Личный помощник Фатдира Сендал Акмадди стоял на причале в Адесе, только что выслушав послание от эревальны из Оруфа. Он понимал, что, стоит начаться активным морским боевым действиям, и Малагории — даже в союзе с Аллозией — не выстоять. Мысль о том, что царь — аркал, не покидала Сендала Акмадди, но, глядя на корабли в отдалении, он не был уверен, что силы пожирателя боли — даже если он покинет Грат и прибудет в Адес — дотянутся так далеко в море. А ведь если он попытается приблизиться, есть риск, что его убьют…
Посол Совета Восемнадцати прибыл после полудня и сошел на причал, передав требования материка к Малагории в письменном виде. Документ был подписан главнокомандующим операцией адмиралом нельнского флота Конрадом Греффе. Список этих унизительных нелепых требований к Обители Солнца был явно сформирован на базе инсинуаций Бенедикта Колера, но никому из Совета Восемнадцати не было никакого дела до правдивости этих обвинений.
По итогам переговоров Малагория не имела права отправлять корабли в море и вести каких-либо торговых дел с материком, пока на троне находится «узурпатор, бастард истинного царя и аркал, повинный в пролитой крови тысяч солдат при Шорре, укрывающий у себя беглеца и преступника Мальстена Ормонта».
Эти обвинения были смехотворны, каждый малагорец знал это, но Совет Восемнадцати стоял на своем. И из перечисленного в документе за подписью Конрада Греффе это было не самым унизительным пунктом. Гораздо более унизительным было требование «немедленно выдать узурпатора и преступника Бэстифара шима Мала, чье решение привести данталли на Войну Королевств повлекло за собой Битву Кукловодов, на международный суд». Суд этот, без сомнения, должен был окончиться казнью малагорского царя. Разумеется, следующим пунктом шла немедленная выдача обезвреженного…
… интересно, каким же образом они себе это представляют? — думал Сендал Акмадди.
… бывшего командира Кровавой Сотни Мальстена Ормонта — данталли и незаконнорожденного сына герцогини Иннессы Ормонт.
Помимо предательства священной семьи Мала от Обители Солнца требовалось созвать временное правительство при участии послов Совета Восемнадцати. Это временное правительство должно было доверить судьбу малагорского народа временному наместнику с материка, пока на царском троне не окажется законный наследник истинного царя — разумеется, он должен был быть человеком.
Вслед за этим шли денежные притязания. Малагория должна была уплатить Везеру, Каррингу, Ильму и Ларии по сто тысяч аф за ущерб в Битве Кукловодов 1480 года с.д.п.
Сендал Акмадди, общаясь с Фатдиром через эревальну дал понять, что переговоры, разумеется, состоятся, но Совет настроен воинственно, потому что последним пунктом их документа шло следующее: «В случае невыполнения вышеуказанных требований торговые пути с материком для Малагории и союзного государства Аллозия будут блокированы соединенным флотом Совета Восемнадцати. Попытка оказать сопротивление будет расценена как прямое объявление войны».
С малагорской стороны было ясно, что соблюсти эти дикие условия — значит позволить правящей элите материка разорвать страну на кусочки. Этого никак нельзя было допустить. Сендал дал Фатдиру слово, что потянет время и постарается начать здравые переговоры, однако он понимал, что это усилие, скорее всего, будет тщетным.
***
Чена, Анкорда
Первый день Гуэра, год 1490 с.д.п.
Вечером первого дня нового года после пышного празднества, когда анкордский замок пребывал в состоянии полусна, принц Альберт и Юджин Фалетт, точно две вороватые тени, тихо шли по коридорам в сторону библиотеки. Закат уже окропил уличные облака багрянцем, который проникал в замок сквозь цветные витражи и играл в коридорах призрачными переливами света и тени. В некоторых, особо темных уголках коридора слуги уже повесили настенные масляные лампы.
— Склеп какой-то, — хмыкнул Юджин, и его тихий голос поскакал мимо огоньков ламп призрачным эхом. Холодные серокаменные стены и высокие потолки, которые казались такими тяжелыми, что должны были рухнуть под собственным весом, угнетали его. Его семейство жило в скромном поместье до войны. А после он и вовсе перебрался из-за разорения в бедный одноэтажный дом. Громада анкордского замка казалась ему необъятной.
Альберт передернул плечами. За время обучения в Военной Академии он отвык от родного замка, отвык от собственных шикарных покоев, отвык от официальной одежды принца и от придворных ужимок. Военная дисциплина была ему куда ближе. Поэтому, когда на двадцатый день Зоммеля прошлого года Юджин привел его в свой дом, Альберт невольно расплылся в улыбке, почувствовав себя куда уютнее, чем в королевском замке. Юджин был удивлен такой реакцией королевского отпрыска. Он ожидал чего угодно — отвращения, высокомерия, смущения, — но не благодарности и понимания.
Последовавшая за этим беседа о Рерихе и его делах во время Войны Королевств и вовсе растопила лед. Юджин выслушал Альберта, пока тот приводил примеры, в которых считал своего отца Лжемонархом. По Анкорде проносились подобные слухи, но никто не решался высказывать их во всеуслышание, страшась тюрьмы и смертной казни за государственную измену.
Альберт и Юджин долго говорили по душам. Постепенно их опаска друг перед другом и недоверие таяли. Покидая дом Фалетта, Альберт чувствовал небывалое облегчение. Давненько ему не удавалось поговорить с кем-то искренне, не боясь осуждения или наказания за свои мысли.
С того дня они виделись еще несколько раз. Интерес к пророчеству о Последнем Знамении креп и сплачивал их. Постепенно они начали чувствовать себя членами тайного общества заговорщиков. Юджин этого опасался, а Альберт впервые в жизни ощущал, что делает нечто важное. Ему не сразу удалось уговорить Юджина пойти с ним в библиотеку замка, но они оба понимали, что условий лучше, чем тихий день после новогоднего торжества, у них не будет.
— В подземельях хуже, — тихо заверил Альберт в ответ на замечание Юджина. — Там гораздо темнее, воздух затхлый и окон нет.
— С твоей любовью к самодисциплине тебе следовало обосноваться там. Закаляет характер, надо думать, — шепнул Юджин.
— Я бы с радостью, да только вот там нет жилых комнат, — нарочито едко отозвался Альберт.
Наконец, они добрались до библиотеки.
Изучение самого пророчества не отняло много времени, а поиск книг по смежной тематике занял их надолго. Ни Юджин, ни Альберт толком не представляли, что именно ищут, и через три часа, когда свет двух взятых из коридора масляных ламп стал совсем тусклым, а за окном стемнело, они решили сдаться.
По пути назад в коридоре им померещилась чья-то фигура, и оба воровато прильнули к стене. Альберт почувствовал, как сердце застучало чаще. Он никогда не верил в блуждающих духов, но сейчас видение было таким явным, что он не успел толком прийти в себя, когда в «призраке» узнал собственную мать.
— Альберт! — крикнула она. Удивленной королева не казалась. Скорее, разозленной: брови ее сурово хмурились, рот искажался гримасой недовольства, и некрасивая морщинка грубела посреди лба. Когда взгляд Лианы Анкордской переместился на Юджина, она сделалась еще более грозной. — Что ты здесь делаешь? И кто это? — В ее интонациях проскользнули ядовитые нотки презрения. — Его не было среди гостей.
Альберту показалось, что он вспыхнул от ушей до пяток.
— Его зовут Юджин Фалетт, матушка, — постаравшись сохранить голос ровным, сказал он. — Это я пригласил его. Он… ветеран войны…
Юджин поморщился, невольно отводя искалеченную руку за спину. Совладав с собой, он чуть поклонился, выражая почтение.
— Моя королева, — спокойно произнес он.
— Твои гости явно не должны расхаживать по этому крылу замка, Альберт, — словно не замечая Юджина, продолжила Лиана. — Ты прекрасно знаешь, где можешь принимать гостей. — Она смерила Юджина оценивающим взглядом. — И я не возьму в толк, что общего между тобой и этим простым воякой.
Юджин скрипнул зубами.
— Простите, Ваше Величество, — процедил он. — Пожалуй, мне лучше уйти.
