И уже этим я вносил достаточную смуту. Все объясняли мне, что он старик. Я говорил. «Я видел много стариков. Прямо напротив моего дома есть старый слон, я никогда не прикасаюсь к его ногам. Этот слон принадлежит священнику, это очень старый слои. Я никогда не прикасаюсь к его ногам, а он очень мудрый я думаю, что мудрее, чем этот старик.
Просто преклонный возраст не дает ему никакого качества. Дурак остается дураком возможно, с годами он становится еще старее. Идиот становится более идиотичным, когда стареет, потому что вы не можете остаться прежним, вы растете. А идиот, когда он становится дряхлым… тогда его идиотичность умножается. И это время, когда он становится очень уважаемым. Я не собираюсь прикасаться к ногам этого старика, пока он не объяснит, почему я должен это сделать».
Однажды я пошел на похороны, умер один из моих учителей. Он был учителем санскрита очень толстый человек, смешно выглядящий и одетый как старый брамин, древний брамин, с очень большим тюрбаном на голове. Он был посмешищем всей школы, но он также был очень невинным. На хинди невинный - бхоле, так что мы называли его Бхоле. Когда он входил в класс, все громко говорили: «Джаи Бхоле». И, конечно, он не мог наказать всех учеников, иначе, как бы он стал учить, кого бы он стал учить?
Он умер. Поэтому естественно, думая, что раз он был моим учителем, и я буду вести себя нормально, отец не договорился со мной. Но я не мог, потому что я не ожидал того, что произошло никто не ожидал этого. Его тело было уже там, когда мы приехали. Прибежала ею жена и упала на него, говоря: «О, мой Бхоле!» Все молчали, но я не мог. Я очень старался, но чем больше я старался, тем сложнее это было. Я рассмеялся и сказал: «Это великолепно!»
Мой отец сказал: «Я не договаривался с тобой, думая, что раз он был твоим учителем, ты будешь вести себя уважительно».
Я сказал: «Я не веду себя неуважительно, но я удивлен совпадением. Бхоле - было его прозвище, и он всегда сердился из-за этого. Теперь бедный парень мертв, жена называет его Бхоле, а он ничего не может поделать. Мне просто жалко его!»
Куда бы я ни пошел со своим отцом, мы всегда заключали соглашение, но он всегда же первым его и нарушал, потому что что-нибудь происходило, и ему приходилось что-то говорить. А этого было достаточно, потому что условие было таково что он не будет мешать мне.
В городе жил один джайнский монах. Джайнские монахи сидят на очень высоком пьедестале, так. чтобы даже стоя, вы головой прикасались к его ногам… пьедестал, по крайней мере, полутора метров высотой и они сидят на нем. Джайнские монахи передвигаются группами, им не разрешается ходить в одиночку, пять монахов должны двигаться вместе. Эта стратегия для того, чтобы четверо следили за пятым, чтобы никто не мог купить кока-колу — пока все они ни договорятся. И я видел, как они договариваются и покупают кока-колу, поэтому я вспомнил об этом.
Им не разрешается пить ночью, а я видел, как они ночью пьют кока-колу. На самом деле, днем было опасно так делать - если кто-нибудь увидит это! так что, только ночью… Я сам приносил ее им, так что в этом не было проблем. Кто еще принесет им? Ни один джайн не сделает этого, но они знали меня.
Так что там было пять пьедесталов, но один монах был болен, так что когда я пошел туда со своим отцом, я подошел к пятому пьедесталу и сел на него. Я до сих пор помню своего отца и то, как он смотрел на меня… он не мог даже найти слов: «Что тебе сказать?» Л он не мог вмешаться, потому что я никому не сделал ничего плохого. Просто сидел на пьедестале, на деревянном пьедестале, я ничего не портил, не причинял никому вреда Он подошел ко мне ближе и сказал: «Такое впечатление, что есть соглашение или его нет, ты намереваешься поступать так, как хочешь, так что с этого времени мы не будем заключать никакого соглашения, потому что это совершенно бесполезно».
А этим четырем монахам тоже было неудобно, и они тоже ничего не могли сказать - что сказать? Один из них, наконец, сказал: «Это не правильно. Никто не являющийся монахом, не может сидеть на таком же уровне». Так что они сказали моему отцу: «Снимите ею».
Я сказал: «Подумайте дважды. Вспомните бутылку!»
Они сказали: «Да, ты прав, мы помним о бутылке. Сиди здесь сколько хочешь».
Мой отец сказал: «Какая бутылка?»
Они сказали: «Мы совершенно удовлетворены. Ты можешь сидеть здесь, нет ничего плохого, но, пожалуйста, молчи о бутылке».
Там было много народу и все заинтересовались… какая бутылка?
Я сказал: «Это секрет. И это моя власть над этими глупцами, к чьим ногам вы прикасаетесь. Если я захочу, то скажу, чтобы они прикоснулись к моим ногам, иначе бутылка…» Эти глупцы!
По дороге домой мой отец спросил меня: «Ты можешь просто сказать мне. Я никому не скажу: что это за бутылка? Они пьют вино?»
Я сказал: «Нет. Так далеко не зашло, но если они останутся здесь еще на несколько дней, я организую и это. Я могу заставить их пить вино… иначе я скажу, что это за бутылка».
Весь город обсуждал это, что это было за бутылка, и почему они испугались: «Мы всегда думали, что они являются такими духовными мудрецами, а этот мальчик заставил их 6ояться. И все они согласились, что он может здесь сидеть, что идет против писаний». Все подкупали меня: «Проси все, что хочешь, только скажи, что это за секретная бутылка».
Я сказал: «Это очень большой секрет, и я не скажу его вам Почему вы не пойдете и не спросите своих монахов, что это была за бутылка? Я буду там, так что они не смогут солгать и тогда вы узнаете, что за людей вы прославляете».
***
В детстве я вставал рано утром и шел к реке. Это была маленькая деревня. Река очень, очень ленива, как будто течения нет вообще. Утром, когда солнце еще не встало, вы не могли увидеть, есть ли течение, настолько она ленива и тиха И утром, когда никого нет, купальщики еще не пришли, стоит потрясающая тишина. Даже птицы утром не поют рано, ни звука, просто беззвучие повсюду. И аромат манговых деревьев разносится надо всей рекой.
Я часто приходил туда, к дальней части реки, прости чтобы посидеть, побыть там. Не было необходимости что-то делать, просто быть там было достаточно, это был такой прекрасный опыт находиться там. Я купался, плавал, а когда солнце поднималось, я переплывал на другой берег, на песок, и сушился там на солнце, и иногда даже засыпал.
Когда я возвращался домой, моя мать обычно спрашивала: «Что ты делал целое утро?»
Я говорил: «Ничего», - потому что, действительно, и ничего не делал.
И она говорила: «Как же это возможно, чтобы ты ничего не делал? Ты должен был чем-то заниматься». И она была права, но и я также не ошибался.
Я вообще ничего не делал. Я просто был там, с рекой, ничего не делая, позволяя всему происходить Если хотелось плавать, помните, хотелось, я плавал, но с моей стороны действия не было, я ничего не напрягал. Если я чувствовал сонливость, я засыпал. Что-то происходило, но того, кто что-то делал, не было. А мой первый опыт сатори произошел около реки: ничего не делать, просто находиться там, и миллионы вещей происходили.
Но она настаивала, что: «Ты что-то делал».
Так что я говорил: «Хорошо, я искупался, потом высушился на солнце», и тогда она была удовлетворена Но я не был потому что то, что происходило на реке невозможно выразить словами. «Я искупался» звучит так бедно и бледно. Игра с рекой, плавание в реке были таким глубоким опытом, гак что сказать просто «я искупался» не имело смысла. Просто сказать: «Я пошел туда, погулял на берегу, посидел там», ничего не выражает.
***
В моей деревне жил прекрасный, хороший старик. Все его любили, он был таким простым и таким невинным, хотя ему было больше восьмидесяти лет. А рядом с моей деревней текла река Он создал для себя на реке особое место, где обычно купался. Насколько все могут вспомнить в деревне, люди всегда видели ею, день за днем, год за годом, был ли сезон дождей, лето или зима, не имеет значения, был ли он болен или здоров, не имело значения. Он приходил туда ровно в пять часов утра, на это место. А это была самая глубокая часть реки, так что никто обычно туда не ходил - это было далеко.
Люди часто ходили на реку, она находилась всего в двухстах метрах от моего дома, но то место было почти в двух милях. И, как паши холмы окружают реку, вы должны пройти через одну гору, потом через другую, и тогда дойдете до тою места. Но это было прекрасное место. Когда я осознал это, я начал ходить чуда. И мы немедленно стали друзьями, потому что… вы знаете меня, что я за человек. Если он собирался приходить туда к пяти, я приходил туда к трем. Одни день, два дня, три дня… он сказал: «Что произошло? Ты решил победить меня?»
Я сказал: «Нет. Дело не в этом, но я буду приходить сюда в три часа - так же, как вы решили, что будете приходить в пять».
Он сказал: «Ты умеешь плавать?»
Я сказал: «Я не знаю, но вы не должны беспокоиться. Если другие люди умеют плавать, тогда я тоже умею. Если вы умеете плавать, то в чем проблема? Одно точно: что для человека это возможно, вот и все. Самое большее — я могу утонуть - так что же? Однажды каждому придется умереть. Это не имеет значения».
