обоими по очереди. Если бы поторопились мы, то, скорее всего, упустили бы барса.
Он огляделся вокруг и рассмеялся так громко, что эхо донеслось со дна ущелья и дальних перевалов.
— Теперь главное,— добавил он,— чтобы никто не готовил засаду на нас с тобой. Плохо оказаться глупее, чем думаешь о себе самом.
И тогда, слыша столь мудрые слова своего брата, я невольно воскликнул:
— Ты должен быть царем Персиды!
Кир пристально посмотрел мне в глаза и сказал:
— Гистасп! Таких слов не бросают впустую. Вспомни их, когда придет время.
На обратном пути нас ждала новая трудность, ибо верно говорят разумные люди: «Нет такого прибытка, от которого не может статься убытка». А случилось то, что добыча наша оказалась такой большой, что коням стало совсем невмоготу пройти по той узкой тропе над пропастью, по которой мы добрались до плоскогорья, тем более что одного барана Кир подбил еще утром и целый день таскал его на своем коне. Перетаскивать добычу на своих плечах представлялось делом не менее, а может, и более опасным.
Рассудив так и эдак, мы с братом все же решили подвергнуть риску коней. Осталось только договориться, кому из нас идти первым и проверить удачу: сохранить свою добычу или потерять ее вместе с конем. И скажу больше: не только с конем, но и вместе со своей жизнью. Ведь конь мог сорваться внезапно, и неизвестно, успел бы Кир или я вовремя отпустить поводья. На все была воля Ахурамазды, однако решать предстояло своей головой.
И тогда брат мой Кир предложил поступить по жребию. Он подобрал маленький камешек, завел руки за спину, а потом протянул ко мне два сжатых кулака и сказал:
— Выбирай, Гистасп! Если «камень», то пойдешь первым, а если «пусто», то сначала посмотришь, как пройду я.
Помолившись богам и упросив богов отдать мне «камень», я ткнул пальцем в левый кулак брата.
Кир раскрыл ладонь, и я обрадовался до глубины души, увидев, что боги вняли моей молитве.
Я протянул было руку за камнем, но брат внезапно опять сжал кулак и, ни слова не говоря, переложил камень на правую ладонь.
Удивившись, я спросил Кира:
— Брат! Почему ты не отдал мне мой жребий, установленный богами? Ты хочешь повторить все сначала?
Тогда Кир улыбнулся мне и твердо сказал, наперед отвергая все мои возражения:
— Брат! Жребий был в моих руках, потому остается в моей воле решать, кому и как он должен достаться. Ты не пойдешь первым. Первым пойду я.
И с этими словами он швырнул мой жребий далеко в пропасть, так что камешек сразу пропал с глаз.
Более я ни слова не мог сказать ему, ибо Кир говорил со мной как истинный царь.
Уже ступив на узкую тропу, он крикнул мне:
— Гистасп! Если я сорвусь, то достань мое тело со дна пропасти, погреби по царскому обряду и оставь на гробнице надпись: «Я — КИР, ЦАРЬ, АХЕМЕНИД». Поклянись, брат мой, что сделаешь так после моей смерти.
В большом волнении отвечал я брату:
— Кир! Клянусь, что поступлю по слову твоему, но буду сейчас молиться богам, чтобы уберегли тебя, брат мой. Прошу и тебя поступить таким же образом, если мне суждено сорваться в эту пропасть. Клянусь также в том, что сорвусь я или нет, а вернешься ты обратно истинным царем Аншана и Персиды!
Представляется мне теперь, что после этих слов Кир тянул своего коня куда более осторожно, чем вел бы его, не услышав всех моих клятв.
Так, по своей собственной воле, отдал я власть над персами брату своему, Киру.
И вот, по прошествии многих лет все стало так, как предрекал отец мой, Аршам, и власть Кира вернулась в руки сыну моему, Дарию, сторицей.
Много иных прорицаний было о Кире.
Вавилонские жрецы утверждают, что они первыми узнали по звездам истинное предназначение Кира.
Эллины настаивают, что их оракулы давно предсказывали возвышение персов пред иными народами.
На словах всех превзошли иудеи. Они говорят, что еще два века тому назад какой-то их пророк назвал имя Кира и возвестил, что родится в горах персидских царь великий, который сокрушит Вавилон и подчинит себе многие народы. Кто ныне подтвердит, что этот иудейский пророк так говорил в те давние времена?
Ныне мне доподлинно известно только одно: первыми принесли моему брату весть о его грядущем возвышении не эллины, не вавилоняне и не иудеи. То были массагеты, которые прислали к моему брату своих послов за год до того дня, как явились в Пасаргады учитель Аддуниб и торговец Шет.
Кто, кроме меня, теперь знает об этом?
Вот в один из дней поздней весны приехали в Пасаргады скифы, переодетые гирканцами, иначе задержала бы их дорожная стража на мидийских путях и не пропустила бы в Персиду, пока не дозналась, по какой надобности они едут.
Цель же свою скифы скрывали, имея на то причину.
Они привезли с собой девушку из своего племени. Она приходилась младшей сестрою царице массагетской, которую звали Томирис и которая потом погубила Кира. Девушку ту звали Азелек, что означает «жаворонок».
Массагеты привезли в дар Киру священные золотые сосуды и обратились к нему вот с какой просьбой:
— Царь персов! Мы поклоняемся божеству солнца. Слышали мы, что персы также почитают солнце. И вот наш бог рек жрецам, что в далеких горах правит царь, имя которого Пастырь, и могущество его вскоре распространится на многие земли. Бог сказал, что если в царском роде массагетов появится ребенок от этого правителя, то никто и никогда не сможет покорить наш народ и овладеть нашими землями, которые простираются за пределами Мидийского царства, у Гирканского моря. И вот мы просим тебя, повелитель персов, принять в жены или наложницы — уж как тебе самому будет угодно — сестру нашей царицы. Дары, которые мы принесли, ты видишь. Мы от имени нашей царицы даем тебе, царь, также обещание в том, что, когда пределы
