За пять минут до конца передачи я заслужила право на паузу, чтобы поправить макияж и сделать пи-пи. Среди запланированных репортажей остался только один, как раз тот, что был включен в программу по инициативе Луи. После него мне осталось только сделать краткое резюме и прочитать на телесуфлере заключительные слова. Этим моя голгофа наконец-то должна была закончиться.
– Все нормально, – подбадривала меня Альбана по дороге в туалет. – Только не нервничай и не торопись. Позволь собеседнику развивать свою мысль столько, сколько ему захочется. В крайнем случае, ты всегда сможешь его прервать, если он будет разглагольствовать не по делу.
Закрывшись в туалетной кабинке, я не смогла выдавить из себя ни капли, несмотря на то что мочевой пузырь был переполнен до отказа. Зато пришлось прикладывать усилия, чтобы подавить сильный приступ рвоты.
Мне не хотелось выходить наружу. Больше никогда и ни за что! Лучше всего – закрыться от всего мира и провести здесь, среди запаха мочи, в тепле и тишине, остаток жизни, в платьице в цветочек, без мужа, без любовника и без зрителей, готовых посмеяться надо мной.
«…Нет, я пришла к этому совершенно случайно, не могу сказать, что это – мой выбор…»
До меня доносились приглушенные обрывки фраз последнего репортажа, ретранслированные громкоговорителем на съемочную площадку:
«Возможно, я покажусь вам нескромным, но, позвольте спросить, а вы испытываете удовольствие, когда занимаетесь сексом с этими мужчинами?» – «Да, конечно, и довольно часто… В конце концов, это не только работа».
В самом деле, для хотелок – это не просто работа. Я могла бы легко это подтвердить.
Я насторожилась, в душе зародился страх и дурные предчувствия. Тем не менее я вышла из туалета, заинтригованная тем, что эта девушка собиралась сказать. Тембр ее голоса, искаженный записью и ретрансляцией, трудно было распознать, хотя отдаленно он мне казался знакомым. Я вошла в операторскую, где с двух десятков экранов на меня смотрело одно и то же лицо в маске. У меня подкосились ноги, меня чуть не вытошнило на спины операторов, согнувшихся над панелью управления звуком.
Я узнала эту маску: точно такую же мне предложил надеть Луи в номере Марии Бонапарт в тот вечер, когда на экране я наблюдала за парочкой, откровенно занимавшейся сексом.
Но более всего меня поразило другое, знакомое мне до боли: непринужденные жесты, каштановые, спадающие на плечи кудри и самое главное – развязная манера выражаться…
«Только не подумайте, что исключительно ради того, чтобы трахнуться! – гнусавил модифицированный техническими средствами голос. – Мы разговариваем о том о сем, рассказываем друг другу о жизни. Иногда у меня даже щемит сердце, и у них, бывает, тоже».
У меня заплетался язык и перехватывало дыхание.
– Соня, скотина… Только не ты, – это единственное, что я смогла сказать. Надеюсь, меня никто не слышал.
У нее кровь отхлынула от лица, она оцепенела от изумления, когда Луи предстал перед нами тогда, в Винсенском лесу. Потом я вспомнила неподдельный интерес с ее стороны и игривую усмешку, когда я посвящала ее в детали того, как Луи день за днем плел для меня сети. Что она тогда сказала? Что хочет с ним познакомиться? «Да! Обожаю таких мужиков!» А как Соня завидовала мне из-за похабных писем «сто-раз-на-дню», она ведь не зря сказала, что ей они подошли бы больше, чем мне.
Одно за другим мои воспоминания срывали маску с лица Сони, и если для всех остальных она оставалась анонимной, я-то ее узнала.
Что за дурацкую комедию она играет со мной? И какой была цена ее предательства? Надеюсь, ей хватило, чтобы перетоптаться до конца месяца. Или она получила наличными небольшую пачку купюр, типа той, что Луи сунул мне в руки тогда, в галерее, или той, что дал мне на расходы, чтобы я приобрела литературку для чтения в эротическом магазине «Ля Мюзардин»? А вдруг – предположение вызвало спазм в горле и укол в сердце – эти двое стали любовниками? Они наверняка, занимаясь сексом, смеялись надо мной и над моей доверчивостью. Представляю, как они, катаясь на постели, без стыда предаваясь любовным играм, потешались, обсуждая мою неловкость неопытной девственницы и старомодные предубеждения наивной гусыни. Что ж, они стоят друг друга в безграничном стремлении к чувственным удовольствиям.
Когда он овладел ею?
– Эфир через тридцать секунд, – где-то совсем рядом со мной раздался голос Стэна.
– Эль, у тебя все в порядке?
Голосу Альбаны не удавалось проникнуть сквозь окружавший меня кокон, который с каждой минутой становился все плотнее. Все ли у меня в порядке? Что я могла ответить?
Ее рука легла мне на плечо, но это уже была не я, а другая, содрогающаяся всем телом от новых потрясений.
– Эль! Черт возьми, Эль! Ты с нами?
Нет, милая Альбана, я уже давно, давно не с вами. Я потеряла контакт с твоей реальностью. Моя реальность теперь внутри – слезы и всхлипывания, покрытые оболочкой из стеклянной глазури. Огромное эскимо в человеческий рост посередине студии. Застывшая от горя, я наблюдала, как через мутное стекло иллюминатора, за тем, что происходит, слыша приглушенные голоса, и ничто, казалось, не в силах было вырвать меня из этого убежища.
– Мы выходим в эфир через двадцать секунд! Девчонки, вы хотите, чтобы я приклеил ваши задницы к съемочной площадке? Сейчас же на место!
– Черт побери! Я не пойму, что с ней происходит… – кричала Альбана в панике. – Мы ее теряем! Срочно зовите сюда врача!
На мониторах София отвечала на последний вопрос, и пусть ее собеседник оставался за кадром, у меня не возникало сомнений по поводу его персоны.
«– Мне говорили, что вы сами себя называете хотелками, это правда?
– Да.
– Вы не могли бы в двух словах объяснить, что это значит? Так, чтобы нам было понятно?
– Запросто! Хотелки – слово, состоящее из двух: первое – английское «Hot» – «горячие», мне кажется, тут все ясно…
– Действительно!»
Опять отчаявшийся голос Стэна:
– Через десять секунд – эфир! Что нам делать?
– Запускай титры! Или рекламу! Не важно что! – орала Альбана. – Наплевать, ко всем чертям!
Я плакала навзрыд, слезы текли по щекам потоками, размывая растаявший грим, смывая маску.
«…а другое слово – «Elle», что означает: если мы соглашаемся на эту роль, то способны олицетворять собой всех женщин.
– Что ж, мило! А вы, кем вы себя ощущаете, вы «Hot» или в большей степени «Elle»?
– Да нет, что вы! Я – «Hot», это точно! – хихикнула она. – «Elle» – это не я! А вот моя подруга, она, безусловно, «Elle»!»
Эль.
Музыкальная заставка. Эфир. Конец передачи. Без меня.
