Холера – до эпохи антибиотиков смертельная кишечная инфекция – тогда для Российской империи была совершенно новой, ранее неведомой заразой. Как и коронавирус, пришла она из Азии – только не из Китая, а с берегов индийского Ганга, где её очаги тлеют непрерывно со времён античности. Но на Руси и в Западной Европе до начала XIX в. эту болезнь не знали, у нас её поначалу приняли за хорошо знакомую по предыдущим столетиям чуму. Врачи, однако, быстро разобрались, что это нечто новое. Зато о потенциальной угрозе от новой хвори исходные мнения были полярные – многие, даже медики, не сочли её потенциально опасной, мол всего лишь еще один вид «горячки».
Первые отдельные случаи холеры на южных границах России зафиксировали в 1820 г., затем последовало ещё несколько локальных вспышек в Астрахани и Закавказье. Туда эпидемическая болезнь попала через Иран, где тогда была очень массовая заболеваемость холерой (и снова дежавю, как с коронавирусом в самом начале 2020 г., не так ли?). Но власти, наблюдая споры медиков, поначалу не беспокоились. Хотя в России тогда уже существовали и работали на границах довольно строгие карантинные меры против давно знакомых эпидемий чумы и оспы, но буквально накануне броска холеры закреплённые законом карантинные правила даже облегчили. Как писали чиновники: «Карантины страшно стесняют жителей и торговлю, а польза их гадательна…»
«После ставят пиявки на живот…»
Мобильность населения два века назад была куда ниже. Поэтому для начала пандемии потребовали не месяцы, а годы. Но к 1830 г. холера пошла по России, двигаясь с юга не север по главным торговым путям той эпохи, в первую очередь по Волге и её притокам. Министр МВД граф Арсений Закревский, поначалу даже отменявший решения провинциальных властей о введении карантинов, лично объехал первые эпицентры холеры и, как позднее писалось в официальных отчётах – «ознакомившись с делом на месте, убедился в истинном характере холерной заразы и стал горячим сторонником карантинов; но было уже поздно, болезнь разлилась широким потоком…»
Верхи империи, опоздав с первой реакцией, стали действовать энергично. По указанию царя из министров с привлечением всех медицинских авторитетов создаётся «Центральная комиссия для прекращения эпидемической болезни холеры». С высоты прошедших двух веков следует признать, что высшая бюрократия Николая I в борьбе с новой болезнью, после первой ошибки, работала вполне разумно, всеми силами стараясь остановить эпидемию. Другое дело, что на местах, внизу, этих сил – как исполнительных, так и научных – банально не хватало в смысле и качества, и количества.
Высшая власть вполне разумно стала вливать деньги в науку той эпохи – на всю страну объявили, что за эффективный рецепт борьбы с холерой заплатят 25 тыс. руб. Огромные деньги по тем временам! Однако два века назад врачебная наука, не только в России, но и во всём мире, могла предложить очень немного против холеры. Как на исходе 1830 г. писала столичная газета «Северная пчела» в репортаже из пострадавшей от холеры Казанской губернии: «Что касается до медицинских средств, то, не взирая на разные опыты, делаемые врачами, кончается всегда одним средством, которое поныне оказывается самым спасительным, а именно больному отворяют кровь из жилы, после ставят пиявки на живот, часто к голове, и трут всё тело щетками, напитанными острыми и грызущими жидкостями, например настойкою из турецкого перца… Все медики по приказанию Министра обязаны представлять в Медицинский Совет свои наблюдения и замечания на счет холеры, что без сомнения принесет большую пользу. Жаль только, что здесь большой недостаток в потребных к сему книгах и журналах…»
Однако, при всей сомнительности таких рецептов, медики из военных и полицейских структур всё же сумели почти инстинктивно (ничего ещё не зная о бактериях, вибрионах и кишечных палочках) выработать чисто организационные, гигиенические и карантинные меры по борьбе с новой болезнью. В 1830 г. с подачи высших властей появляются вполне научные для той эпохи исследования: «Объявление министерства внутренних дел о признаках холеры, способах предохранения от оной и ея врачевания» или «Описание холеры, составленное медицинским департаментом военного министерства для врачей армии».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Холера тем временем бушевала от Поволжья до Причерноморья. В Астрахани, летом 1830 г. при населении около 40 тыс. чел. ежедневно от холеры умирало около двух сотен. Реально страшная статистика – при такой пропорции для современной Москвы это будет смертность порядка 60 тыс. человек в сутки! В Севастополе – где начавшийся ещё в 1828 г. противочумной карантин плавно перетёк в холерный – весной 1830 г. власти просто запретили жителям выходить из домов и длили такой карантин три месяца! Город в итоге полыхнул настоящим бунтом, доведенные трёхлетним карантином до отчаяния люди убили губернатора Николая Столыпина (знаменитый премьер-министр П.А. Столыпин – его внучатый племянник).
«Играл пред сумрачным недугом…»
В других регионах карантин и эпидемии были не столь драматичны, как в Астрахани или Севастополе. Но зараза весь 1830 г. двигалась по стране, как линия фронта неумолимо приближаясь к самым крупным городам России – к двум столицам.
В имперском Петербурге и «первопрестольной» Москве тогда были сосредоточены главные бюрократические силы державы. В провинциях, в ту эпоху особенно отдаленных и по факту автономных от центра, ситуация могла складываться по-разному, мало влияя на общее положение в стране. Столицы же были показателем способности государства выполнять свои функции даже перед лицом смертельной эпидемии. При этом Москва и Петербург являлись не только политическими и экономическими центрами, но и настоящими мегаполисами той эпохи. Для их сконцентрированного, многочисленного населения угроза заразной эпидемии была особенно страшна. Любой же крупный катаклизм в столицах автоматически грозил потрясти всю самодержавную Россию.
В Москву эпидемия пришла 26 сентября 1830 г., тогда был обнаружен первый больной. Через три дня зафиксирована первая смерть москвича от холеры. «Старую столицу» закрыли на карантин, блокировав заставами все дороги – именно поэтому Пушкин и застрял до зимы в своём имении под Болдино в Нижегородской губернии.
Московскую власть тогда возглавлял князь Дмитрий Голицын – в юности участник взятия Бастилии и герой наполеоновских войн, один из ключевых командиров Бородинской битвы. В ходе эпидемии он тоже проявил себя как толковый начальник – в «старой столице» быстро организовали три десятка временных больниц с хорошо продуманной организацией, вплоть до «конного казака на всякий случай» при каждом лазарете. Основу медицинского персонала таких временных лазаретов составили солдаты московского гарнизона.
Через две недели после начала эпидемии в Москву прибыл сам царь Николай I. Император не часто посещал «старую столицу» и на фоне разгула холеры этот поступок произвёл сильное впечатление на общество. Притом не только на традиционно монархические низы, но и на вполне скептические слои – достаточно напомнить, что недавний приятель декабристов Пушкин из болдинской самоизоляции отреагировал на действия царя вполне восторженными стихами:
Клянусь: кто жизнию своей Играл пред сумрачным недугом, Чтоб ободрить угасший взор, Клянусь, тот будет небу другом, Каков бы ни был приговор…
Напомним, что холера тогда была новой напастью, от которой стабильно умирала половина заразившихся. Более того, холера особо пугала самим ходом болезни – смерть в собственных испражнениях, в корчах от поноса особо страшила и отвращала людей. Холеру воспринимали не только как опасную, но еще и как особо «грязную», «стыдную» болезнь. Что вносило дополнительный ужас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Современники тогда заметили, что даже те, кто в недавнем 1812 г. добровольно помогали раненым, во время холеры нередко отказывали больным в помощи. Не зря в упомянутом стихотворении Пушкина прямо указано, что поход в холерный эпицентр даже страшнее и весомее, чем участие в бою. Для людей, буквально вчера переживших наполеоновские войны, смерть от оружия была привычной – холера же страшила куда больше.
