— А что именно? Ты имеешь в виду мою работу? — скептически осведомилась я. — Ради Бога, Тиш, декан — один из той группы „подлецов", с которыми я кручусь. Кто в наши дни беспокоится о том, где я провожу время?
— Ты знаешь кто, и я не имею в виду Картера, — проговорила подруга. — Я знаю, что ему не все равно, но он не представляет для тебя угрозы. Ты знаешь, о ном я говорю. Энди, опасайся ее.
В те дни я очень редко видела Картера. Но время от времени я встречала его, проезжая в колледж на машине или поспешно выполняя разные субботние дела, прежде чем отправиться на Козий ручей. Когда мы встречались, Картер искренне улыбался и спокойно махал мне руной. Однажды во время остановки у светофора он показал мне, чтобы я опустила стекло машины, а когда я это сделала, бодро прокричал: „Ты слышала анекдот о слепой змее? Она изнасиловала канат", широко заулыбался и поехал дальше. Я улыбнулась ему вслед, но мои глаза защипали слезы. Я не видела его боли, но я не была настолько глупа, чтобы не понять, что мой уход нанес ему глубокую рану. Не думаю, что кто-нибудь заметит боль Картера. Три раза я видела его вместе с Пэт Дэбни. Она не улыбалась, а только спокойно и оценивающе смотрела на меня, а затем отворачивалась.
Я думала о Картере гораздо чаще, чем следовало. И всегда, когда я делала это, моя печаль и боль удивляли меня саму. Я не делилась с Томом своими размышлениями, но он и так все знал.
— Мне очень жаль, что так получилось с Картером, — однажды заметил Том. — Поверь, это так. Он хороший человек. Знаю, что ты тоже сожалеешь. Я только не знаю, насколько сильны твои чувства.
— Достаточно сильны, — ответила я. — Не жалею о том, что я здесь, не жалею о нас с тобой, но очень жалею о том, каким образом я сюда попала. Я никогда не хотела причинить Картеру боль.
— Конечно, но с самого начала к этому все шло. О ком я больше всего сожалею, так это о Пэт.
— А что о ней-то жалеть? — удивилась я. — Кажется, она так довольна, как кошка в мясной лавке.
— Нет, она не довольна. Она никогда не будет довольна, и особенно теперь. Ты скоро увидишь.
И я увидела. Однажды шумным мартовским днем, когда дул холодный свежий ветер, а теплое солнце то появлялось, то пропадало за тучами, я обнаружила Тиш ожидающей меня в моем автомобиле на стоянке колледжа. На кафедре я переоделась в камуфляжную куртку и свитер: в тот день мы с Томом собирались отправиться на поля соевых бобов на окраине плантации „Королевский дуб", чтобы научиться находить и подманивать вирджинских куропаток. Позже он пойдет туда один и подстрелит на обед несколько птиц: Скретч объявил, что жаждет поесть суп из куропаток. А я все еще была тверда как камень, не разрешая Тому учить Хилари убивать животных.
Тиш была одета в красивый твидовый жакет и юбку, на ногах красовались начищенные сапожки. Я присвистнула. В это время дня она обычно ходила в джинсах или других свободных брюках. Я начала поддразнивать ее, говоря, что ей впору быть на обложке журнала „Таун энд кантри", но вскоре умолкла. Переносица Тиш была белой, как кость, а глаза сверкали. И даже на расстоянии я заметила, что моя подруга сдерживает дыхание.
— В чем дело? — Я внезапно похолодела. — Что-нибудь с Хилари?
— Нет, — ответила Тиш. — С Хил все в порядке. Послушай, можем ли мы куда-нибудь поехать и выпить по чашке кофе? Мне нужно рассказать тебе кое-что.
По ее тону я определила, что она скажет мне нечто, что я не очень хотела бы услышать. Поэтому я молча вывела „тойоту" со стоянки.
Я остановила машину у „Вэнди", в квартале от колледжа, мы, не выходя из авто, открыли наполненные до краев бумажные стаканчики и пили кофе, наблюдая, как пар оседает на ветровом стекле.
— Ну что ж, выкладывай, Тиш. Что бы это ни было, нет ничего хуже ожидания.
— Всегда я становлюсь для тебя вестником плохих новостей. Ненавижу это. Мне хотелось бы хоть раз сказать тебе что-нибудь замечательное.
— Тиш…
— Ну так вот, Энди. Я только что вернулась с заседания исполнительного комитета общества пэмбертонских дам. Как гром среди ясного неба поступило предложение… просить тебя отказаться от членства. Не знаю, кто его сделал. Оно было напечатано на машинке и заклеено в конверт. И лежало на моем председательском столе, когда я пришла. Возможно, я смогла бы установить, кто это сделал, но такие меры ничего не дадут. Мы-то с тобой знаем — если как следует копнуть, то доберешься до Пэт Дэбни. В соответствии с правилами общества я обязана была поставить вопрос перед комитетом. Я почти смеялась, когда делала это — настолько была уверена, что письмо просто выкинут.
Но… предложение тут же получило два необходимых голоса „за". После этого оно было поставлено на голосование и… прошло. Моя обязанность как президента сообщить тебе об этом. Но я также хочу, чтобы ты знала, что с данной минуты вступает в силу мой отказ от должности. Энди… я никогда в жизни не была такой злой, как сегодня была зла на кучку этих бесхребетных женщин. И не могу выразить тебе, как я ненавижу все это.
— О Тиш, миленькая, дорогая… не отказывайся от должности из-за меня, — попросила я, обнимая подругу. — Мне глубоко наплевать, если они с барабанным боем вышвырнут меня из этого проклятого клуба, но мне далеко не безразлично, что я стоила тебе потери общества. Об этом я ужасно сожалею… Ведь они — друзья всей твоей жизни. Дело того не стоит. Я отказываюсь быть таким дорогостоящим другом.
— Дело не в тебе. — Лицо Тиш покраснело. — То есть да, в тебе. Я не собираюсь принадлежать ни к одной группе, если она не будет гордиться тем, что ты являешься ее членом. Все они дуры. Но дело не только в этом. Дело в том, что я не хочу лебезить перед Пэт Дэбни. Злобная, злопамятная, ревнивая стерва с грязным языком, и мне безразлично, если все остальные в городе боятся ее. Я бы отказалась от рая, если бы знала, что она там.
— Кто же те двое, кто… подписал мне приговор, если так можно сказать?
К собственному удивлению, я обнаружила, что не удивлена, не особенно обеспокоена по поводу того, что меня вышибли из клуба. Месяцем или двумя раньше я была бы расстроена до отчаяния: я бы очень переживала из-за Картера.
— Мать и сестра Тома, — горько улыбнулась Тиш. — Две женщины, которые должны были бы стоять перед тобой на коленях и благодарить за то, что ты сделала счастливым этого человека. Те самые женщины, что наиболее справедливо и ядовито осуждали Пэт, когда Том был женат на ней. О, злобствующая тупоумная старуха и бедная изголодавшаяся мстительная старая дева…
— Вот это да, — воскликнула я, — выгнана из клуба „Дамы Пэмбертона" дамами Дэбни! Что за союз! В чем, собственно, меня обвиняют?
