Вертолет раскачивался, пытаясь набрать высоту.
И вдруг рухнул вниз, в пылающие деревья. Секундой позже среди пламени пожара полыхнул и ударил по барабанным перепонкам сильный взрыв, разбрасывая во все стороны тела людей и обломки. Звук взрыва прокатился по всей строительной площадке и замер в глубине джунглей.
Бьюкенена и Холли отбросило назад, их накрыли клубы дыма. В ужасе от случившегося, кашляя, стирая с лиц смешанный с сажей пот, они наблюдали сцену крушения. В стальную пирамиду угодил огромный вращающийся обломок вертолета, перебивший одну из опорных балок. Вышка дрогнула, накренилась и опрокинулась с визгом и скрежетом. Строительные механизмы оказались погребенными под грудой искореженных металлических конструкций. Лишь останки некогда величественных памятников, руины руин, оставшиеся после Драммонда, казались вечными.
Мужской голос позвал:
— Помогите.
Бьюкенен огляделся вокруг и заковылял на голос, доносившийся сквозь дымную пелену.
— Сюда. Ради Бога, помогите.
Бьюкенен узнал голос еще до того, как увидел самого человека. Дельгадо. Он лежал на спине, а из груди у него торчало копье. Лицо было пепельно-серым.
— Помогите. — Он слабым жестом указал на копье. — Я не могу пошевелиться. Вытащите это.
— Вытащить? Вы уверены, что так надо?
— Да.
— Ну, если таково ваше желание, — сказал Бьюкенен. Зная, что произойдет, он крепко взялся за копье и дернул.
Дельгадо дико закричал. И сразу же его крик превратился в клокотание, так как резкое удаление копья вызвало у него внутреннее кровоизлияние. Изо рта выплеснулась кровь.
— За то, что ты сделал с Марией Томес, — сквозь зубы выговорил Бьюкенен, — ты заслуживаешь в тысячу раз худшего.
Холли крепко держалась за него — так же, как он держался за Холли. Солнце садилось. В багряных лучах заката затянутая дымом площадка казалась совершенно безлюдной.
— Господи, — прошептала Холли, — неужели они все погибли? Все до одного?
— А майя? Я их не вижу, — огляделся по сторонам Бьюкенен. — Куда они подевались?
Стук упавшего бревна разрушил иллюзию. Бьюкенен настороженно повернул голову направо.
Из готовых рухнуть дымящихся останков времянки, служившей конторой строительного лагеря, выбрался, спотыкаясь, Алистер Драммонд. Сейчас он уже не выглядел моложе своих лет. Казался даже старше, чем был на самом деле. Он сгорбился, съежился, щеки втянулись, глаза ввалились — Бьюкенену показалось, что старше этого человека ему никого еще не приходилось встречать.
Заметив Бьюкенена, старик вздрогнул и, хромая, попробовал скрыться.
От слабости Бьюкенен был вынужден тоже ковылять, как бы передразнивая Драммонда. Тот несколько раз падал. Бьюкенен тоже. Но неумолимо продолжал преследование среди покрытых иероглифами каменных блоков, стоявших рядом с упавшими искореженными фермами.
Драммонд остановился перед каким-то препятствием. Повернувшись к Бьюкенену, он попытался встать в гордую позу, но у него ничего не получилось. Бьюкенен подошел к нему вплотную.
— Я думал, вы погибли вместе с вертолетом.
— Они не взяли меня на борт. — Белые волосы Драммонда сгорели. Кожа черепа была в ожогах. — Вы можете себе представить? — Голос Драммонда задрожал. — Они так торопились улететь, что не взяли меня в машину.
— Скажите, а почему вы все-таки думали, что вам все это сойдет с рук? — спросил Бьюкенен.
— Думал? Я знал. Кто и как может наказать такого старого и такого могущественного человека, как я? И не забывайте, что я очень богат.
— Я не забываю, что ты — подонок.
Бьюкенен протянул правую руку и толкнул Драммонда указательным пальцем. Этого легкого толчка оказалось достаточно, чтобы старик потерял равновесие. Он взмахнул узловатыми руками. Покачнулся. Пронзительно вскрикнул. И полетел вниз.
Препятствием, перед которым он остановился, когда пытался убежать от Бьюкенена, была глубокая и широкая яма, над которой древние майя возвели свою каменную пирамиду, чтобы спрятать и держать в узде бога Тьмы, бога черной воды, бога, сочащегося из-под земли. Стальная пирамида, которую Драммонд поставил на месте древней, рухнула в яму, а на дне ямы вязко колыхалась нефть, издавая отвратительный запах.
Драммонд упал прямо в нефть.
И она поглотила его.
— Он рвался к этой нефти как тысяча дьяволов. Теперь он ее получил, — сказал Бьюкенен.
Он опустился на землю. В глазах у него все поплыло и закружилось.
10
Он неясно различал склонившееся к нему лицо Холли.
Ему казалось, что рядом с ней он видит предводителя воинов-майя, с которым он стоял лицом к лицу на площадке для игры в мяч, и яркие перья, украшающие его головной убор, переливаются в алых лучах заходящего солнца. Появились другие воины, сжимающие в руках окровавленные копья и мачете. Ему казалось, что Холли не замечает опасности.
Бьюкенен попытался поднять руку, чтобы предупредить ее. Но не смог двинуть рукой. Он попытался открыть рот, но губы не двигались. Слова не шли. Он чувствовал, будто земля вертится под ним, затягивая его в какую-то воронку.
Предводитель майя наклонился, и его широкое круглое лицо искажалось по мере приближения к Бьюкенену.
В беспамятстве Бьюкенен чувствовал, что его поднимают и кладут на носилки. Было ощущение, что он плывет. Ему виделись какие-то образы. Высокая пирамида. Скульптуры, изображающие гигантские змеиные головы. О чем-то напоминающие иероглифы. Величественные дворцы и храмы.
Потом перед ним встали джунгли, и его внесли через проход, расчищенный среди деревьев и кустарника, и этот коридор все не кончался; его носильщики двигались по широкой дороге, вымощенной серым камнем и поднятой над уровнем лесного грунта. Ему чудилось, будто повсюду, кроме дороги, земля шевелилась от змей.
На них спустилась ночь, но они продолжали свой путь; Холли держалась возле носилок, а предводитель майя шел во главе отряда.
«Вот так все и было тысячу лет назад», — подумал Бьюкенен.
Они пришли в деревню, где за воротами и частоколом в человеческий рост мерцали факелы, освещая хижины. Стены хижин были сплетены из тонких молодых деревьев, а крыши — из пальмовых листьев. Разбуженные прибытием процессии свиньи и куры с шумом разбегались в разные стороны. Жители деревни молча ждали. Это были низкорослые круглолицые люди с темными волосами и миндалевидными глазами; на женщинах были призрачно-белые платья.
Бьюкенена внесли в одну из хижин и уложили в гамак. «Это чтобы змеи не добрались до меня», — подумал он. Женщины сняли с него одежду. При свете костра вождь стал внимательно осматривать его раны.
Холли закричала и попыталась остановить его, но жители ее не пустили. После того как вождь снова зашил ножевую рану Бьюкенена, наложил компресс на почти зажившую пулевую рану и смазал мазью порезы и ушибы, он осмотрел выпиравшие из орбит глаза Бьюкенена и ножом сбрил волосы с одной стороны его головы.
Потом поднес к голове, в которой жила боль, деревянную дрель с ручным приводом.
Проникновение заточенного острия причиняло мучительную боль.
И вдруг как будто вскрыли огромный нарыв — Бьюкенен потерял сознание от бурно нахлынувшего на него чувства облегчения.
11
— Сколько времени я был без сознания? — с трудом спросил Бьюкенен. В голове у него стоял туман. Тело казалось совершенно чужим. Слова ворочались во рту, словно камни.
— Две недели.
Это так удивило его, что мысли получили толчок и в голове немного прояснилось. Он поднес правую руку к повязке на голове.
— Не трогай, — остановила его Холли.
— Что со мной было? Я ничего не помню.
Холли не ответила. Она намочила чистую тряпицу в дождевой воде, которую собрала в выскобленную половинку скорлупы кокосового ореха. Полуголый Бьюкенен лежал снаружи хижины в гамаке, и лучи предзакатного солнца приятно грели его раны. Холли стала мыть его.
— Рассказывай. — Он облизнул свои сухие распухшие губы.
— Ты чуть не умер. Потерял много крови, но знахарю удалось остановить кровотечение.
— А голова? Что у меня с головой?
— Ты бредил. Корчился в конвульсиях. У тебя так выкатились глаза, что я испугалась, как бы они не выскочили совсем. По-видимому, что-то давило на них изнутри. Он тебя прооперировал.
— Что ты сказала?
— Он сделал операцию на черепе. Просверлил дырку у тебя в голове. Кровь брызнула фонтаном через всю хижину, как будто…
Силы изменили Бьюкенену. Его веки опустились. Он снова облизнул сухие губы.
Холли достала еще одну половинку кокосовой скорлупы и стала поить его дождевой водой.
Вода текла у него по подбородку, но ему все же удалось проглотить почти всю воду и насладиться се прохладной свежестью.
— Просверлил дырку в голове… — пробормотал он.
— Первобытная хирургия. Тысячелетней давности. Будто время здесь остановилось. Электричества нет. Все необходимое эти люди добывают в лесу. Одежду делают сами. А мыло… Они жгут стержни кукурузных початков, чтобы вскипятить воду. Потом кладут оставшуюся от стержней золу в воду и в этой воде стирают грязную одежду. Потом ее прополаскивают в других горшках с кипящей водой. Одежда становится необыкновенно чистой. А воду выливают на свои посевы, чтобы зола послужила еще и удобрением.
