Старый дворецкий потер сморщенные ладони.
«Да, сэр, да, уж он такой был, мастер Годфри. Отважней некуда. В парке, сэр, не найти дерева, на которое он бы не залезал. Никак его не остановишь. Был он редким пареньком… и, ах, сэр, редким мужчиной».
Я вскочил на ноги.
«Послушайте! – крикнул я. – Вы говорите, что он БЫЛ! Говорите так, будто он умер. Что за тайны? Что сталось с Годфри Эмсуортом?»
Я ухватил старика за плечо, но он отпрянул.
«Не понимаю, об чем вы, сэр. А про мастера Годфри хозяина спросите. Он знает. И не мне вмешиваться».
Он шагнул к двери, но я удержал его за локоть.
«Слушай, – сказал я, – ты ответишь на один вопрос до того, как выйдешь отсюда. Даже если я тебя всю ночь продержу. Годфри умер?»
Он не мог смотреть мне в глаза. Был как загипнотизированный. Ответ был вырван из его уст. Ответ ужасный и неожиданный.
«Господи, да лучше бы он умер!» – вскричал он, вырвался и выскочил из комнаты.
Вы понимаете, мистер Холмс, что я вернулся в кресло не в самом радужном настроении. Слова старика, казалось мне, могли иметь только одно истолкование. Очевидно, мой бедный друг оказался замешанным в чем-то преступном или по меньшей мере бесчестном, позорящем семейное имя. Суровый старый полковник отослал сына, спрятал его, чтобы избежать скандала. Годфри был бесшабашный малый. Он легко подпадал под влияние окружающих. Без сомнения, он попал в скверную компанию, и это его погубило. Если так, положение было прискорбным, тем не менее долг требовал разыскать его и выяснить, не могу ли я чем-нибудь ему помочь. Я прикидывал, с чего начать, как вдруг, подняв голову, увидел перед собой Годфри Эмсуорта!
Мой клиент смолк, как человек во власти сильного чувства.
– Прошу вас, продолжайте, – сказал я. – В вашей проблеме есть некоторые необычные моменты.
– Он был за окном, мистер Холмс, и прижимал лицо к стеклу. Я сказал вам, что выглядывал в сад и не задернул занавески. Его фигура вырисовывалась в просвете между ними. Окно почти достигает земли, и он был виден мне во весь рост, однако мой взгляд приковало его лицо. Оно было смертельно бледным – никогда еще я не видел человека столь белого. Пожалуй, так выглядят привидения, но его глаза смотрели в мои, и это были глаза живого человека. Заметив, что я смотрю на него, он отпрыгнул и исчез во мраке.
В нем было что-то пугающее, мистер Холмс. И не только это призрачное лицо, маячащее в темноте, будто половина сыра. Нет, это было нечто более глубокое, нечто ускользающее, нечто нечистое, нечто виноватое – некто, совсем не похожий на открытого мужественного юношу, которого я знал. Меня сковал ужас.
Но ведь когда человек повоевал годик-другой с братцем буром, как с товарищем для игр, он умеет справляться со своими нервами и действовать быстро. Годфри еще не успел исчезнуть, как я был уже у окна. Защелку заело, и я потратил какое-то время, чтобы ее открыть. Затем я выпрыгнул наружу и кинулся по садовой дорожке в том направлении, которое, казалось мне, он мог избрать.
Дорожка оказалась длинной, а свет был смутным, но мне чудилось какое-то движение впереди меня. Я бежал и окликал его по имени, но все было бесполезно. Затем дорожка разветвилась в направлениях нескольких служб. Я остановился в растерянности и тут ясно расслышал скрип закрывающейся двери. Он донесся не сзади от дома, но спереди из темноты. Этого, мистер Холмс, было достаточно, чтобы убедить меня, что видел я не призрак. Годфри убежал от меня и закрыл за собою дверь. В этом я не сомневался.
Больше я сделать ничего не мог и провел беспокойную ночь, обдумывая так и эдак случившееся и пытаясь придумать теорию, которая охватила бы все факты. На следующий день полковник несколько смягчился, и, когда его супруга упомянула про некоторые интересные места в окрестностях, это позволило мне спросить, не слишком ли их обременит, если я останусь еще на одну ночь. Старик с некоторой неохотой дал согласие, и в моем распоряжении оказался целый день для наблюдений. Я был твердо убежден, что Годфри прячется где-то поблизости, но оставалось выяснить, где и почему.
Дом был настолько большим и представлял собой такой лабиринт, что в нем мог бы с успехом спрятаться целый полк, и никто ничего не заподозрил бы. Если тайна была скрыта в нем, мне вряд ли удалось бы ее раскрыть. Но дверь, стук которой я услышал, находилась не в доме. Мне предстояло исследовать сад и посмотреть, что мне удастся найти. Никаких помех этому не было, так как у стариков были свои занятия, и они предоставили мне развлекаться на мой манер.
Я увидел несколько небольших сараев и других служб, однако в конце сада оказалась сторожка, достаточно большая, чтобы служить жильем садовнику или лесничему. Так не стук ли ее двери донесся до меня? Я подошел к сторожке беззаботной походкой, будто бесцельно прогуливался по саду. И тут из двери вышел невысокий бородатый энергичного вида мужчина в черном пальто и котелке, никак не похожий на садовника. К моему удивлению, он запер ее за собой и сунул ключ в карман. Затем поглядел на меня с некоторым изумлением на лице.
«Вы гостите тут?» – спросил он.
Я ответил утвердительно и объяснил, что я друг Годфри.
«Как жаль, что он путешествует, ведь он был бы так рад повидаться со мной», – продолжал я.
«Да-да. Абсолютно, – сказал он с довольно виноватым видом. – Несомненно, вы приедете снова в более подходящее время».
Он пошел дальше, но когда я повернулся, то обнаружил, что он стоит, полускрытый лавровым кустом в конце сада, и следит за мной.
Я хорошо рассмотрел сторожку, проходя мимо, но окна были плотно зашторены, и, насколько можно было судить, она была пуста. Я мог бы испортить собственную игру и даже быть выгнанным, если бы позволил себе лишнее, ведь я понимал, что нахожусь под наблюдением, а потому дождался ночи, чтобы продолжить мои розыски. Когда тишина и темнота сомкнулись над домом, я выскользнул из моего окна и насколько возможно бесшумнее пробрался к таинственной сторожке.
Я сказал, что окна были плотно зашторены, но теперь я обнаружил, что их закрывают ставни. Однако из одного просачивался свет, и потому я сосредоточил все свое внимание на нем. Мне повезло, так как занавеску задернули неплотно, а в ставне была щель, и я увидел внутренность комнаты. Она выглядела достаточно уютной благодаря яркой лампе и весело пылающему огню. Напротив меня сидел маленький бородач, которого я видел утром. Он курил трубку и читал газету.
– Какую газету? – спросил я.
Моему клиенту как будто не понравилось, что его рассказ перебили.
– Какое это может иметь значение? – спросил он.
– Самое существенное.
– Я, право, не обратил внимания.
– Может быть, вы заметили, были ли ее листы широкими или же поменьше, обычными для еженедельников.
– Теперь, когда вы спросили, я вспоминаю, что они не были широкими. Это вполне мог быть «Спектейтор». Однако мне некогда было думать о таких деталях, так как спиной к окну сидел еще один человек, и я мог поклясться, что этим вторым человеком был Годфри. Его лица я не видел, но я так хорошо знаю очертание его плеч. Он опирался на локоть в позе глубочайшей меланхолии, повернувшись вполоборота к огню. Я прикидывал, как поступить, но тут меня хлопнули по плечу, и я увидел перед собой полковника Эмсуорта.
«Сюда, сэр! – сказал он негромко и молча направился к дому, а я последовал за ним в отведенную мне спальню. В прихожей он захватил расписание поездов. – В восемь тридцать отходит поезд на Лондон. Двуколку подадут в восемь».
Он весь побелел от гнева, и, правду сказать, я чувствовал себя так неловко, что сумел только пробормотать несколько бессвязных слов извинения, ссылаясь на тревогу за моего друга.
«Это не подлежит обсуждению, – сказал он резко. – Вы с чертовской наглостью вторглись в наши семейные дела. Вы были приняты здесь как гость, а оказались соглядатаем. Мне больше нечего сказать, сэр, кроме того, что я отныне не желаю вас видеть. Никогда».
Тут я вспылил, мистер Холмс, и заговорил с некоторой горячностью:
«Я видел вашего сына, сэр, и убежден, что по какой-то своей причине вы прячете его от людей. Я не знаю, чем вы руководствуетесь, изолируя его таким образом, но я убежден, что он больше не свободен в своих поступках. Предупреждаю вас, полковник Эмсуорт, что, пока я не удостоверюсь в безопасности и благополучии моего друга, я не прекращу усилий разобраться в этой тайне и, во всяком случае, не позволю запугать себя, что бы вы ни говорили и ни делали».
Вид у старика был прямо-таки дьявольский, и я даже подумал, что он вот-вот набросится на меня. Я упоминал, что он худой, свирепый старый великан, и, хотя слабым я себя не считаю, мне было бы нелегко устоять против него. Однако, посмотрев на меня еще яростней, он повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Ну, а я уехал утром на указанном поезде с твердым намерением сразу же отправиться к вам, чтобы попросить вашего совета и помощи, поскольку уже написал вам с просьбой принять меня.
