Чжан Бэйхай не понимал, как можно выполнить такую фигуру с помощью сверхпроводящего пояса.
— В мои дни мы уже не стояли «под парами». Но я вижу, что вы неплохо знакомы с историей военно-морского флота. — Он увел разговор в сторону от щекотливой темы, чтобы капитан не почувствовала к нему вражды.
— Древний, великий род войск.
— Разве космический флот не наследник величия морского флота?
— Наследник. Но я собираюсь его покинуть. Я намерена уволиться со службы.
— Из-за этой переаттестации?
Капитан повернулась к Чжан Бэйхаю. Ее густые черные волосы колыхнулись в невесомости.
— В вашу эпоху такие проверки случались постоянно, не так ли?
— Не так уж постоянно. Но когда они проводились, любой товарищ понимал, что аттестация — это одна из обязанностей солдата.
— Прошло два столетия. Это уже не ваша эпоха.
— Дунфан, не стоит намеренно расширять пропасть. Между нами много общего. Во все эпохи солдатам доставалось немало унижений.
— Вы советуете мне остаться?
— Я не даю советов.
— Политработа. Так ведь это называлось? Вы же ею когда-то занимались?
— Больше не занимаюсь. У меня теперь другое задание.
Без всяких усилий она облетела вокруг него, словно тщательно изучая.
— Правду говорят, что вы считаете нас детьми? Полгода назад я побывала на Земле. В одном из районов, где живут проснувшиеся, шести- или семилетний ребенок назвал меня «детишкой».
Чжан Бэйхай рассмеялся.
— Так что, мы для вас детишки? — настаивала Дунфан.
— В наше время старшинству придавалось большое значение. В деревнях порой взрослые называли детей «тетя» и «дядя» по их положению в родословной семьи.
— Ваше старшинство мне безразлично.
— Я и сам вижу по вашим глазам.
— Ваши дочь и жена — они не последовали за вами в гибернацию? У семей участников специальных групп было такое право, насколько мне известно.
— Они не последовали за мной, и они не хотели, чтобы я их покидал. Вы, наверное, знаете, что тогда предсказывали безрадостное будущее. Дочь и жена назвали меня безответственным. Они съехали с квартиры, а на следующий же день наш Специальный контингент получил приказ. У меня даже не было времени с ними попрощаться. Холодной, зимней ночью я схватил чемодан и покинул свой дом… Конечно, я не жду от вас понимания…
— И все же я понимаю… Что с ними случилось?
— Жена умерла в 47-м году. Дочь — в 81-м.
— Они пережили Великий раскол… — Дунфан опустила глаза и на какое-то время смолкла. Затем вызвала голографический монитор и включила режим внешнего наблюдения.
Стены отсека растаяли, как воск, и «Естественный отбор» исчез, оставив их посреди бесконечного космоса. Перед ними расстилался Млечный Путь. Два независимых существа во Вселенной, не связанные ни с какой планетой, а вокруг — ничего, кроме бездонной пустоты. Они летели во Вселенной так же, как Земля, Солнце и сама Галактика — без начала и без конца. Они просто были…
Чжан Бэйхаю это чувство было знакомо. Точно так же 190 лет назад он, облаченный в скафандр, плыл в космосе, держа в руке пистолет, заряженный пулями из метеоритного железа.
— Мне нравится вот так, без стен — я тогда забываю и о корабле, и о флоте. Остаюсь наедине со своими мыслями.
— Дунфан, — тихо позвал он.
— А? — Капитан обернулась. Ее глаза сияли, словно звезды Млечного Пути.
— Если однажды мне придется убить вас, заранее прошу прощения, — негромко сказал Чжан Бэйхай.
Капитан улыбнулась:
— Я похожа на «проштампованную»?
Он оглядел ее, освещенную лучами далекого Солнца. Она казалась перышком, летящим на фоне звезд.
— Мы люди Земли и океана. Вы принадлежите звездам.
— Это плохо?
— Нет. Это очень хорошо.
* * *
— Зонд погас!
Доклад дежурного офицера ошеломил доктора Куна и генерала Робинсона. Они понимали, что эта новость всколыхнет и Земной конгресс, и Конгресс космических флотов, — особенно учитывая, что, по последним наблюдениям, зонд должен был пересечь орбиту Юпитера всего лишь через шесть дней.
Кун и Робинсон работали на станции Ринье-Фицроя, которая располагалась на орбите вокруг Солнца, недалеко от внешнего края пояса астероидов. В пяти километрах от станции находился один из самых необычных объектов в Солнечной системе — набор из шести гигантских линз. Самая большая линза достигала 1200 метров в диаметре; другие пять были поменьше. Так выглядел космический телескоп последнего поколения. В отличие от пяти предшественников, его не окружала труба, и между линзами ничего не было. Они висели в космосе сами по себе; по краям располагались многочисленные ионные двигатели, с высокой точностью перемещавшие детали телескопа для наведения и фокусировки.
Станция Ринье-Фицроя служила центром управления телескопом. Даже с такого небольшого расстояния прозрачные линзы оставались практически невидимыми на фоне космоса. Когда инженеры и техники пролетали между линзами, Вселенная представлялась им искаженной; а если случалось оказаться под определенным углом, свет Солнца отражался от защитной диафрагмы и выдавал подлинные размеры линзы. Ее выпуклая поверхность тогда становилась похожа на планету, обернутую в прелестную радугу.
Серию названий «Хаббл» решили не продолжать, и новый инструмент был назван в честь Ринье и Фицроя, первыми обнаруживших следы трисолярианского флота. Их открытие не имело научного значения, но название подошло отлично, потому что основным назначением телескопа, совместного проекта трех флотов, было непрерывное слежение за вражеским флотом.
Телескопом постоянно управляла команда из двух служащих наподобие Ринье и Фицроя: ведущий астроном с Земли и военный представитель флота; и в каждой паре царила такая же разница во мнениях, как между Ринье и Фицроем. В данный момент Кун хотел бы урвать немного времени для своих собственных астрономических наблюдений, а Робинсон, защищая интересы флота, всячески старался этого не допустить. Они спорили и о многом другом. Например, Кун любил рассказывать, как замечательно, по сравнению с неэффективной бюрократией флота, сверхдержавы Земли, во главе с США, управляли миром. Но каждый раз Робинсон безжалостно опровергал эти смехотворные исторические фантазии. Горячее всего они спорили по поводу силы тяготения на станции. Генерал настаивал на самом медленном вращении, вплоть до полной ее остановки и возникновения невесомости, а Кун требовал быстрого вращения и тяготения как на Земле.
Но разворачивающиеся события заставили забыть о распрях. «Зонд погас» значило, что двигатель его отключился. Два года назад, еще до входа в облако Оорта, зонд приступил к торможению. Для этого он повернулся двигателем к Солнцу, и пламя стало хорошо видно в телескоп. А теперь пламя погасло, и следить за зондом оказалось невозможно. Размер зонда слишком мал — вероятно, не больше грузовика, исходя из характеристик волны, оставленной им в межзвездной пыли. Даже такой мощный инструмент, как телескоп Ринье-Фицроя, не мог разглядеть столь малый предмет на периферии пояса Койпера, особенно, если тот не светится сам и плохо отражает рассеянные лучи далекого Солнца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
