Но я ходил туда, и мы стали друзьями. Он был старым человеком. Я сказал: «Баладжи, три часа утром, три часа вечером о чем ты просишь? И каждый день? И он не дал этого тебе?»
Он сказал: «Я не прошу материальных вещей. Я прошу духовного. Л это не дело одного дня, вы должны продолжать всю свою жизнь, и это будет дано после смерти. Но это обязательно будет дано: я построил храм. я служу Господу, я молюсь; ты видишь, что даже зимой, в мокрой одежде…» Считается, что это особенная преданность, дрожать и мокрой одежде. Мне кажется, что когда дрожишь, становится легче петь. Вы начинаете кричать, чтобы забыть о дрожи.
Я сказал: «Мое представление совсем другое, но я не скажу тебе. Я хочу только одного, потому что мой дедушка постоянно говорит: «Это все трусы, этот Баладжи трус. Он теряет шесть часов в день, а эта такая маленькая жизнь, а он трус».
Он сказал: «Твой дедушка сказал, что я трус?»
Я сказал: «Я могу привести ею».
Он сказал: «Нет, не надо приводить его в храм, потому то это будет ненужная проблема, но я не трус».
Я сказал: «Хорошо, мы посмотрим, трус ты или нет»
Позади его храма находилось то, что в Индии называется акхарой, где люди учатся бороться, делают упражнения и занимаются индийским вариантом борьбы. Я ходил туда это место находилось прямо позади храма, рядом с ним так что все борцы там были моими друзьями. Я попросил троих: «Сегодня ночью вы должны помочь мне»
Они сказали: «Что надо сделать?»
Я сказал: «Мы должны забрать раскладушку Баладжи он спит вне дома мы должны просто забрать раскладушку и поставить на колодец» .
Они сказали: «Ясли он подпрыгнет или что-то произойдет, он может упасть в колодец».
Я сказал: «Не беспокойтесь, колодец не так глубок. Я прыгал в него много раз он не такой глубокий и не такой опасный. И насколько я знаю, Баладжи не будет прыгать. Он будет кричать с раскладушки, он будет просить своего Баладжи: «Спаси меня!»
С трудим я смог убедить их: «Вам ничего особенного не надо делать Просто один я не унесу его раскладушку, а я прошу вас, потому что вы сильные люди. Если он проснется посредине пути, будет тяжело подойти к колодцу. Я буду ждать вас. Он ложится спать в девять часов, к десяти часам улица пустеет, а в одиннадцать будет самое время. В одиннадцать мы сможем перенести его»
Согласились только два человека, один не согласился, так что нас было только трое. Я сказал: «Это сложно. Одна сторона раскладушки… и если Баладжи проснется…» Я сказал: «Подождите, я должен позвать дедушку».
И я сказал своему дедушке: «Вот, что мы хотим сделать. Ты должен нам немного помочь».
Он сказал: «Это слишком. У тебя хватает храбрости попросить своего собственного дедушку сделать это с бедным человеком, который никому не причинил зла, за исключением того, что он орет шесть часов и день… но мы привыкли к этому».
Я сказал: «Я пришел не для того, чтобы спорить. Ты просто приди. и все. что ты хочешь, в любое время, я тебе сделаю. Но ты должен прийти. И это не много - надо пройти всего три метра, не будя Баладжи».
И он пришел. Поэтому я говорю, что он был очень редким человеком — ему было семьдесят пять лет! Он пришел. Он сказал: «Хорошо, давайте это сделаем и посмотрим, что произойдет».
Два борца начали уходить, увидев моего дедушку Я сказал: «Подождите, куда вы уходите?»
Они сказали: «Идет твой дедушка».
Я сказал: «Я позвал его. Он четвертый человек. Если вы уйдете, я буду в затруднении. Мы с дедушкой вдвоем не справимся. Мы можем понести его, но он проснется. Вам не надо беспокоиться».
Они сказали: «Ты уверен и своем дедушке? Ведь они почти одного возраста, они могут быть друзьями, и может появиться проблема Он может рассказать о нас».
Я сказал: «Я здесь, он не может втянуть меня в беду, у вас все будет в порядке, и он не знает наших имен и вообще ничего не знает».
Мы перенесли Баладжи и поставили его раскладушку на маленький колодец. Только он купался там, и иногда я прыгал в него, он был очень против этою, но что можно поделать? Однажды, когда я прыгнул туда, ему пришлось вытаскивать меня. Я сказал: «Что ты можешь сделать теперь? Надо только вытащить меня. А если ты будешь утомлять меня, я буду прыгать туда каждый день. А если ты скажешь об этом моей семье, тогда я приведу своих друзей, чтобы они прыгали туда. Так что сейчас, это будет нашим секретом. Ты моешься снаружи, я моюсь внутри, нет никакого вреда».
Это был очень маленький колодец, так что раскладушка прекрасно подошла к нему. Тогда я сказал дедушке: «Ты уходи, потому что если тебя поймают, весь город будет говорить, что это зашло слишком далеко».
И тогда, мы начали бросать камешки, чтобы он проснулся… потому что если он ночью не проснется, он мог повернуться и упасть в колодец, и все было бы плохо. В то мгновение, когда он прогнулся, он издал такой крик! Мы слышали его голос, но это…! Собралась вся округа. Он сидел на раскладушке и говорил: «Кто это сделал?» Он трясся, дрожал, был испуган.
Люди сказали: «Хотя бы слезь оттуда, пожалуйста. Тогда мы выясним, что произошло».
Я был там в толпе, и я сказал: «Что произошло? Ты мог позвать своего Баладжи. Но ты не сделал этого, ты закричал и забыл о нем. Всю жизнь упражняться по шесть часов в день…»
Он посмотрел па меня и сказал: «Это тоже секрет?» Я сказал: «Теперь есть два секрета, которые ты должен хранить. Один ты хранил много лет. А это второй».
Но с того дня он перестал по три часа кричать в храме. Я был озадачен. Все были озадачены. Он перестал мыться в этом колодце, а об этих трех часах по утрам и вечерам он просто забыл. Он пригласил священника, чтобы он приходил каждое утро для небольшого поклонения, и это было все.
Я спросил его: «Баладжи, что произошло?»
Он сказал: «Я солгал тебе, что не боюсь. Но той ночью, проснувшись на колодце — этот крик не был моим». Вы можете называть это первобытным криком. Это был не его крик, совершенно точно. Он пришел из глубокого подсознания. Он сказал: «Крик помог мне осознать, что я действительно трусливый человек, и все мои молитвы — это ничто иное, как попытка уговорить Бога спасти меня, помочь мне, защитить меня.
Но ты все это разрушил, и то, что ты сделал, было полезно для меня. Я закончил со всей этой ерундой. Всю свою жизнь я пытал округу, и если бы ты этого не сделал, я бы продолжил пытать. Теперь я осознал, что боюсь. И я чувствую, что лучше принять свой страх, потому что вся моя жизнь была бессмысленной так же, как и мой страх».
Только в 1970 году я последний раз был в своем городе. Я пообещал матери своей матери, что когда она умрет, я приеду. Я пришел. Я просто прошел по городу, чтобы встретиться с людьми и увидел Баладжи. Он выглядел совершенно иным человеком. Я спросил его: «Что произошло?»
Он сказал: «Тот крик полностью изменил меня. Я начал жить со страхом. Хорошо, если я трус, тогда я трус, я не отвечаю за это. Если страх есть, он есть, я с ним родился. Но медленно-медленно, по мере того как мое принятие становилось глубже, этот страх исчез, эта трусость исчезла.
На самом деле я ушел с должности служителя храма, потому что если мои молитвы не были услышаны… тогда как может молитва слуги быть услышана… слуги, который обходит за день тридцать храмов?» потому что он получал от каждого храма по две рупии. «Он молится за две рупии. Так что я избавился от него, и я совершенно спокоен, и я совершенно не беспокоюсь, есть ли Бог или нет. Это его проблема, почему я должен беспокоиться?
Но я чувствую себя очень свежим и очень молодым в своем преклонном возрасте. Я хотел увидеть тебя, но я не мог приехать. Я слишком стар. Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты созорничал тогда, иначе, я бы постоянно молился и умер, а это было все бессмысленно, бесполезно. Теперь и буду умирать как свободный человек, совершенно свободный». Он привел меня к себе в дом Я был там раньше, все религиозные книги были убраны. Он сказал: «Меня больше все это не интересует».
***
Если мой отец шел на какую-нибудь церемонию, свадьбу или день рождения он всегда брал меня с собой. Он брал меня при условии, что я буду совершенно молчалив: «Иначе, пожалуйста, оставайся дома».
И говорил: «Но почему? Всем разрешено говорить, за исключением меня!»
Он сказал: «Ты знаешь, я знаю и все знают, почему тебе не позволяется говорить - потому что ты - нарушитель порядка».
«Но, сказал я, в том, что касается меня, ты обещай, что не будешь вмешиваться, а я обещаю тебе, что буду молчать».
И много рал происходило так, что ему приходилось вмешиваться. Например, если там был старший человек - дальний родственник, но и Индии это не имеет значения мой отец прикасался к его ногам и говорил: «Прикоснись к его ногам»
Я сказал: «Ты пристаешь ко мне, и наше соглашение закончилось. Почему я должен прикасаться к ногам этого старика? Если ты хочешь прикасаться к ним, ты можешь прикоснуться к ним дважды, я не буду мешать. Но почему я должен прикасаться к ним? Почему не к его голове?»
