ЧЕРЕПАХА: Должна сказать, что вам удалось ухватить суть нашего предполагаемого диалога. Я вполне могла бы произнести все реплики, что вы мне приписали. И у меня есть все основания полагать, что и ваши гипотетические высказывания были бы недалеки от действительных. Так к какому же выводу мы пришли? Ах, я совсем запамятовала — ведь все это чисто гипотетическая ситуация! Я представила, что являюсь обладательницей книги, в которой записаны все числовые данные каждого нейрона мозга Эйнштейна в момент его смерти. На каждой странице записаны: 1) критический порог возбуждения, 2) номера страниц, соответствующих нейронам, соединенным с данным, 3) сопротивления соседних аксонов, 4) набор чисел, указывающих, как волноподобное возмущение, вызванное возбуждением данного нейрона, повлияет на остальные числа на странице.
АХИЛЛ: Сказав мне все это, вы бы добились того, чего хотели: объяснили бы мне природу толстой книги в ваших лапах. Вероятно, на этом наш воображаемый диалог закончился бы и мы вскоре бы распрощались. Но не могу не заметить, что замечание, которое вы сделали в этом предполагаемом диалоге о нашей возможной беседе в этом саду поразительно напоминает о ситуации, в которой мы сейчас находимся!
ЧЕРЕПАХА: Какое совпадение! Наверняка это вышло чисто случайно.
АХИЛЛ: Если вы не возражаете, госпожа Ч, мне бы хотелось узнать, как эта воображаемая книга про Эйнштейна могла бы пролить свет на проблему тело-разум. Не могли бы вы мне это пояснить?
ЧЕРЕПАХА: Разумеется, Ахилл, с удовольствием. Надеюсь, что вы не стали бы возражать, если бы я кое-что добавила к этой книге — в конце концов, она же все равно воображаемая!
АХИЛЛ: Не вижу никакой причины возражать. В книге и так уже около ста миллиардов страниц. Еще несколько страниц не повредят…
ЧЕРЕПАХА: Мужественная позиция. Итак, вот что я добавлю: Когда звук достигает уха, воздушные колебания передаются с барабанных перепонок на сложные структуры среднего и внутреннего уха, которые соединены с нейронами, обрабатывающими эту слуховую информацию. Можем называть их “слуховыми нейронами”. Подобным образом, существуют нейроны, в чью задачу входит передавать закодированные приказы определенным группам мускулов. Таким образом, движения руки объясняются возбуждением группы нейронов в мозгу, косвенным образом соединенных с рукой. То же самое можно сказать о движениях рта и голосовых связок. Так вот, в нашей книге нам бы хотелось иметь точные данные о том, как именно слуховые нейроны возбудятся в ответ на любой звук, если нам известна его частота и громкость. Еще одна добавочная глава объяснит нам, как возбуждение любого, управляющего ртом или голосовыми связками нейрона повлияет на мускулы “своего” органа.
АХИЛЛ: Понимаю. Нам бы хотелось знать, как внутренняя структура нейронов изменяется от получения любого звукового сигнала, и как возбуждение некоторых нейронов, связанных с органами речи, может влиять на эти органы.
ЧЕРЕПАХА: Совершенно верно. Знаете, Ахилл, иногда весьма полезно иметь вас поблизости, чтобы перекинуться с вами парой идей. Мои идеи, срикошетив от вас, возвращаются ко мне в очищенном виде. Ваша наивная простота зачастую дополняет мое ученое красноречие.
АХИЛЛ: Позвольте мне вернуть вам этот “мяч”!
ЧЕРЕПАХА: Что такое, что вы имеете в виду? Неужели я сказала что-то неподобающее?
АХИЛЛ: Я полагаю, госпожа Ч, что в обсуждаемом нами толстом томе будут числовые таблицы, предназначенные решить эти задачи. В них можно будет найти ответ каждого слухового нейрона на каждый возможный звук, а изменения формы рта и напряжения голосовых связок Эйнштейна будет там представлены как функция присоединенных к ним нейронов.
ЧЕРЕПАХА: Угадали!
АХИЛЛ: Как может такое подробнейшее описание Эйнштейна быть полезным кому-либо?
ЧЕРЕПАХА: Да никак — разве что какому-нибудь голодающему неврологу.
АХИЛЛ: Тогда зачем вам понадобилось предлагать подобный гигантский том, такой невероятный опус?
ЧЕРЕПАХА: Чтобы потешить мою фантазию, пока я размышляла о мозгах и разуме. Но моя идея может послужить уроком новичкам в этой области.
АХИЛЛ: Вроде меня?
ЧЕРЕПАХА: Без сомнения. На вас можно было бы провести опыт, иллюстрирующий достоинства подобной книги.
АХИЛЛ: Интересно, какого мнения об этом был бы старик Эйнштейн?
ЧЕРЕПАХА: Если бы у нас была такая книга, вы могли бы это узнать.
АХИЛЛ: Но как? Я бы даже не знал, с чего начинать!
ЧЕРЕПАХА: Для начала вы могли бы представиться.
АХИЛЛ: Кому? Книге?
ЧЕРЕПАХА: Ну да — ведь это Эйнштейн, не правда ли?
АХИЛЛ: Вовсе нет! Эйнштейн был человеком, а не книгой.
ЧЕРЕПАХА: Над этим стоит подумать. Помнится, вы говорили, что на пластинках записана музыка?
АХИЛЛ: Говорил, и даже объяснил вам, как ее оттуда добыть. Вместо того, чтобы смотреть на пластинку “всю целиком”, мы можем воспользоваться специальной иглой и необходимым аппаратом, чтобы получить с нее “живую” музыку, звучащую, как и настоящая музыка, постепенно.
ЧЕРЕПАХА: Вы хотите сказать, что это только некая синтетическая имитация?
АХИЛЛ: Вообще-то, звуки там вполне настоящие… Они считаны с пластмассы, но сами звуки реальны.
ЧЕРЕПАХА: И все-таки, на пластинке они также находятся и “все сразу”, не так ли?
АХИЛЛ: Да, вы меня уже в этом убедили.
ЧЕРЕПАХА: Можно было бы сказать, что музыка — это звуки, а не запись.
АХИЛЛ: Пожалуй, я бы так и сказал.
ЧЕРЕПАХА: Вы очень забывчивы! Позвольте вам напомнить, что для меня музыка — это сама пластинка,, глядя на которую я могу наслаждаться. Я же не говорю вам, что воспринимать Леонардову “Мадонну в Скалах” как картину — это ошибка! Я не утверждаю, что эта картина — всего-навсего запись нудных пассажей фагота, мелодических трелей флейты-пикколо и величавых мелодий арфы?
АХИЛЛ: Разумеется, нет. Впрочем, думаю, что мы воспринимаем одни и те же аспекты записанного на пластинках — просто я делаю это при помощи слуха, а вы — зрения. По крайней мере, я надеюсь, что вам нравится у Бетховена то же, что и мне.
ЧЕРЕПАХА: Может быть, может быть… Впрочем, мне это все равно. Меня больше интересует, был ли Эйнштейн человеком или же он содержится в этой книге. Представьтесь и увидите!
АХИЛЛ: Но книга не может ответить — ведь она, как и кусок черной пластмассы, находится перед нами “вся целиком”.
ЧЕРЕПАХА: Возможно, что эти слова послужат вам подсказкой. Вспомните, что вы только что сказали о музыке и пластинках!
АХИЛЛ: Вы намекаете, что я должен попытаться воспринимать книгу “постепенно”? На какой же “ступеньке” мне следует начать? На первой странице — и затем читать всю книгу до конца?
ЧЕРЕПАХА: Вряд ли. Представьте себе, что вы представляетесь Эйнштейну. Как бы вы начали?
АХИЛЛ: Гммм… “Здравствуйте, меня зовут Ахилл.”
ЧЕРЕПАХА: Превосходно. Вот вам в ответ прекрасные звуки.
АХИЛЛ: Звуки?.. Вы планируете обратиться к таблицам?
ЧЕРЕПАХА: Право, отличная идея. Почему это не пришло в голову мне?
АХИЛЛ: У каждого, знаете ли, случаются минуты вдохновения. Не огорчайтесь!
ЧЕРЕПАХА: Да, вам пришла в голову превосходная мысль. Именно это мы и должны были бы попробовать сделать, если бы у нас была такая книга.
АХИЛЛ: Вы хотите сказать, что мы бы нашли в таблице возможные изменения в системе слуховых нейронов Эйнштейна в ответ на каждый звук моего высказывания?
ЧЕРЕПАХА: Примерно так. И нам бы пришлось делать это весьма аккуратно. Сначала мы посмотрели бы, какие нейроны и как именно возбуждаются от первого произнесенного вами звука. Иными словами, мы бы попытались в точности выяснить, как изменится каждый номер на каждой странице. После чего мы бы начали изменять эти номера — и так до конца книги! Это был бы, так сказать, первый раунд.
АХИЛЛ: А во втором раунде мы проделали бы то же самое со вторым звуком?
ЧЕРЕПАХА: Не совсем. Видите ли, мы еще не закончили ответ на первый звук. Мы прошлись по книге только один раз, нейрон за нейроном. Но ведь некоторые из них будут в это время возбуждаться, и нам придется это учитывать. Значит, нам придется найти страницы, на которые ведут аксоны соответствующих нейронов, и изменить также и эти страницы так, как указывают “структуроизменяющие числа”. Вот это и было бы вторым раундом. А ведь эти нейроны, в свою очередь, приведут нас к следующим… и прежде, чем мы успеем опомниться, нам придется отправиться в веселенькое путешествие вокруг мозга.
АХИЛЛ: Но когда же мы доберемся до второго звука?
ЧЕРЕПАХА: Хороший вопрос. Я забыла сказать, что нам надо было бы установить некую временную шкалу. Возможно, что на каждой странице время возбуждения данного нейрона определено и равно времени возбуждения этого нейрона в мозгу настоящего, живого Эйнштейна. Скорее всего, оно измеряется тысячными долями секунды. По мере того, как мы продвигаемся вперед, мы будем суммировать все эти периоды, и когда сумма будет равняться длине первого звука, мы сможем приступить ко второму. Так мы поступим с каждым звуком вашего высказывания, постепенно модифицируя каждый нейрон в книге.
