В шесть часов утра Хэйс взялся за телефон одновременно с лордом Кромером. Один за другим руководители ведущих центральных банков мира — среди них президент Карл Блессинг из Deutsche Bundesbank, доктор Гвидо Карли из Итальянского банка, управляющий Жак Брюне из Французского банка, доктор Вальтер Швеглер из Швейцарского национального банка и управляющий Пер Осбринк из Шведского Риксбанка — поднимали трубки своих телефонов и узнавали (некоторые с искренним удивлением) об истинной глубине кризиса, поразившего фунт стерлингов. Надо же, Соединенные Штаты готовы дать Английскому банку краткосрочный кредит в 1 млрд долл. и просят директоров иностранных центральных банков дать кредит из своих резервов, чтобы удержать на плаву фунт стерлингов! Некоторые впервые слышали это из уст Хэйса, другие — от лорда Кромера; в том и другом случае не от знакомых, а от членов эзотерического братства Базельского клуба. Хэйс, как представитель страны, уже сделавшей огромный взнос, почти автоматически стал руководителем спасательной операции. В каждом телефонном разговоре он осторожно давал понять, что его роль сводится к тому, чтобы подкрепить авторитетом Федеральной резервной системы просьбу, формально исходившую от Английского банка. «Фунт в критическом положении, и я понимаю, почему Английский банк просит вас открыть кредитную линию и предоставить ему 250 млн долл., — тихо и спокойно говорил он управляющим континентальных центральных банков. — Уверен, вы понимаете: это та ситуация, в которой мы должны выступить единым фронтом». Хэйс и Кумбс всегда, естественно, говорили по-английски. Хотя незадолго до событий Хэйс брал уроки французского, чтобы освежить знания, а в Йельском университете он отличался превосходной памятью, он все равно не имел способности к языкам и не мог позволить себе вести серьезные переговоры ни на одном языке, кроме английского. Пользуясь банкирским жаргоном, в котором основная единица счисления — 1 млн долл., в разговорах со знакомыми из Базельского клуба Хэйс был более раскованным. В таких случаях он спрашивал: «Вы не сможете дать, скажем, 150?» Независимо от степени формальности общения, первой реакцией, как вспоминает Хэйс, была уклончивость, смешанная с нескрываемым потрясением. «Неужели все действительно так плохо, Эл? Мы надеялись, что фунт выправится самостоятельно». Такой ответ ему пришлось выслушать не один раз. После того как Хэйс уверял собеседников, что дело на самом деле плохо и фунт не сможет уцелеть самостоятельно, следовал почти стандартный ответ: «Мы посмотрим, что сможем сделать, я вам перезвоню». Некоторые банкиры говорили, что особое впечатление на них произвело не то, что сказал Хэйс при первом звонке, а когда он это сказал. Понимая, что в Нью-Йорке еще не светало, и зная приверженность Хэйса к твердому распорядку дня, европейцы, услышав в трубке его голос, понимали: произошло нечто из ряда вон выходящее. После того как Хэйс сломал лед в переговорах с каждым из центральных банков, в игру вступил Кумбс. Ему предстояло обсудить с партнерами технические детали.
Первый раунд звонков вселил некоторую надежду в Хэйса, лорда Кромера и их сотрудников с Либерти-стрит и Треднидл-стрит. Не только ни один банк не сказал «нет» — согласился даже, к всеобщему восторгу, Французский банк, хотя уже тогда французы начали отстраняться от сотрудничества с Британией и Соединенными Штатами в финансовой (и не только финансовой) сфере. Более того, несколько управляющих центральными банками сами предложили увеличить свою долю. Получив такие обнадеживающие данные, Хэйс и лорд Кромер решили поднять ставки в игре. Вначале они планировали собрать кредитов на сумму 2,5 млрд долл., но теперь, по зрелом размышлении, подумали, не собрать ли 3 млрд. «Мы решили немного поднять сумму взносов, — говорил Хэйс. — Мы не имели никакой возможности предугадать, какой минимальной суммы достаточно, чтобы сбить волну продаж. Мы понимали, что рассчитывать придется главным образом на психологический эффект нашего заявления — если, конечно, нам вообще представилась бы возможность сделать заявление. Три миллиарда показались подходящей, круглой суммой».
Но впереди ждало немало трудностей, и самая большая из них, как выяснилось, когда главы центральных банков начали перезванивать, заключалась в необходимости сделать все очень быстро. Хэйс и Кумбс поняли, что самое трудное — объяснить партнерам, что дорога каждая минута, ибо она означает потерю еще 1 млн долл. из резервов Английского банка. Если выдача кредита осуществится обычным способом, то он поступит слишком поздно, уже после того, как Британия будет вынуждена объявить о девальвации фунта стерлингов. По правилам некоторых центральных банков, они перед выдачей кредита должны были проконсультироваться со своими правительствами; но даже банки тех стран, где такая процедура не предписана законом, все же настаивали, что элементарная вежливость требует, чтобы правительство было поставлено в известность. Это потребовало времени, ибо недоступным оказался не один министр финансов, не знавший, что его ищут для немедленного одобрения огромного и притом экстренного заимствования, необходимость которого подкреплялась только уверениями лорда Кромера и Хэйса (один министр, например, в тот момент участвовал в парламентских дебатах). Но даже когда министр оказывался на месте, он иногда не желал скоропалительно принимать такое важное решение.
В финансовых вопросах правительства более осмотрительны, чем центральные банки. Некоторые министры финансов, по сути, сказали, что по рассмотрении баланса Английского банка и должным образом составленного письменного заявления об экстренном предоставлении кредита они с удовольствием примут решение. Более того, некоторые центральные банки сами проявили умопомрачительную склонность к соблюдению церемониала. Говорят, что один из руководителей отдела иностранных валют так отреагировал на просьбу о кредите: «Как все это кстати! Завтра у нас заседание совета управляющих, мы рассмотрим этот вопрос, а потом свяжемся с вами». Ответ Кумбса, говорившего с этим человеком, для потомства не сохранился, но, по слухам, был весьма энергичным. Даже легендарная непробиваемость Хэйса пару раз давала трещину, как рассказывают очевидцы. Тон оставался спокойным, но громкости сильно прибавлялось.
Проблему, с которой столкнулись континентальные центральные банки при разрешении кризиса, лучше всего проиллюстрировать примером самого богатого и мощного — Немецкого федерального банка. После раннего звонка Кумбса управляющие собрались на экстренное совещание. Тут раздался еще один звонок из Нью-Йорка: президенту банка Блессингу звонил Хэйс, чтобы сказать, какую сумму хочет попросить. Точные размеры взносов каждого центрального банка не афишировались, но на основании того, что все же стало известно, можно предположить, что у Bundesbank попросили 500 млн долл. — самая большая квота и самая большая сумма после взноса Федерального резервного банка, и ее попросили выделить с такой быстротой. Не успел Хэйс, сообщив эту неприятную новость, повесить трубку, как из Лондона позвонил лорд Кромер, подтвердивший все, что сказал Хэйс о серьезности положения, и повторивший просьбу. Немного поколебавшись, управляющие Бундесбанка в принципе согласились, что надо помочь Английскому банку, но с этого момента и начались главные трудности. Блессинг и его подчиненные решили, что в этом деле надо неукоснительно придерживаться процедуры. Перед тем как предпринять такое важное действие, им надо было проконсультироваться с экономическими партнерами по Европейскому общему рынку и по Банку международных расчетов. Главной фигурой в этом деле был президент банка международных расчетов доктор Мариус Холтроп, управляющий Нидерландского банка, куда, конечно, тоже обратились за помощью. Между Франкфуртом и Амстердамом быстро установили связь, после чего руководителям Бундесбанка сообщили: доктора Холтропа нет на месте, он поездом едет в Гаагу для встречи с министром финансов по какому-то другому поводу. Не могло быть и речи о выделении какого-то кредита Нидерландским банком без ведома управляющего. То же самое касалось Бельгийского банка: валютная политика этой страны неразрывно связана с валютной политикой Нидерландов, и бельгийцы не хотели ничего делать до тех пор, пока Амстердам не даст добро. Час шел за часом, новые миллионы долларов выкачивались из британских резервов, ставя мировые денежные отношения на край пропасти, а спасательная операция застопорилась из-за того, что доктор Холтроп, ехавший в поезде или застрявший в гаагских уличных пробках, недоступен.
