— Хорошо, — сказала Джан Серий; они перебрались через темную траншею, далеко внизу все еще падали расплавленные обломки. — Фербин, прости за ногу.
— Что?
Фербин посмотрел вниз. Ниже колена — ничего. Он не мог оторвать взгляда от ноги. «Генерал Йилим!» — подумал он. Во рту пересохло, в ушах раздался рев.
— Все будет в порядке, — спокойным голосом утешила его сестра. — Скафандр обработал рану и накачал тебя болеутоляющими и противошоковыми средствами. Рана была каутеризована при поражении. Все будет хорошо, брат, поверь. Как только вернемся, тебе отрастят новую. Нет ничего легче. Договорились?
На него нахлынуло удивительное спокойствие, близкое к счастью. Сушь во рту прошла, рев в ушах прекратился. Рана совсем не болела, да и вообще в ноге ничего не чувствовал.
— Да, — ответил он.
— Вы уверены, ваше высочество? — спросил Холс.
— Да. Я в порядке. Чувствую себя превосходно.
Фербин то и дело поглядывал на ногу, убеждаясь, что все так и есть, а потом попробовал напрячь икру. Да, ноги ниже колена не было. А он чувствовал себя на все сто. Невероятно.
* * *
— Это мортанвельдская штуковина. Взломанная, — сообщил Хиппинс, когда получил информацию от микроавтономника, посланного обследовать останки вражеской машины. — Одна из двенадцати, если не врут ее внутренние записи.
— Какого черта здесь делают мортанвельдские системы? — спросила Анаплиан. — Не помню, чтобы о них упоминалось.
— Я тоже, — сказал Хиппинс. — Не волнуйтесь. Может быть, это делалось с благими намерениями.
Анаплиан издала такой звук, будто сплюнула.
Они летели, рассеявшись, через окаймленную, раскрывающуюся перед ними темноту машинного уровня, минуя громадные сферические и кольцеобразные компоненты, разные поверхности — зубчатые и изборожденные всевозможными спиралями и завитками, словно шестерни, доведенные зубилом. Три поврежденных автономника «Человеческого фактора» двигались впереди, спешно залатывая повреждения. Возглавлял группу Турында Ксасс — в двадцати километрах впереди.
— Что-нибудь еще взломано? — спросила Анаплиан.
— Все двенадцать. Осталось еще две. Одну уничтожили мы, а остальные аннигилировал корабль при входе.
— Хорошо, — сказала Анаплиан.
— Но корабль был поврежден в столкновении.
— Да?
— При спуске, — пояснил Хиппинс.
— Нарисцинскими штучками? — недоуменно переспросила Анаплиан.
— Долгое падение, никакого пространства для маневра, идеальная цель и никакой энергетической решетки, — сказал Хиппинс. — Он пытался вести переговоры, но те и слушать ничего не хотели. И долгое время безнаказанно обстреливали его. Отсюда и повреждения.
— Насколько серьезно?
— Достаточно серьезно. Ранен. Если бы не отчаянное положение, похромал бы уже в ремонт.
— Черт, — выдохнула Анаплиан.
— Это еще полбеды, — сказал Хиппинс. — Тут есть сторожевой корабль.
— Сторожевой корабль?
— Его засек «Человеческий фактор». Считал характеристики, а потом уже пришлось сосредоточиться на бое.
— Что за корабль? Чей?
— Тоже мортанвельдский. На борту никого; ИР. Судя по характеристикам, возможности немалые. Энергетически подпитывается от ядра.
— Об этом не сообщалось! — выдохнула Анаплиан.
— Должно быть, прибыл недавно. Он тоже был захвачен.
— Как так? — рассерженно спросила Джан Серий.
— Видимо, работал на тех же системах, что и сторожевые машины, — сказал Хиппинс. — Взломай один, и если с мозгами все в порядке, то остальные у тебя кармане.
— Черт! — выкрикнула Джан Серий и чуть погодя снова: — Черт!
— А что такое — «взломана», сударь? — неуверенно спросил Холс.
— Это значит, что управление системой захватил противник. Убедил ее работать на себя, заразив чем-то вроде мозговой инфекции.
— И такое часто случается, сударь?
— Случается, — вздохнул Хиппинс. — Но, как правило, не с кораблями Культуры. Они пишут собственные операционные системы по мере роста и становятся немного разными, как люди. Почти каждый корабль — отдельный вид, независимо от внешности. И вирусы не могут распространяться. А мортанвельды предпочитают машины с централизованным управлением и более предсказуемые. Тут есть свои преимущества, но все же это потенциальный источник слабости. Вот илнское устройство и воспользовалось этой слабостью. — Хиппинс присвистнул. — Видимо, где-то успело нахвататься ума.
— Коммуникатор, — с горечью сказала Анаплиан. — Точно. Окты подключали к этой штуке коммуникатор.
— Похоже, — согласился Хиппинс.
— Что слышно от корабля? — спросила Анаплиан.
Скафандры Фербина и Холса регистрировали информацию, поступающую от трех автономников, но не знали, как ее интерпретировать.
— Видите это? — спросила Анаплиан — вяло, безжизненно.
Холса внезапно мороз подрал по коже. Даже эйфория Фербина улетучилась.
— Да, — мрачно сказал Хиппинс. — Вижу.
Впереди мерцали световые вспышки, такие же, что и во время боя между автономниками корабля и взломанной мортанвельдской машиной, только теперь гораздо дальше. Свет возникал где-то за горизонтом, отражался от свода, мелькал среди его структур неторопливо — из-за расстояния. Казалось, там идет столкновение куда серьезнее предыдущего.
— Это они? — спросила Анаплиан.
— Они, — ответил Хиппинс упавшим голосом.
Фербин услышал, как сестра вздохнула.
— Это, — тихо сказала она, — не будет легкой прогулкой.
* * *
Они прибыли на место как раз вовремя, чтобы увидеть, как корабли добивают друг друга. Последнее слово осталось за суперлифтером Культуры: «Человеческий фактор» рухнул на безымянный мортанвельдский корабль — мощный кулак долбанул по выпуклому лбу — и разрушил обоих среди вспышки радиации всех спектров, такой сильной, что в восьмидесяти километрах сработала тревожная сигнализация скафандров.
— Меня нет! — сказал Хиппинс голосом потерявшегося ребенка.
— Вернемся теперь к нам, — решительно сказала Анаплиан. — Хиппинс, вы в порядке?
— Да, — сказал аватоид.
Все четверо смотрели, как вдалеке разлетаются осколки. Громадные обломки корабля раскручивались, кувыркались, неслись от эпицентра взрыва. Сверкая отблесками затухающей вспышки радиации, они отлетали, стукаясь о лопасти и о машины, отскакивали прочь в брызгах искр и новых фонтанах обломков.
— Автономники еще живы? — спросила Анаплиан. — Я их потеряла.
— Да-да, живы, — тихо подтвердил Хиппинс. — Они отвечают.
— Оба корабля погибли, — сообщил Турында Ксасс. — Я тут совсем рядом — увертываюсь от мегатонн мусора. И я вижу виновника всех бед. Он захватил Ксинтия.
У Фербина кровь застыла в жилах. Ксинтий, он же МирБог.
— Не могли бы вы пояснить, сударь? — попросил Холс.
— Ксинтий заключен в нечто вроде огненной клетки, — сказал им Турында Ксасс. — Нападающий невелик, но, похоже, весьма ловок. Профиль энергии, с каким я еще не сталкивался. Такая древняя штуковина — и такие громадные возможности.
Автономник показал нужный вид: далеко, на полпути между горизонтом и областью падения обломков, которые ярко вспыхивали внизу на громадных цветках спиральных лопастей внизу, словно подсвеченный солнцем дождь на цветочной поляне. Но картинка быстро приближалась. Дрогнув при слишком сильном увеличении, она быстро стабилизировалась и становилась все подробнее — автономник и его ракеты приближались к месту действия.
МирБог представлял собой эллипсоид длиной около двух километров и диаметром около одного. Он извивался и подергивался внутри оболочки из яркого белого огня, отстоящей на несколько сотен метров от его пятнистой темно-коричневой поверхности. Илнская машина была небольшой точкой, соединенной с мучительно извивающимся гигантом посредством пучка ярко-синей энергии.
Под ксинтием — прямо над дырой в центре одной из громадных лопастей-бутонов — рос небольшой яркий шар. Он периодически искрился сильными всполохами.
— Под ним... — начала Анаплиан и осеклась.
— Он генерирует антивещество, — сказал Хиппинс.
— Где... — начала было говорить Джан Серий, но тут на всех четверых обрушился залп лазерного огня — откуда-то сверху и позади них.
Скафандры резко сжались, крутанулись, метнулись в сторону, отбрасывая пораженные слои. Фербин почувствовал град ударов и жар, дышать стало трудно, а ружье чуть не выскочило у него из рук, когда неимоверно быстро развернулось, прицелилось и открыло стрельбу. От этого заныли кости и все тело.
— Взломанный автономник мортанвельдов, — сказал кто-то.
— Мой, — сказал кто-то еще.
— Ты...
— Сука! — услышал Фербин чье-то шипение — похоже, свое.
Его крутило и опрокидывало, но ружье при первой возможности прицеливалось, палило, палило, палило, посылая заряды в темно-багровые небеса. Потом все стихло.
