Там на плотине я достигла своего предела, изнурив мышцы так, что сил на остаток дня не осталось, хоть сейчас все еще вечер, который не очень подходит для момента погружения в сон. Тем не менее, многое еще предстоит обдумать, потому я сегодня ложусь рано, чтобы завтра пойти на серьезный шаг — покинуть родной дом.
***
Наутро отрываться от жесткой кровати оказалось не так сложно, как я предполагала. Ночь прошла без происшествий, начать день с переживаний можно было на пять минут позже, ведь это время уйдет на то, чтобы привести себя в порядок. Вынырнув из-под пододеяльника, я тихоходкой направилась к выходу из комнаты, попутно вспоминая все то, о чем вчера успела подумать. На кухне меня уже ждали родители, комнату заполнил запах тушеных овощей.
— Доброе утро, Хомура, — улыбнулась мама, — давай скорее за стол.
— С пробуждением, Аврора, — уже с утра решил меня взбесить папа.
Я тихо села за стол в ожидании своей порции, думая о том, как бы все-таки лучше начать разговор о моем уходе из Трущоб. Судя по выражению лиц родителей, мое молчание всех настораживало, ведь сама я выглядела отличной от себя прежней, будто на душе лежит какой-то невообразимый груз — так оно и есть.
— Мама, папа, я должна вам признаться, — начала я.
— Да мы уже знаем про плотину, можешь не отнекиваться, — вклинился отец. — Просто давай в следующий раз не будем больше рисковать, хорошо? Ты большая молодец, дочь, но нельзя же в одиночку все решать — пусть кто-нибудь другой за тебя решает все проблемы.
— Вы не понимаете…
— Хомура, мы все понимаем, — заговорила мама, — если не ты, то никто больше Трущобы не защитит. Сотню раз уже это слышали, но какой смысл так себя изнурять?
— Мама, послушай.
— Это ты послушай маму, Аврора, — вмешался отец.
— Никакая я тебе не Аврора, — возмутилась я, устав слушать это изо дня в день, — меня зовут Хомура, хватит уже так меня называть.
— Это для мамы ты Хомура, а для меня — Аврора. Ты носишь прекрасную французскую фамилию Ришелье, к которой имя Хомура никак уж не клеится.
— Никакая я не Аврора Ришелье, а Хомура Эверби!
— Пубертатный возраст, — произнесла мама, переглянувшись с папой.
— Вы вообще меня слушаете? — вздохнула я, уже устав от таких бессмысленных разговоров.
— Хомура, послушай, мы просто хотим, чтобы ты была в безопасности и не лезла туда, где будет больно, потому что если…
— Я покидаю Трущобы! — наконец решилась я, произнеся это так громко, что мой голос заглушил речь мамы.
— Не неси пургу, доча, — рассмеялся отец.
— Ты же шутишь, Хомура? — подхватила мама.
— Я не шучу, у нас появился шанс на будущее! — продолжила я, все еще находясь в состоянии дискомфорта, понимая, что мое решение все равно никто не примет — его скорее засмеют.
— Постой, откуда ты нахваталась этой чуши? — продолжала смеяться мама.
— Да она от этих своих из трактира…
— Помолчи, Норберт, я хочу послушать, — остановила она папу.
Мне уже не нравилось то, как они на это реагируют, думая, что я шучу. Уйти тихо — значит, предать чувства родных, а я на такое не готова, но будь у меня возможность избежать таких разговоров — точно бы ей воспользовалась.
— Ты серьезно, Хомура?
— Да, мама, я ухожу, потому что моей жизни угрожает опасность, — пояснила я.
— Какая еще опасность? Гвардия отстала от тебя еще четыре года назад, с чего бы вдруг опасаться чего-то? Плотину же вчера не гвардия взорвала — зачем им это?
— Еще какая гвардия, — опровергла я ее выводы, — там был самый настоящий псих, который взорвал ее только ради того, чтобы выманить меня.
— Ой, всякую херню собираешь, — отстранилась мама, — так и скажи, что мы с папой тебя напрягаем и тебе дома не сидится.
— Да нет же! Послушайте! Я говорю правду!
— Хомура, ну какая еще гвардия? — все еще недоверчиво вопросила мама. — Ты, вот, ересь какую-то придумываешь, лишь бы из дома скорее смотаться.
— Да ну вас! — совсем отчаялась я. — Если вы хотите, чтобы я сдохла — пожалуйста, мечтайте, сколько влезет! Но я не собираюсь умирать, оставляя Трущобы без надежды! У нас наконец-то появился шанс на будущее, а вы сейчас специально затыкаете меня, не желая слушать дочь, возможно, в последние минуты жизни! Еще вчера я могла умереть на этой долбаной дамбе, если бы не «Спектр»! Сегодня я тоже могу умереть, но моим родителям все равно, они почему-то не хотят слушать собственную дочь в критическую минуту!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не повышай голос! — сорвался папа.
— Да почему же вы такие бесчувственные? — размякла я, чувствуя, что вот-вот заплачу.
— Погоди, Норберт, она не врет! — наконец опомнилась мама. — Хомура, солнце, ну ты чего?
— Чего-чего, больно мне от вашего поведения!
— Радость моя, ты уже давно не плакала — что случилось? — спросила она, придвинувшись на стуле поближе.
— Говорю же, гвардия снова на меня вышла и в этот раз они намерены убить меня любыми средствами, а я не хочу умирать! Если бы не «Спектр» вчера, я бы уже лишилась головы! Они предложили мне место в своем ордене, где я буду в безопасности, потому-то я и собираюсь уйти, даже если совсем не хочу — ради Трущоб, потому что я нужна этим людям живой!
— Не будь такой наивной, Хомура, вдруг они тебя обманывают?
— Не обманывают! — возразила я. — Дамбу не я заделала, а они! Впервые за много лет Трущобы спасла не я, а кто-то другой!
— Хомура, нам с папой очень тяжело тебе поверить, давай ты просто…
В этот момент разговор прервал громкий стук в дверь, оставив безнадежный разговор незаконченным.
— Бегом в комнату, — приказала мама, — чую что-то неладное.
— Х-хорошо, — согласилась я, после чего тут же подпрыгнула из-за стола и забежала в свою комнату, прикрыв дверь так, чтобы в ней осталась небольшая щель.
Мама осторожно подошла к двери, выдохнула, готовясь имитировать свое обычное приподнятое настроение, после чего дверной замок щелкнул. Я лишь мельком могла заметить неизвестного, но яркое красное одеяние бросалось в глаза так, что его ни с чем нельзя было спутать.
— Здравствуйте, — послышался незнакомый женский голос, — «Ангел Трущоб» проживает в этом доме?
— Добрый день, а вы из гвардии? — поинтересовалась мама.
— Нет, я не из гвардии.
— Как же, уважаемая? Такую одежду носят только высокопоставленные служащие гвардии, — подметила мама, голос которой в этот момент был полон переживаний.
— Мы сейчас говорим не обо мне, — отрезала гостья, — Хомура Эверби здесь?
— Да, конечно, на заднем дворе уже как четыре года лежит в могиле, — соврала мама.
— В могиле говорите? А это тогда что? — она развернула бумажку, держа ее в правой руке, которую я могла отчетливо разглядеть, потому что та попадала в поле зрения целиком.
В этот момент мое сердце ушло в пятки — бумажка оказалась плакатом о розыске, на котором виднелся мой портрет, да не какой-то старый, где я совсем юная, а абсолютно свежий, с чертами лица, характерными для девушки подросткового возраста.
— Хомуры дома нет, как же, — фыркнула она, — у вас бровь дергается, стол накрыт на троих, а в недавнем разговоре хорошо прослеживался высокий девичий голосок, не особо подходящий сожителю — где она?
— О чем вы говорите, Хомуры здесь не…
— Позвольте, — перебила незнакомка, оттолкнув маму в сторону, после чего настырно вошла внутрь дома.
— Хомура, беги! — вдруг истошно закричала мама.
Я была готова дать отпор вторженке прямо в доме, но сразу поняла, что та мне не по зубам, ведь эта светловолосая высокая девушка носила самый настоящий мундир высшего гвардейца, коих во дворце можно было по пальцам пересчитать. Времени на раздумья не было, я сразу же бросилась к окну, выпрыгнув из него наружу, приземлившись на острую Трущобную щебенку голыми стопами.
От такого приземления я немного подкосилась, но звук с грохотом открывшееся двери отрезвил меня, заставив бежать, несмотря на боль. Следом за дверью разлетелось и стекло, откуда показалась фигура серьезно настроенной убийцы.
