— Держись крепче, — приказывает горгулья мрачным голосом.
Меня окатывает новая волна страха. А она прижимает меня к себе — и мы летим.
Я цепляюсь за чудовищные когти. И у меня появляется время, чтобы осознать, что происходит. Горгулья не желает мне зла. Она хочет меня защитить. Небо заполнено крылатыми существами. Они визжат и рычат. Эти звуки оглушают меня, но я не решаюсь зажать уши. Воздух стремительно омывает мокрую рубашку и влажную кожу. Я дрожу. Мы летим над верхушками деревьев и мягко опускаемся на крышу школы Спенс.
— Не смотри, — советует горгулья.
Но я не в силах отвести взгляд. Внизу другие горгульи окружают Итала. Они подхватывают его, поднимают над землей и несут к озеру.
— Что они с ним сделают? — спрашиваю я.
— То, что должны.
Горгулья не слишком разговорчива, и я не решаюсь расспрашивать дальше. Вот только еще один вопрос…
— Кто ты?
— Я — страж ночи, — отвечает горгулья, и я вспоминаю рисунок Вильгельмины. — Мы многие века защищали таких, как ты, когда завеса между мирами не была запечатана. А теперь печать сломана. Эта земля снова пленена магией. Но я боюсь, что нам не уберечь тебя от того, что уже началось.
Небо чернеет, заполнившись крыльями. Над головой кружат горгульи, накрывая меня своей тенью. Потом они мягко снижаются и садятся на крышу легко, как ангелы. Подходит горгулья с мордой дракона.
— Дело сделано, — рычит она. — Он вернулся в мир мертвых.
Горгулья, спасшая меня, кивает.
— Но он не последний, мы увидим и других таких. Они вернутся, и они будут сильнее.
Розовая полоска появляется на восточном горизонте. Горгульи занимают обычные места на краю крыши и снова превращаются в камни.
— Я сплю, — шепчу я. — Все это только сон.
Главная горгулья расправляет крылья, и меня окружает темнота. Ее голос глубок, как само время:
— Да, ты спишь. Но пришла пора пробуждаться.
Я открываю глаза. Надо мной — привычный потолок. Я слышу тихое посапывание Энн. Я в своей спальне, как тому и следует быть. Едва начинает светать. Я сажусь, и все тело ноет от усилия. В лесу поднимается громкий шум. Полуодетые девушки выскакивают из спален, чтобы узнать, что происходит. В предутреннем тумане цыгане с фонарями в руках столпились у озера. Слышны их горестные крики.
Теперь я вижу. Итал лежит в воде лицом вниз, он утонул. Так вот почему Фрея останавливалась у озера, почему она выглядела такой встревоженной. Она знала, что хозяин мертв, а то, что сидит на ее спине — лишь видимость жизни, дьявольский посланец Зимних земель, пришедший для того, чтобы похитить меня.
Нет. Нет, всего этого не было. Это лишь мое воображение. Или сон. Мертвый цыган не приходил, чтобы утащить меня. Я не летала в когтях горгульи.
Я смотрю вверх в поисках подтверждения своим мыслям. Горгульи сидят на краю крыши, молчаливые и слепые. Я поворачиваю голову так и эдак, но они не меняются. «Конечно, не меняются. Они же каменные, глупая девчонка!» Я хихикаю. И привлекаю к себе внимание толпы, потому что заливаюсь хохотом, пока они вытаскивают из озера покойника.
И Картик тоже там, он в полном порядке. Он смотрит на меня с беспокойством.
Мужчины накрывают тело Итала курткой.
— Вы должны разжечь костер, — говорит мать Елена. — Сжечь его. Все сжечь.
Глава 55
Просто удивительно: при том, что в лесном озере утонул человек, что должно бы послужить главной темой разговоров в школе, девушки обсуждают мое поведение. За завтраком они умолкают, когда я прохожу мимо, и провожают меня взглядами, как стервятники, высматривающие падаль. Я сажусь за стол, и девушки рядом со мной мгновенно замолкают. Как будто я — сама Смерть, держащая наготове косу.
Я слышу, как они перешептываются:
— Спроси ее!
— Нет, ты!
Наконец Сесили откашливается.
— Как ты себя чувствуешь, Джемма? — произносит она с фальшивым сочувствием. — Я слышала, у тебя была ужасно сильная лихорадка.
Я молча сую в рот ложку овсяной каши.
— Это правда? — допытывается Марта.
— Нет, — отвечаю я. — Просто я обессилела от избытка магии. И от лжи и тайн, которыми набито это место, точно так же, как камнями и известкой.
Они от изумления разевают рты, потом слышится неуверенное хихиканье. Фелисити и Энн смотрят на меня с тревогой. А я уже не хочу есть. Я отодвигаю стул и выхожу из столовой. Миссис Найтуинг смотрит на меня, но не пытается остановить. Как будто знает, что это безнадежно.
Днем Фелисити и Энн приходят навестить меня. Их любопытство перевешивает гнев. Фелисити достает из кармана горсть ирисок.
— Вот, бери. Я подумала, тебе это пригодится.
Я равнодушно разрешаю им сесть на край кровати.
— Вы ночью ходили в сферы?
Глаза Энн округляются. Просто удивительно, как она может быть такой хорошей актрисой и такой никудышной лгуньей.
— Да, — кивает Фелисити, и я благодарна ей за честность. — Мы танцевали, и Энн пела, и нам было так весело, что я бы ничуть не расстроилась, если бы мы вообще не вернулись обратно. Там просто как в раю!
— Но нельзя жить в раю вечно, — говорю я.
Фелисити снова прячет ириски в карман.
— Ты не можешь запретить нам бывать в сферах, — говорит она, вставая.
— Все изменилось. Цирцея завладела кинжалом, — говорю я и рассказываю им все, что запомнила из событий прошедшей ночи. — Я больше не смогу удерживать магию. Нам необходимо заключить союз и отправиться за Цирцеей.
Лицо Фелисити затуманивается.
— Ты обещала, что не отдашь магию до нашего светского дебюта. Ты обещала помочь мне!
— Ты можешь справиться и сама, у тебя осталось достаточно магии…
— А если не смогу? Я окажусь в ловушке! Прошу тебя, Джемма! — умоляет Фелисити.
— Мне очень жаль, — отвечаю я, тяжело сглатывая. — Тут ничего не поделаешь.
Вспышка Фелисити угасает, и я обнаруживаю, что ее спокойствие пугает меня куда сильнее, чем гнев.
— Ты в любом случае не одна владеешь теперь магией, Джемма, — напоминает она. — У Пиппы тоже есть сила, и она растет. И если ты не хочешь мне помочь, то она поможет, я знаю.
— Фелисити… — хрипло произношу я.
Но она не желает слушать. Она уже за дверью, и Энн спешит за ней.
День выдается неожиданно холодным, будто зима в последний раз протягивает руку к природе, перед тем как землей завладеет лето. Приезжает инспектор Кент, чтобы выяснить причину смерти Итала. Его люди прочесывают весь лес в поисках свидетельств преступления, но ничего не находят. Фантомы не оставляют следов. Мистера Миллера извлекают из паба и подвергают допросу, хотя он и твердит о своей невиновности, настаивая на том, что во всем виноваты призраки, блуждающие в лесу за школой Спенс.
Картик оставил призыв — красный лоскут — на ветке ивы под моим окном, вместе с запиской: «Встретимся в церкви».
Я проскальзываю в пустую церковь и внимательно смотрю на ангела с головой горгоны.
— Я больше тебя не боюсь. Я понимаю, что ты хотел мне помочь, защитить меня.
Мне отвечает низкий голос:
— Иди вперед и побеждай.
Я подпрыгиваю. Из-за кафедры появляется Картик.
— Извини, — говорит он с глуповатой улыбкой. — Я не хотел тебя пугать.
Он выглядит так, словно не спал несколько суток. Мы с ним сейчас под стать друг другу — лица вытянулись, глаза провалились. Картик проводит пальцами по спинке скамьи.
— Ты помнишь, как я в первый раз напугал тебя здесь?
— Конечно, помню. И ты потребовал, чтобы я закрыла свой ум перед видениями. Мне следовало тебя послушаться. Я не гожусь для всех этих дел.
Он прислоняется к краю скамьи, сложив на груди руки.
— Нет, это не так.
— Ты просто не знаешь, что я натворила, иначе бы так не говорил.
— Так почему бы не рассказать мне все?
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем слова пробираются через мои раны. Но они все же выходят наружу, и я не щажу себя. Я рассказываю Картику все, и он внимательно слушает. Я боюсь, что он возненавидит меня в итоге, но когда я умолкаю, он лишь кивает.
— Скажи что-нибудь, — шепчу я. — Пожалуйста…
— Предостережение касалось рождения мая, — говорит он задумчиво. — Теперь, полагаю, мы знаем, что оно означало. Мы пойдем за ней.
Я улыбаюсь, потому что поняла: он слушал очень внимательно.
— Да, но если я так уж увязла в этой магии, то, боюсь, я слишком крепко соединена с Цирцеей, с Зимними землями. Потому-то я и свихнулась прошлой ночью.
— Тем больше причин остановить ее, — говорит Картик. — Может быть, она еще не привязала силу Евгении к дереву. Мы можем еще спасти сферы.
— Мы?
— Я не сбегу снова. Это не для меня. Не моя судьба.
Он берет меня за подбородок и заставляет поднять голову, и я сама целую его, первая.
