С его стороны это было чистое предположение, поспешный вывод, в лучшем случае основанный на его понимании физиологии органов чувств, но похожий на правду.
Да, сложно было не поверить, что те шары не являлись глазами. Когда та выгнутая палица рыскала вокруг, они сверкали, словно драгоценные камни, словно нечто, обладающее сознанием и интеллектом.
Кушинг гадал, не уйдет ли этот чудовищный цефалопод со своими щупальцами прочь, осознав, что источник пищи сбежал из самолета. Но узнать ему это было не суждено, потому что Поллард занервничал. Он затрясся словно в тропической лихорадке, пот ручьями хлынул по лицу.
— Я не могу этого сделать, — забормотал он себе под нос. — Не могу…
А потом он вскочил, повернулся и бросился бежать к кабине экипажа. «Палица» вдруг резко дернулась, словно испуганная кобра и встревожено зашипела. Она почувствовала местонахождение Полларда, либо уловив движение, либо тепло, либо и то и другое. Море у трапа закипело, и десятки щупалец, разгоняя туман, устремились из водорослей вверх по трапу, извиваясь, словно змеи из корзины заклинателя.
Джордж и Кушинг бросились к остальным.
Подбежав, посмотрели на потные, испуганные лица, остекленевшие глаза, в которых стоял немой вопрос «что делать?». Обороняться или отступать? Вот только у Джорджа и Кушинга не было ответов. Потому что игра закончилась.
Зверь понял, где они, и теперь шел за ними.
Джордж увидел, как первое щупальце выскользнуло из-за крыши «Хаммера», еще три из-под него. Они появились, раскачиваясь из стороны в сторону.
— В кабину, — скомандовал Кушинг. — Немедленно.
Джордж и Поллард подняли Гослинга и стали затаскивать его в дверь.
Чесбро был бледен и словно парализован.
— Двигай, черт тебя дери! — крикнул Кушинг. Звериный смрад окатил их. Чесбро не пошевелился, и Кушингу пришлось влепить ему пощечину. — Двигай, тупица, если не хочешь, чтобы Бегемот нашел тебя.
Эта фраза привела Чесбро в движение.
Он прыгнул в дверь кабины. Кушинг задумался, как долго эта тонкая сталь продержится под натиском щупалец.
Возможно, он гадал бы и дальше, если бы не увидел снаружи, в тумане проблеск света. Мерцающий, желто-оранжевый свет, словно от костра. Что бы то ни было, щупальца и их хозяин тоже заметили его. Они замерли на полу, в воздухе, на потолке, зацепившись присосками. Мелко завибрировали, словно кошка, следящая за птичкой. Свет снова замигал, теперь очень близко.
Огонь.
Это был огонь.
Здесь… но откуда?
Язык пламени лизнул самолет, отбросив жирный, вспененный свет, который подпрыгнул и вспыхнул. Гослинг посмотрел в сторону пассажирской двери и отчетливо увидел пламя. Водоросли были объяты огнем. И либо они воспламенились сами, либо кто-то сделал это.
— Что за чертовщина? — воскликнул кто-то.
Именно это подумал Кушинг, когда за пассажирской дверью сквозь пламя прорезалась какая-то тень. Тень пригнулась и прыгнула в дверной проем. Кушинг упал навзничь сквозь люк кабины, ожидая самого худшего.
Но то, что он увидел, было человеческим существом.
Человеческим существом с канистрой в одной руке и горящим сигнальным факелом в другой. Они бросили в щупальца ведро, а затем факел. Пламя вспыхнуло фонтанирующим, растущим облаком. Щупальца тут же съежились, словно черви на плите, и исчезли в воронке дыма.
И вот тут-то Кушинг и рассмотрел их спасителя.
Это была женщина.
8
Они видели это.
Все видели, но лишь пару мгновений. Нечто, торчащее из водорослей. Нечто круглое, похожее на диск и очень большое. Не лодка и не самолет… по крайней мере, не из их мира. У них было предположение, но никто не осмелился его озвучить. Они видели это всего пару секунд, а потом оно снова исчезло в тумане. И, слава богу.
— Что, по-твоему, это было, Фабрини? — обратился к нему Сакс, ожидая от него ответа не больше, чем можно было ожидать от домашнего пса. Фабрини для него был на том же уровне, что и лижущий себе яйца, гадящий на ковер и пьющий из унитаза домашний пес. Это в лучшем случае. Но чаще всего можно было целый день проиграть с этим мальчиком в «принеси ту чертову палку», и он так и ничего не приносил. Сидел, вилял хвостом, и ждал, когда вы скажете ему, что делать и что думать.
По крайней мере, так Сакс себе это представлял.
Теперь, когда Кук склеил ласты, эта компания неудачников и жопотрахов, как он любил их называть, стала его питомцами. Старина Эль Сакс держал тот поводок, и если потеряешь нюх, он треснет тебя свернутой в трубочку «Чикаго Трибьюн» по розовому, влажному носику, либо макнет им в твое же дерьмо. Это как пить дать.
Фабрини, судорожно сглатывая, пытался высмотреть в тумане дверь с надписью «ВЫХОД» и не находил таковой.
— Не знаю, не знаю, что это было.
— Ты слышал, Менхаус? Он не знает, что это было. Фабрини, а знаешь, что ты чертов кретин?
Опять старые игры.
Фабрини стал наполняться ненавистью, черной, как обувная вакса и жгучей, как кипящее масло. Его рука потянулась к поясу за ножом. Возможно, он думал, что пришло время свести с Саксом счеты. Кука не было рядом, чтобы воззвать к разуму. А двое других — Менхаус и Крайчек — почти все время были не в себе. И им было бы плевать, если б Фабрини прикончил того задиристого, крикливого мудака.
Главное, чтобы у него получилось.
Сакс вздохнул со скучающим видом.
— Давай, Фабрини, вытаскивай свой гребаный нож, — сказал он, даже не пытаясь достать свой. — Иди сюда и прикончи меня. Лично я не думаю, что кастрированный песик вроде тебя способен на это. Ну, вперед, докажи, что я не прав. Давай же, дешевый жополиз. Я хочу это видеть.
Фабрини выхватил нож, как всегда не понимая, что Сакс снова нажал на нужные кнопки и манипулирует им словно куклой.
Он двинулся на Сакса.
— Боже, — сказал Менхаус, — как же вы двое мне надоели.
Крайчек молчал. Казалось, он совершенно не воспринимал происходящее.
— Давай же, Фабрини, прикончи меня, — сказал Сакс. — Смеяться последним буду я, и ты знаешь это. Потому что если я умру, я буду хохотать во всю рожу, наблюдая с того света, как вы трое пытаетесь здесь выжить.
Фабрини замешкался. И даже остановился.
В свете последнего фонаря было видно, как на его лице отразилось сомнение. И еще нерешительность. Чувствовалось, что Фабрини сдувается.
— Вперед, — сказал Менхаус. Его неподвижные глаза были налиты кровью. У него был безумный взгляд, словно он три дня сидел на кофеине и смотрел чемпионат мира по рестлингу. Такой же жаждущий крови и насилия. — Прирежь этого ублюдка! Никто тебя не остановит. Всем насрать. Ты всем нам сделаешь одолжение, заткнув ему пасть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
