— Откуда все это тебе известно, Робин?
— Мне объяснил специалист, Гулли. — Появилось ощущение смеха. — Вот-вот ты сорвешься в прошлое… Здесь Питер и Саул. Они передают тебе привет, и желают удачи. Джиз Дагенхем тоже. Счастливо, Гулли, милый…
— В прошлое?.. Это будущее?..
— Да, Гулли.
— А я там есть?.. А… Оливия?
И в этот миг он, кувыркаясь, полетел вниз, вниз, вниз, по пространственно-временным линиям вниз в кошмарную яму Настоящего.
16
Его ощущения пришли в норму в Звездном Зале дворца Престейна. Зрение стало зрением, и он увидел высокие зеркала и золотые стены, библиотеку с библиотекарем-андроидом на шаткой библиотечной лесенке. Звук стал звуком, и он услышал стук механического пишущего устройства, за которым сидела секретарша-андроид. Вкус стал вкусом, когда он при губил коньяк, поданный роботом-барменом.
Фойл понимал, что находится в безвыходном положении; он приперт к стене; сейчас ему предстоит принять самое важное решение в жизни. На данный момент он пренебрег врагами и обратился к сияющей улыбке, застывшей на металлическом лице бармена, классическому ирландскому оскалу.
— Спасибо, — сказал Фойл.
— Счастлив служить, — ответил робот, ожидая следующей реплики.
— Приятный день, — заметил Фойл.
— Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр, — просиял робот.
— Отвратительный день, — сказал Фойл.
— Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр, — отозвался робот.
— Погода, — сказал Фойл.
Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр.
Фойл повернулся к присутствующим.
— Это я, — сказал он, указывая на робота. — Это мы все. Мы болтаем о свободе, воли, но не представляем из себя ничего, кроме реакции… механической реакции однозначно заданной и определенной. И вот… вот я, здесь, готовый реагировать. Нажмите на кнопочку и я подпрыгну. — Он передразнил холодный голос робота.
— Счастлив служить, сэр. — Внезапно его тон изменился и прозвучал, как удар бича, — Что вам надо?
Они беспокойно зашевелились. Фойл был обожжен, обессилен, изранен… и все же оставался хозяином положения.
— Давайте оговорим условия, — продолжал Фойл, — Меня повесят, утопят, четвертуют, если я не… Чего вы хотите?
— Я хочу вернуть свою собственность, — холодно улыбаясь, заметил Престейн.
— Восемнадцать с лишним фунтов ПирЕ. Так. Что вы предлагаете?
— Я не делаю никаких предложений. Я требую то, что принадлежит мне по праву.
Заговорили Дагенхем и Йанг-Йовил. Фойл резко оборвал их.
— Пожалуйста, давите на кнопку по одному, джентльмены. — Он повернулся к Престейну. — Жмите сильнее… кровь и деньги… или найдите другую кнопку. Кто вы такой, чтобы выставлять сейчас требования?
Престейн поджал губы.
— Закон… — начал он.
— Что? Угрозы? — Фойл рассмеялся. — Хотите меня запугать? Не валяйте дурака, Престейн. Разговаривайте со мной так, как говорили на Новогоднем балу… без милосердия, без снисхождения, без лицемерия.
Престейн склонил голову, глубоко вздохнул и прекратил улыбаться.
— Я предлагаю власть, — сказал он. — Признание вас моим наследником, равную долю в предприятиях Престейна, руководство кланом и семьей. Вместе мы сможем править миром.
— С ПирЕ?
— Да.
— Ваше предложение рассмотрено и отклонено. Предложите свою дочь.
— Оливию?! — Престейн подавился и сжал кулаки.
— Да, Оливию. Где она?
— Ты!.. — вскричал Престейн. — Подонок… мерзавец… Ты смеешь…
— Вы предложите дочь за ПирЕ?
— Да, — едва слышно произнес Престейн.
Фойл повернулся к Дагенхему.
— Ваша очередь, мертвая голова.
— Если разговор будет идти подобным образом… — возмущенно начал Дагенхем.
— Будет. Без милосердия, без снисхождения, без лицемерия. Что вы предлагаете?
— Славу. Мы не можем предложить денег или власть. Мы можем предложить честь. Гулли Фойл — человек, спасший Внутренние Планеты от уничтожения. Мы можем предложить безопасность. Мы ликвидируем ваше досье, дадим уважаемое имя, прославим навеки.
— Нет, — вмешалась неожиданно Джизбелла Маккуин, — Не соглашайся. Если хочешь быть спасителем, уничтожь секрет. Не давай ПирЕ никому.
— Что такое ПирЕ?
— Тихо! — рявкнул Дагенхем.
— Это термоядерное взрывчатое вещество, которое воспламеняется одной лишь мыслью… психокинезом, — сказала Джизбелла.
— Какой мыслью?
— Просто желанием взорвать его, направленным желанием. Этого достаточно, если ПирЕ не изолирован Инертсвинцовым Изомером.
— Я велел тебе молчать, — прорычал Дагенхем. — Это больше, чем идеализм.
— Ничего нет больше идеализма.
— Секрет Фойла больше, — пробормотал Йанг-Йовил. — ПирЕ сейчас сравнительно маловажен. — Он улыбнулся Фойлу. — Секретарь Шеффилда подслушал часть вашей милой беседы в соборе. Нам известно, что вы джантировали в космосе.
Воцарилась внезапная тишина.
— Джантация в космосе! — воскликнул Дагенхем. — Невозможно! Ты не знаешь, что говоришь.
— Знаю. Фойл доказал, что это возможно. Он джантировал на шестьдесят тысяч миль от крейсера ВС до остатков «Номада». Как я сказал, это гораздо больше, чем ПирЕ. Мне кажется, этим следует заняться в первую очередь.
— Тут каждый говорит о том, что он хочет, — медленно произнесла Робин Уэднесбери. — Чего хочешь ты, Гулли Фойл?
— Спасибо тебе, — промолвил Фойл. — Я жажду понести наказание.
— Что?
— Я хочу очищения, — сказал он сдавленным голосом. Позорное клеймо стало проступать на его перебинтованном лице. — Я хочу искупить содеянное, свести счеты. Я хочу освободиться от своего тяжкого креста… эта боль раскалывает мне спину. Я хочу вернуться в Жофре Мартель, лоботомию, если я заслуживаю… И я хочу знать. Я хочу…
— Вы хотите спасения, — перебил Дагенхем. — Спасения нет.
— Я хочу освобождения!
— Исключено, — отрезал Йанг-Йовил. — Ваша голова слишком ценна, чтобы отдавать ее на лоботомию.
— Нам не до простых детских понятий — преступление… наказание… — вставил Дагенхем.
— Нет, — возразила Робин, — Должен быть грех, и должно быть прощение. Мы никогда не сможем преступить их.
— Нажива и убыток, грех и прощение, идеализм и практицизм… — горько улыбнулся Фойл. — Вы все так уверены, так прямодушны… А у меня сплошные сомнения. Посмотрим, насколько вы действительно уверены. Итак, вы отдадите Оливию? Мне да, так? А закону? Она — убийца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
