Это зрелище начало возбуждать интерес у публики, с удивлением наблюдавшей за странной группой людей, которые дрались между собой. Двигаясь в этом направлении, они неминуемо должны были столкнуться с музыкантами и зрителями, что сулило еще более потешную забаву. Зрители стали заранее покатываться со смеху.
— Аристос! Безмозглый болван! — властные нотки в голосе Метона сменились озабоченностью на грани истерии. — Ты играешь с огнем. Если она пострадает, я прикажу сечь тебя розгами, пока от твоего тела не останутся одни окровавленные кости. Я приказываю тебе бросить меч.
Раньше Аристос всегда повиновался ему даже тогда, когда больше никому не удавалось на него воздействовать. Метон не мог примириться с тем, что полностью утратил власть над своим подопечным.
Музыканты до последнего момента сохраняли хладнокровие, находясь рядом со своими инструментами. Однако вскоре мужество изменило им всем одновременно. Побросав на песок трубы и барабанные палочки, они бросились врассыпную, но было уже поздно.
Из-под шлема Аристоса прозвучал вдруг низкий утробный звук. Так рычит плотоядный хищник перед тем, как кинуться на свою жертву и разорвать ее в клочья… На миг все замерли, словно завороженные. Затем Аристос резко отвел руку с мечом назад. В этот момент он походил на какое-то первобытное чудовище, на летающего многоголового дракона, спустившегося с неба.
В следующую секунду все его тело пришло в движение, похожее на бешеный танец, который был столь быстрым, что публика не могла понять, что же случилось. Она видела лишь результат — все пространство вокруг Аристоса было усеяно телами, медленно опадавшими на песок.
Первым ударом он вышиб клеймо из руки младшего наставника, которое, зазвенев, взвилось в воздух и упало где-то на трибуне. Следующий удар наполовину отделил голову этого человека от туловища. Потом с плеч одного их служителей-нумидийцев упала голова и, подпрыгивая, покатилась по арене. Барабанщик, в панике заметавшийся из стороны в сторону, сам напоролся на клинок Аристоса, мгновенно сухим треском вскрывший ему живот, откуда на песок вывалились кишки. Со стороны казалось, что в действие приведена какая-то нечеловеческая, безжалостная машина убийства, работавшая методично и безошибочно. Каждый удар разил без промаха. Он или убивал, или отсекал конечность. Аристос превратился в косу, которая вместо пшеницы косила живую плоть, делая в ней широкий прокос, который с каждым взмахом становился все шире.
— Гром и молния! — воскликнул Метон. — Бегите прочь! Он сошел с ума!
Но спастись удалось лишь самому Метону, Акко и одному из барабанщиков. Тела остальных валялись на арене, дергались в конвульсиях и обильно орошали кровью песок. Аристос достиг своей цели. Теперь между ним и Аурианой не было никаких препятствий.
Смертельно раненый оруженосец делал отчаянные попытки встать. Аристос обернулся и ленивым движением человека, привыкшего убивать мух своим стилем, вонзил клинок в грудь несчастному, который, изогнувшись всем телом, рухнул на песок и забился в агонии. Аристос опустился на свое огромное колено и тщательно вытер окровавленный меч о волосы жертвы. После этого он откинул забрало и ухмыльнулся Ауриане, от которой его отделяло пространство, усеянное трупами.
— Я приготовил его для тебя, Ауриния! — крикнул он, находясь в прекрасном расположении духа и медленно поворачивая меч, чтобы продемонстрировать чистоту лезвия.
Страх заполнил все ее тело. Его волны неистово кидались на Ауриану, грозя смыть ее и унести с собой. Она цеплялась за остатки своей решимости как за ствол мощного, прочного дуба. В ее ушах барабанным боем отдавались слова Эрато: «Держись от него подальше. Это чудовище в облике человека».
«Я не устою, — думала она. — Со мной покончено. Рамис, ты победила. Приди за мной, я не буду противиться. Или удели мне хотя бы крупицу своего непостижимого равнодушия к смерти. Я должна довести его до бешенства прямо сейчас. Это моя единственная надежда».
Она подняла забрало и заговорила чистым спокойным голосом.
— Отличная работа, Одберт! Ты расправился с семью безоружными людьми, четверо из них почти еще мальчики. Это не удивительно. Убийство невинных — твое любимое занятие. У тебя в этом давний опыт, не так ли?
Аристос злобно зарычал и взмахом руки опустил забрало. Однако Ауриана еще не была уверена в успехе. Это мог быть легкий гнев как тогда, на тренировочной арене.
— Приготовься к смерти, зачумленная ведьма! — раздался его голос. — Как тебя лучше подать на стол? Нарезать на ломти для поджарки или разделать как окорок для копчения?
Отшвырнув пинком труп, валявшийся у него под ногами, Аристос пошел вперед.
Укрывшись в проходе, Акко и Метон стали соображать, как лучше остановить поединок. Разгорелся ожесточенный спор, грозивший перейти в драку. В этот момент показался центурион преторианцев. Ни на кого не глядя, он торжественно прошествовал к окованной железом двери и с лязгом захлопнул ее. Путь на арену был отрезан.
— Пошли вон отсюда! Убирайтесь! — скомандовал центурион голосом, привыкшим к беспрекословному подчинению.
Метон и Акко с отчаянием посмотрели друг на друга. Центурион наверняка действовал по приказу, полученному с самого верха. Поединок должен был состояться. Оставалось лишь смириться с этой неизбежностью.
Метон пожал плечами.
— Значит, эта женщина умрет.
Аристос и Ауриана продолжали медленно сближаться, а тем временем тысячи зрителей вскочили на ноги. Поклонники обоих гладиаторов осыпали друг друга оскорблениями, а некоторые схватились за грудки. В воздухе над огромной чашей амфитеатра, казалось, навис дым катаклизма. Колизей походил на огромный бурлящий вулкан, готовый взорваться и исторгнуть из своих глубин лаву и огонь. Некоторым диссонансом в этом хаосе звучали голоса фанатичных поклонников Аристоса.
— Молодец! Отличное зрелище! Нет ему равных! Аристос — король!
Аристос сегодня явно был настроен порезвиться — таково было общее мнение. Ему всегда удавалось оживлять скучные представления, в которых все было известно наперед. Он вносил в них свежую струю импровизации. Ну кто, кроме него, мог так позабавить публику, убрав этих наглых оруженосцев и музыкантов, давно надоевших своей музыкой?
Однако большая часть публики была настроена в пользу Аурианы и требовала спасти ее.
— Отменить поединок! — мощно скандировала она, сотрясая небесные своды словно ударами молота.
Голос народа заставил Домициана очнуться от летаргии. Его глаза загорелись лютой ненавистью.
