Авиация Финляндии насчитывала 114 боевых самолетов[1622]. ВВС Швеции к сентябрю 1939 года насчитывали 195 самолетов, из которых только 134 были готовы к оперативному использованию[1623]. Норвегия даже к более позднему периоду — апрелю 1940 года — располагала количеством не более 90 самолетов всех типов в ВВС (из них 19 небоеготовых самолетов «Хок») и 28 разведчиков и торпедоносцев в морской авиации плюс несколько учебных самолетов[1624]. Согласно данным начальника штаба ВВС ПрибОВО генерал-майора авиации С.П. Синякова, летом 1940 года трофеи советских войск в Эстонии составили 20 боевых самолетов и еще 20 учебных и тренировочных, а в Латвии, соответственно, 56 и 112[1625]. Советские же оценки ВВС балтийских стран были завышены (см. Таблицу 65).
Численность советской морской авиации на Балтике вскоре после начала Второй мировой войны указана в Таблице 66. Как видим, основу ударной мощи ВВС КБФ составляли 80 бомбардировщиков СБ и ДБ-3, наиболее современных типов истребителей — И-16 — насчитывалось 130. Против технически отсталых потенциальных противников с определенным успехом могли использоваться истребители-бипланы И-15. Среди оставшихся машин (разведчики, вспомогательные и другие) преобладали устаревшие конструкции.
Как было сказано выше, 17 сентября 1939 года Краснознаменный Балтийский флот (КБФ), Черноморский флот (ЧФ) и Северный флот (СФ), а также Днепровская флотилия приказом НК ВМФ были переведены в боевую готовность № 1[1626]. В тот же день самолеты СБ производили разведку всего Финского залива до 22-го меридиана. Район в восточной его части до 27-го меридиана периодически просматривался самолетами МБР-2[1627]. В принципе, разведывательные вылеты ВВС КБФ, начиная с 17 сентября 1939 года, являлись своего рода «профилактикой» и не были направлены против Польши. Это делалось в рамках прикрытия Главной и Маневренной баз и прилегающего водного района в связи с началом Второй мировой войны.
Существующую обстановку осложнили события в Балтийском регионе, в конце сентября — начале октября 1939 года. В ночь с 14-го на 15 сентября в Таллин вошла поврежденная польская подводная лодка «Orzel» («Орел»), нуждавшаяся в ремонте. На следующий день эстонские власти объявили об ее интернировании. После начала военных действий СССР против Польши экипаж лодки решился на побег, который состоялся в ночь на 18 сентября[1628]. На следующий день, 19 сентября посланник Эстонии в СССР А. Рей был вызван к наркому иностранных дел В.М. Молотову и обвинен в том, что Эстония попустительствовала бегству польской подлодки, что создает угрозу безопасности кораблей и судов СССР, поэтому, заключил Молотов, советские военно-морские силы войдут в воды Эстонии. Уже вечером того же дня, корабли КБФ стали курсировать между островами Аэгна и Найссаар, а над заливом летали советские самолеты. Граница была нарушена несколько раз и в нескольких местах, например, 9 советских самолетов низко — и весьма демонстративно — облетели Таллин. С учетом сложности обстановки, главнокомандующий вооруженными силами Эстонии генерал Й. Лайдонер 20 сентября приказал не открывать огонь по советским кораблям и самолетам[1629]. На совещании эстонского руководства 21 сентября было принято послать в Москву министра иностранных дел К. Сельтера — подписать торговый договор, а заодно и выяснить, чего добивается СССР нарушением воздушного пространства. Во время встречи 24 сентября К. Сельтера и посла А. Рея с В.М. Молотовым и А.И. Микояном советская сторона неожиданно потребовала заключить пакт о взаимопомощи, на основании которого на территорию Эстонской республики вступят советские военно-морские и военно-воздушные силы. На вопрос А. Рея, против кого СССР нужны пакт и базы, если с Германией существует договор о ненападении, В.М. Молотов ответил, что существует угроза для СССР входа в Балтийское море силы третьей страны. «Какую страну вы имеете в виду?» — спросил А. Рей. «Допустим, Англию», — ответил А.И. Микоян. В заключение В.М. Молотов сказал: «Не заставляйте нас ради достижения цели применять силу»[1630].
На правительственном заседании Эстонии 26 сентября решался вопрос — пакт или война. Лайдонер высказался за подписание пакта, мотивируя это тем, что «своими силами мы долго не продержимся, авиация противника может парализовать нашу мобилизацию»[1631]. В тот же день советская авиация начала систематические полеты над крупнейшими городами и железнодорожными узлами Эстонии[1632]. Очевидно, с воздуха велось наблюдение за тем, не проводится ли в стране мобилизация для оказания вооруженного сопротивления. Один самолет на небольшой высоте пролетел над Кадриоргом, другие пролетали над Тарту, Сааремаа и другими районами. Получив сообщение об этом, Лайдонер туг же отдал приказ не стрелять, чтобы не нагнетать напряженность. Появление чужих самолетов в небе Эстонии привело население в панику. Во второй половине дня вскоре после заседания правительства началось совещание комиссии по иностранным делам и обороне Государственной Думы и Госсовета, всего 27 человек. Повестка дня была та же. Все члены комиссии высказались за переговоры. Достаточно категорично высказался Лайдонер, заявив, что в случае войны «с пехотой, может, и справимся, но против русских военно-воздушных сил не выстоим»[1633].
В тот же день СССР предпринял конкретные приготовления к боевым действиям против Эстонии. М.И. Семиряга так описывал сложившуюся обстановку: «Советское руководство было настроено в отношении прибалтийских стран и, в частности, Эстонии решительно, вплоть до применения военной силы, если политические средства не приведут к успеху. 26 сентября 1939 года нарком обороны К.Е. Ворошилов отдал приказ о подготовке к наступлению, чтобы 29 сентября «нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам». Одновременно предусматривалось быстрое и решительное наступление 7-й армии в направлении Риги, если латвийская армия выступит в поддержку Эстонии»[1634].
Согласно данным первого помощника начальника штаба войск Эстонии полковника Р. Мазинга, во второй половине сентября у штаба сложилось ясное представление о силах Красной армии, подведенных к границам Эстонии. Значительные сухопутные силы готовились поддержать 10-ю, 55-ю и 78-ю авиабригады, 15-й, 35-й, 50-й, 63-й и 80-й авиационные полки[1635]. Эстонские эмигрантские авторы констатируют, что всего к середине сентября 1939 года на границе с Эстонской Республикой Красная армия сосредоточила до 650 самолетов. Вооруженные силы Эстонии не могли оказать серьезного сопротивления РККА, причем особенно это проявлялось в авиационной сфере. В воздух могло подняться всего 18 самолетов, вооруженных авиапушками и пулеметами, и два десятка безоружных учебных, разведывательных и связных самолетов. К. Арьякас подчеркивал: «Особое беспокойство вызывало состояние ПВО: ни один город или округ не были полностью прикрыты от воздушных налетов». Важнейшие военные заказы Эстонии 1939 года не были удовлетворены из-за обострившейся международной обстановки. В частности, остались недополученными 34 зенитных орудия и более 20 самолетов[1636].
Руководство СССР 27 сентября 1939 года через ТАСС объявило об атаке и торпедировании неизвестной подводной лодкой в Нарвском заливе советского торгового судна «Металлист»[1637], а 28 сентября ТАСС сообщил, что в 2 часа ночи состоялась атака советского судна «Пионер», которое в результате выбросилось на камни[1638]. Лишь в конце 1980-х годов в отечественных исследованиях появилась иная точка зрения на эти события, базирующаяся на отечественных архивных материалах и зарубежных источниках[1639]. Сообщалось, что жертвами «неизвестных подводных лодок, базирующихся в прибрежных водах Эстонии» стали специально подобранные суда КБФ, в действительности атакованные своими же подводными силами по приказу высшего командования — наркома ВМФ Кузнецова, командующего КБФ В.Ф. Трибуца и курировавшего операцию А.А. Жданова, а результатом этой так называемой «провокации Жданова» стало мощное военно-политическое давление на Эстонию[1640]. К 27 сентября напряжение в армии Эстонии достигло предела. Утром 28 сентября Лайдонер телеграфировал командирам 1-й, 2-й и 3-й дивизий, начальнику ПВО и командующему морскими силами: «Если наш восточный сосед начнет военные действия против нас, дивизии, морские силы и ПВО должны действовать в основном по программе прикрытия «восточного варианта», помня, что сразу после начала войны связь может быть прервана во многих местах. Поэтому я требую, чтобы дивизии, морские силы и ПВО, невзирая на обрыв связи, смело действовали по своей инициативе…»[1641]. В тот же день К. Сельтер спросил И.В. Сталина: «В последние дни Ваши самолеты неоднократно нарушают границы Эстонии и летают над территорией Эстонии… Эти перелеты, особенно сейчас, когда ведутся переговоры, неуместны. Мы знаем, что у Вас больше самолетов, чем те, которые летают над Эстонией. Знаем, что Советский Союз силен. Зачем демонстрировать силу?»[1642]