«Хамье, — неприязненно подумал Президент, — разве так ведут себя в изысканном обществе?»
Но Гудзию, вероятно, было наплевать на все изысканные общества мира — осушил фужер и заявил:
— Голоден как черт. Уже начало девятого, а я не ужинал. И домой не зашел, задержался в главке.
— Несут, — не без торжества промолвил Президент, — уже несут, и сейчас все будет.
Увидев «Арарат», Леонид Павлович с уважением посмотрел на Президента, однако сразу же забыл о нем и стал накладывать в тарелку салат. Подцепил вилкой кусок жирного балыка, намазал маслом ломоть белого хлеба и лишь тогда выжидательно посмотрел на Президента. Тот взял рюмку.
— Будем, — сказал коротко. Не любил долгих тостов. Тосты нужны для девушек, слушают и раскисают, а «деловые» люди потому и называются «деловыми», что умеют делать дела, а не болтают.
— Будем, — повторил Леонид Павлович, и они выпили. Гудзий сразу жадно набросился на еду, а Президент поковырял вилкой салат, пососал маслину и налил по второй.
— Куда гонишь? — запротестовал Леонид Павлович, но Президент отмахнулся: не хочешь, не пей, а сам сделал маленький глоток. — Ты уже заказал горячее? — спросил, жуя, Леонид Павлович. — Я бы не возражал против вырезки.
Президент кивнул и повернулся к дверям, где стоял официант. Тот сразу заметил это движение и скользнул к их столику. Наклонился к плечу Президента и слушал внимательно.
— Кто сегодня на кухне, Вася? — спросил Президент.
— Шеф?
— Я бы на твоем месте не задавал глупых вопросов.
— Извините. Платон Кондратьевич.
— Передай Платоше бутылку шампанского, — приказал Президент. — И скажи: мы не против вырезки.
— Сейчас обязательно передам... — буквально расцвел в улыбке официант.
Он поспешил на кухню, а Президент поучительно сказал Леониду Павловичу:
— Что официант? Пешка, от него почти ничего не зависит. Ему на поднос поставят — принесет. А ты шефу угоди — он тебе в вырезку душу вложит, не говоря уже о приправах. Вот увидишь, Платоша нам сегодня такой соус выдаст, пальчики оближешь.
К вырезке официант принес вторую бутылку коньяка, и Президент решил, что Леонид Павлович созрел для разговора. Потому, когда Гудзий потянулся к «Арарату», Президент перехватил его руку.
— Подожди, Леня, — сказал, — ешь это Платошино творенье и слушай меня как следует.
Гудзий положил вилку. Знал: в ресторан позвали недаром, вот и начинается настоящая беседа. И нужно взвешивать каждое слово, иначе этот тип обведет вокруг пальца — главное, мера риска и плата, важно не продешевить.
— Ешь, Леня, — продолжал Президент чуть ли не нежно, будто имел дело с капризным ребенком, но Гудзий решительно покачал головой:
— Говорите, что надо. — Глаза у него напряглись.
— Ничего особенного. Во-первых, дела с металлом пока что прекращаем. До лучших времен.
— Что-то случилось? — Леонид Павлович испугался.
— Ничего особенного, Манжула наследил... — не хотел Президент сообщать об этом, но в последний момент решил, что нужно: немного постращать этого министерского гуся не мешает — станет осторожнее и будет знать, что именно ждет его в случае отступничества. Потому и добавил угрожающе: — Наследил Манжула и погиб. На тот свет унес все тайны.
— Михаил Никитович? — не поверил Гудзий.
— Да, Манжула, — подтвердил Президент и продолжал, зная, что делает ошибку, однако не в силах остановиться, все же коньяк ударил ему в голову и развязал язык: — Слишком умным оказался Михаил, деньги за последний вагон себе в карман положил, к тому же милиция на него вышла, сам в этом признался, вот и пришлось убрать.
— Убить? — ужаснулся Гудзий.
— Называй это как хочешь, Леня, но нет больше Михаила Манжулы. И не будет никогда.
Леонид Павлович невольно отшатнулся от стола и спросил испуганно:
— Вы?
— Ну что ты, дорогуша, есть разные способы. — Вдруг врожденная осторожность взяла в нем верх и он объяснил: — Я к этому не имею отношения. Нет Михаила, так и нет, и пусть земля будет ему пухом.
— Как он погиб?
— Не все ли равно? Шел по берегу моря, оступился, не удержался, упал с высоты на камни. Несчастный случай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Так я и поверил...
— Говорю: несчастный случай, и должен верить. Но сам понимаешь — с металлом теперь опасно. Что милиции известно, за что уцепились — мы не знаем. Еще один вагон — и должны переждать. До конца года.
Леонид Павлович разгладил на столе смятую салфетку. Сказал, глядя на Президента исподлобья:
— Все это правильно, береженого и бог бережет, но я рассчитывал... И жена договорилась насчет нового гарнитура...
— Сколько? — спросил, будто гавкнул, Президент.
Гудзий хотел сказать: три, однако вовремя запнулся и с трудом выдавил из себя:
— Пять тысяч. Знаете, мебель подорожала.
— Получишь.
— Благодарю. — Леонид Павлович вздохнул с облегчением и наполнил рюмки. Но Президент помахал указательным пальцем.
— Погоди, — остановил, — эти пять кусков надо заработать.
— Считаю, что мой вклад... Я уже не говорю о Гавриле Климентиевиче! Что вы без нас?
— А что ты без меня? — рассвирепел Президент.
— Хорошо, — попятился Гудзий, — что нужно?
— Мелочь... Подпись товарища... — назвал фамилию начальника главка. — Это из вашего же министерства, и должен найти ход.
Гудзий покачал головой:
— Но в том главке у меня никого нет.
— А ты подумай. Гарнитур стоит того.
Леонид Павлович оперся локтями на стол. Почувствовал, как вкусно пахнет вырезка, и подумал: сегодня они пропьют в ресторане половину его зарплаты. Роскошная жизнь, и когда он еще позволит себе такой коньяк? Но, в конце концов, он может ограничить себя, перейдет на обычную водку в буфете за квартал от главка — бутылка на троих и приятный разговор в обществе коллег, — с этим можно смириться. Однако жена уже договорилась насчет гарнитура и он сказал, что деньги будут...
А попробуй заработать пять тысяч! Полуторагодовая его, Гудзия, зарплата...
— Что нужно подписать? — поинтересовался.
— Полиэтиленовая крошка. Двести тонн сырья для одного завода. И все, точка.
Леонид Павлович быстро прикинул варианты. Когда-то был с одним чмуром из того главка. Приблизительно его, Гудзия, ранга. Начальник отдела. Может, он? Нет, сильно идейный, такому только намекни, побежит в партком...
Неужели никого нет?
Леонид Павлович хотел уже признать свою несостоятельность, когда вдруг вспомнил Лиду. Улыбнулся, обрадовавшись. Да, Лида сделает это шутя и играя. Ну, в общем, без особых трудностей. Работает в плановом отделе — подсунет начальству на подпись бумажку среди прочих — кто обратит на нее внимание? Впрочем, есть еще нюанс, он научит Лиду, знает, как это делается: надо уже после подписи добавить в документе цифру, может, только во втором экземпляре — и пошла бумажка, кто ее заметит в огромном потоке «входящих» и «исходящих»?
А Лидочке за это две сотни на новые сапожки. От заинтересованного человека — мол, друг там на заводе работает, с планом у них тяжело, вот и попросил помочь.
Сапожки же — так, игрушка, премия, мелочишка...
Леонид Павлович поднял рюмку и пообещал:
— Сделаем. Я знаю там одну девушку... Попробуем организовать, Геннадий Зиновьевич, думаю, будет порядок.
Президент выпил с облегчением. Собственно, ради этой полиэтиленовой крошки и пригласил Гудзия в ресторан, и потратился на марочный коньяк. Если бы не крошка, на черта ему этот самоуверенный индюк!
Президент посмотрел, как энергично жует Леонид Павлович, вспомнил, как тот пять минут назад пытался задрать хвост, выказал непокорность. Подождите, как же он сказал? Кажется: «Что вы без нас?» То есть, без него, Гудзия, и еще его вечно надутого шефа — заместителя начальника главка... Обнаглели. Надо поставить на место. Иначе потом будет хуже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Президент выпил стакан минеральной и начал вкрадчиво:
— Ты, Леня, послушай меня внимательно. Это там, в главке, ты и твой шеф — начальники, а тут, — похлопал ладонью по столу, — придется быть помягче. Ведь мы теперь с вами одной веревочкой связаны и в таком виде над пропастью ходим. Если один оступится, все упадем, усек?
