— Прекрасно. — Ранов, услышав, что профессор нас покидает, просто расцвел.
Я решил, что в таком ужасном положении нам ничего не остается, как притвориться, что мы продолжаем осмотр монастырей, а тем временем решать, что делать дальше. В Румынию? Передо мной снова встало видение: дверь кабинета Росси. Она была закрыта, заперта на ключ. Никогда больше Росси не откроет ее. Ранов молча наблюдал за нами, но в его молчании крылось злорадство. То, чего мы на самом деле искали, оказалось недостижимым. Теперь мы снова остаемся наедине с нашим гидом, который проводит нас по монастырям и как можно скорее выдворит из Болгарии.
Ирина, по всей видимости, была в церкви: выходя, мы увидели, как она переходит раскаленный двор, и Ранов, заметив ее, свернул в галерею покурить, а потом удалился в сторону главных ворот и скрылся за ними. Я заметил, что он, подходя к воротам, зашагал чуть быстрее: возможно, и ему хотелось отдохнуть от нас. Стойчев тяжело опустился на скамью у стены, и Ирина заботливо обняла его за плечи.
— Слушайте, — тихо заговорил он, улыбаясь так, словно затевал пустую светскую беседу, — надо поговорить сейчас, пока наш друг не слышит. Я не хотел пугать вас. Нет никаких документов о возвращении монахов с реликвиями в Валахию. Простите, но я солгал. Влад Дракула безусловно похоронен в Светы Георгий, где бы ни находилась эта обитель, и я обнаружил важные сведения. Стефан говорит, что Светы Георгий расположен недалеко от Бачково. Я не нашел в окрестностях Бачково местности, напоминающей рельеф ваших карт, зато нашел письмо от настоятеля Бачково к настоятелю Рилы. Начало шестнадцатого века. Я не решился показывать его вам при вашем сопровождающем. В письме сообщается, что настоятель Бачкова более не нуждается в помощи настоятеля Рилы или других священников для подавления ереси в Светы Георгий, потому что монастырь сгорел, а его братия рассеялась. Он советует настоятелю Рилы пристально следить за монахами, явившимися оттуда, как и за любым монахом, утверждающим, что дракон сразил Святого Георгия — Светы Георгия, — потому что такова примета их ереси.
— Дракон сразил… погодите, — заговорил я, — вы имеете в виду ту строчку про чудовище и святого? Кирилл пишет, что они ищут монастырь, где чудовище равно святому.
— Святой Георгий — один из важнейших персонажей болгарской иконографии, — тихо пояснил Стойчев. — Идея, что дракон мог сразить его, представляется странным извращением. Но как вы помните, валашские монахи искали монастырь, уже отмеченный этим знаком, потому что именно там тело Дракулы должно было воссоединиться с головой. Теперь я начинаю задумываться, не существовало ли крупное еретическое течение, о котором нам ничего не известно, — известное и в Константинополе, и в Валахии, и, может быть, даже самому Дракуле. Не создал ли Орден Дракона собственную ветвь религии, отдельную от единой церкви? Не развил ли он собственную ересь? До сих пор я даже не рассматривал такой возможности. — Он покачал головой. — Вам следует ехать в Бачково и расспросить настоятеля, где могли уравнять, или даже поменять местами, чудовище и святого. Вам придется говорить с ним втайне. В моем письме — которое ваш гид непременно прочтет — будет сказано только о ваших исследованиях маршрутов пилигримов, но вы должны найти способ переговорить с ним без свидетелей. Кроме того, там есть один монах, бывший историк, серьезно занимавшийся историей Светы Георгия. Он работал с Атанасом Ангеловым и был вторым человеком, увидевшим вновь найденную рукопись Захарии. Тогда его звали Пондев, но я не знаю, какое имя он принял в монашестве. Настоятель поможет вам найти его. И еще одно. При мне сейчас нет карты, но, помнится, на северо-востоке от монастыря есть длинная изогнутая долина, по которой в прошлом могла протекать река. Я помню, что однажды видел ее и говорил о ней с местными монахами, хотя названия не знаю. Не окажется ли она хвостом вашего дракона? И где тогда его крыло? Это вам тоже надо будет проверить.
Мне хотелось встать на колени и целовать ноги старика.
— Но вы с нами не поедете?
— Поехал бы, что бы ни говорила моя племянница, — он через плечо улыбнулся Ирине, — но боюсь навлечь на вас подозрение. Ваш гид насторожится, узнав, что меня по-прежнему интересуют ваши поиски. Если сумеете, свяжитесь со мной, как только вернетесь в Софию. Я буду все время думать о вас и желать вам удачи. Вот, непременно возьмите. — Он вложил в руку Элен какую-то маленькую вещицу, но она сжала пальцы так быстро, что я не успел рассмотреть подарок и не заметил, куда она его спрятала.
— Что-то долго не видно нашего мистера Ранова, — тихо заметила она.
Я быстро взглянул на нее.
— Сходить проверить? — Я уже научился доверять ее чутью и направился к воротам, не дожидаясь ответа.
Сразу за стеной я наткнулся на Ранова, стоявшего вместе с незнакомым мужчиной у длинного голубого автомобиля. Его высокий собеседник выглядел весьма элегантно в летнем костюме и шляпе, но что-то в его внешности заставило меня замереть, притаившись в тени ворот. Оба были увлечены беседой и прервали ее неожиданно для меня. Красавец хлопнул Ранова по спине и нырнул в машину. Я вздрогнул, словно почувствовав хлопок собственной спиной, — мне знаком был этот дружелюбный жест. Как ни трудно в это поверить, человек, ловко выводивший сейчас машину с пыльной стоянки, был Гежа Йожеф. Я метнулся назад и поспешил присоединиться к остальным. Элен выжидательно смотрела на меня: она тоже успела научиться доверять моему чутью. Я на минуту отвел ее в сторону, и Стойчев, если и удивился, был слишком вежлив, чтобы задавать вопросы.
— По-моему, здесь Йожеф, — торопливо прошептал я. — Лица я не разглядел, но человек, очень похожий на него, только что говорил с Рановым.
— Дерьмо, — прошипела Элен.
Кажется, я впервые слышал, как она бранится вслух. Ранов уже спешил к нам.
— Пора ужинать, — как ни в чем не бывало заявил он, и я задумался, не жалеет ли он, что хоть на несколько минут оставил нас со Стойчевым.
По его тону я решил, что меня он за воротами не заметил.
— Идемте со мной. К сожалению, ужинать придется с монахами.
Безмолвная монастырская трапеза была великолепна. Двое монахов подавали хлеб домашней выпечки. С нами в гостинице остановились и другие группы туристов, и я заметил, что не все говорят по-болгарски. Здесь были немцы — видимо, из Восточной Германии, а другой незнакомый язык я счел чешским. Мы проголодались и ели жадно, и я с надеждой предвкушал ожидавшие нас узкие койки. Нас с Элен ни на минуту не оставляли одних, но я понимал, что появление Йозефа нужно обсудить. Чего он хотел от Ранова? Или, вернее, от нас? Элен предупреждала, что за нами следят. Кто сообщил ему, что мы здесь?
День выпал утомительный, но мне так не терпелось увидеть Бачково, что я охотно отправился бы туда пешком, если бы так было быстрее. Однако пришлось переночевать, отдохнув перед завтрашней поездкой. Среди похрапывания Праги и Восточного Берлина я слышал голос Росси, рассуждающий о каких-то неясностях в нашей статье, и голос Элен, усмехающейся моей недогадливости: «Конечно, я выйду за тебя замуж»».
ГЛАВА 65
«Июнь 1962 г.
Любимая моя доченька!
Ты знаешь, что ужасы, которые пришлось пережить нам с твоим отцом, сделали нас богатыми. Большую часть денег я оставила твоему отцу, чтобы он мог позаботиться о тебе, но у меня осталось довольно, чтобы вести долгие поиски, вести осаду. Часть я разменяла в Цюрихе и открыла там банковский счет под именем, которого никто не знает. С этого тайного счета я беру деньги раз в месяц: плачу за квартиру, за право работать в архивах, за обеды в ресторанах. Я трачу как можно меньше, чтобы когда-нибудь отдать тебе, моя маленькая, когда ты станешь взрослой, все, что осталось.
Твоя любящая мама Элен Росси».
* * *
«Июнь 1962 г.
Любимая моя доченька!
Сегодня у меня опять плохой день (я никогда не отправлю эту открытку. Если отправлю хоть одну, то только не эту). Сегодня один из тех дней, когда я не помню, ищу ли этого дьявола или просто бегу от него. Я стою перед зеркалом, перед старым зеркалом в моем номере в Hoteld'Este: на стекле пятна, будто лишайник расползается по неровной поверхности. Я стою и ощупываю шрам на горле: красное пятно, оставшееся навсегда. Что, если ты найдешь меня раньше, чем я — его? Что, если он найдет меня раньше, чем я — его? Не знаю, почему он до сих пор не нашел меня. Не знаю, увижу ли тебя когда-нибудь.
Твоя любящая мама Элен Росси».
* * *
«Август 1962 г.
Любимая моя доченька!
— Когда ты родилась, у тебя были черные волосы, и они кудряшками торчали на влажной головке. Когда тебя вымыли и обтерли, они превратились в темный пушок вокруг личика: темные волосы, как у меня, но с медным отливом, как у твоего отца. Я лежала в облаке морфина, держала тебя в руках и смотрела, как свет на твоих младенческих волосиках переливается от цыганской черноты к блеску и снова темнеет. Все в тебе было гладеньким и блестело: я выглаживала и лепила тебя в себе, сама не зная того. У тебя были золотые пальчики, розовые щечки, а ресницы и бровки — как перо вороненка. И мое счастье перехлестывало через край, несмотря на морфий.
