают архитекторы. Это ж всего на одну ночь.
— Не понимаю, какое отношение к этому всему имею я.
Оба они — и дежурная и Денис — разговаривали так, будто здесь и не было Николая Павловича, о котором шла речь.
— Дениска, — сказал Николай Павлович, — ты думаешь что? Я зашибаю или буяню? Ничего подобного. Годы мои уже не маленькие. Лет двадцать назад я бы мог с тобой посоревноваться насчет того, чтобы газа дать, а теперь только по праздникам, да и то…
И Николай Павлович горестно махнул рукой.
— Это понятно, — сказал Денис. — Но мой номер оплачен целиком, ты же знаешь.
Это он сказал дежурной.
— Знаю, — сказала дежурная. — Ты что — настаиваешь?
— Я бы с удовольствием, но у нас очень напряженный график соревнований. Особенно сильных ребят в этом году привез «Спартак». Играют как боги. Тот же Войцеховский. Мертвые мячи тянет с обоих углов. Так что…
И Денис пожал плечами.
— Вам ясно? — спросила дежурная у Николая Павловича.
— Нет.
— Вам нужно из этого номера выселиться. Освободить номер.
Чтобы не принимать дальнейшего участия в неприятном разговоре, Денис стал звонить по телефону.
— Старик, — сказал он в трубку, — ты видел, как он подсекает?
— Мне непонятно, — сказал Николай Павлович, — мне отсюда уходить?
— Да-да, — сказала дежурная, — собирайтесь.
Николай Павлович живо собрался, сбегал в ванную за сапогами, взял чемодан. Хотел попрощаться с Денисом, но тот лишь помахал ему рукой и не прервал разговора по телефону. Вместе с дежурной Николай Павлович вышел в коридор.
— Мне куда идти? — спросил он. — В другую комнату?
— Я сожалею, — сказала дежурная, — но сейчас нет ни одного свободного номера, ни одной койки. У вас здесь нет родственников?
— Нет.
— Знаете, погуляйте до вечера, вечерком загляните к нам. Может, что-нибудь освободится. А лучше обратитесь в другие гостиницы.
— До скольки гулять?
— Часиков до восьми.
Николай Павлович поднял свой фибровый чемоданчик и пошел к лестнице. Дежурная удивленно посмотрела ему вслед: почему не поехал на лифте? Но Николай Павлович просто не знал, что на лифте можно не только подниматься, но и ехать вниз. Быстро, удобно и сразу через вестибюль гостиницы — на привокзальную площадь.
…За первый же бой на привокзальной площади Николай Павлович получил медаль «За отвагу». Как он сам полагал, особой отваги он не проявил, просто был готов к бою лучше других, да и танков до того повидал немало. Когда из-за угла появился первый танк и стал разворачиваться в узком месте, круша башней угол дома, Николай Павлович не замер, не попятился в развалины, а короткими перебежками бросился к танку и, пока тот не вышел на площадь, поджег его одной бутылкой зажигательной смеси КС. Впоследствии, множество раз простреленный, танк простоял на этом углу много недель.
Здесь же он познакомился с Натальей.
За площадь взялись «сипухи» — шестиствольные немецкие минометы. После второго же залпа Николай Павлович понял, что кусок вывернутого из земли и обледенелого тротуара, за которым он лежал, не защитит его. Он рыбкой бросился в ближайшую воронку, где уже сидел какой-то солдат.
— Земеля, дают нам прикурить! — крикнул ему Николай Павлович.
«Земеля» обернулся. Под низко надвинутой каской поверх ушанки Николай Павлович увидел большие заплаканные глаза.
— Ты что, — спросил он, — плачешь?
— У меня обрыв, — всхлипывая, сказала девушка.
— Кто ж тебя сюда послал, защитницу страны?
— Товарищ старший сержант Рыбко, — ответила она, не переставая плакать.
— Ну и гад он, — сказал Николай Павлович, но обосновать своего такого мнения о старшем сержанте Рыбко не успел: рядом сильно рвануло, завизжали осколки, втыкаясь в камни. — Живая? — спросил Николай Павлович и взял девушку за плечо.
— Ага, — сказала она. — А долго будут стрелять, вы не знаете?
— Стрелять будут всю войну.
Она улыбнулась сквозь слезы.
— Куда у тебя линия ведет?
— Вон, в будку, — кивнула она.
— Там немцы. Давно. Уже часа три.
Они лежали на заснеженных камнях воронки, касаясь друг друга. Над площадью мело поземку, и поземка пахла толом.
— Слушай, связь, — сказал Николай Павлович, — что ж я тебя до войны не встретил?
— Не лезь, — сказала она, хотя Николай Павлович к ней и не лез.
Обстрел кончился. Было видно, как на противоположной стороне площади то здесь, то там вскакивают и коротко перебегают немцы.
— Ты откуда? — быстро спросил Николай Павлович. — Из батальона связи?
— Да, — ответила девушка. — Наталья Малкова, ефрейтор.
— Чудеса! Я ведь тоже Малков. Коля меня зовут. Придешь в дивизионную разведку, Колю Малкова спроси, это буду я.
Как она отнеслась к его словам, он не знал, потому что не мог обернуться и посмотреть на нее. Он внимательно следил за группой немцев, шевелившихся у подножия покосившегося, заметенного снегом трамвайного столба.
— Или я подскочу к вам, — продолжал он. — Ты в телеграфной роте?
— В телеграфной, — ответила она. Осторожно ответила, не сразу.
— Ты сейчас, Наталья, вот чего: ты сматывайся потихонечку назад, тут буза сейчас начнется. Только смотри, чтоб тебя не ранило, не дай Бог. После войны я женюсь на тебе. И фамилию менять не нужно: ты — Малкова, я — Малков.
Она засмеялась.
— Это вы мне официальное предложение делаете?
— Точно! — подтвердил Николай Павлович. — Уходи, говорю тебе.
