много забот. Вчера твари хаоса забрали немало людей, нужно подготовить их в последний путь. Тебе нужно к оракулам синебородого Зуэна.
— А где это? — я рассеянно оглядываюсь, среди тысячи храмов найти один — задачка не из лёгких.
Старичок шарит в глубоких карманах своего объёмного халата. Достает клочок бумаги, огрызок карандаша и начинает рисовать на нём линии.
— Вот, — он ставит жирную точку. — Мы сейчас тут, тебе по улице прямо, тут повернёшь, это — лестница. Храм Зуэна здесь.
— И я могу просто так тут ходить? — удивляюсь я его спокойствию. — Я же чужак.
— Ну раз ты попал сюда, значит можешь.
— Так тут даже охраны нет.
— Если ты чего-то не видишь, это не значит, что этого нет, — мудро произносит он, поднимая руку с указательным пальцем. — Но рассказывать кому-либо о том, что ты видел, не советую.
— Могу дать слово, — предлагаю я с сожалением.
— Да и без слов будешь молчать. Потому что, скорее всего, тебе не поверят. А если найдутся те, что поверят, придут сюда. И отсюда уже не вернутся, — на его сморщенном лице сияет милейшая улыбка. — А ты же не хочешь быть повинен в смерти невиновных?
И что-то в его тоне мне подсказывает, что это не пустая угроза. Сколько бы сюда людей не отправили, они до конца той лестницы не дойдут.
Я вспоминаю про силу и призываю её. К моему огромному облегчению, она отзывается, хоть и нехотя. Словно её убаюкал такой мирный, на вид, город.
— Я вас понял, — отвечаю, внутренне содрогаясь. — И спасибо. За помощь и предупреждение.
Старичок смеётся, кивает и машет рукой. Мол, давай уже, утомил. Я поднимаюсь и вспоминаю ещё одну вещь. Раз уж попался такой дружелюбный, надо пользоваться.
— А вы не подскажете, есть ли тут… Ну лавка какая-нибудь, с безделушками. На память.
К концу своей фразы понимаю, что несу полную хрень. Жрец хлопает по коленям и хохочет так, что в итоге заходится страшным кашлем.
— Это для брата, — зачем-то оправдываюсь я, чем вызываю ещё один приступ.
Я с опаской смотрю на покрасневшего старичка, но он быстро приходит в себя:
— А брат у тебя такой же наглый и пронырливый?
— Ещё хуже, — вздыхаю. — Шутник к тому же. Но любит собирать всякие необычные вещицы. Он мне помог сюда добраться, вот я и хочу отблагодарить.
Я вдруг понимаю, что денег у меня с собой нет. Но есть хороший армейский нож, пусть и казённый. Тут вообще натуральный обмен в ходу?
— Ой, не могу, — жрец вытирает слезы. — Ладно, неугомонный. Внука ты мне моего младшего напоминаешь. Будет тебе, хм, безделушка.
Он снова засовывает руки в карманы и достает круглый плоский камень, размером с ладонь. На нём выдолблены неизвестные символы, составленные в узор, напоминающий солнце с лучами.
— Держи, отдашь брату, — он протягивает мне камень с хитрой улыбкой.
— А что это? — я не тороплюсь прикасаться к явно магическому предмету.
— Амулет. Не бойся, вреда никакого в нём нет. Внуки подарили, на удачу и крепкое здоровье. Первое мне боги каждый день посылают, а второе уже не исправить, кхм, безделушкой. Брату твоему от него больше пользы будет.
Я искренне благодарю и принимаю подарок. Камень тёплый, словно нагретый у огня. Укладываю его поглубже в рюкзак, чтобы не потерять. Ну, Яр, теперь ты мне снова должен будешь. Не думаю, что ещё у кого-то есть амулет от жреца Дименхора.
С сожалением отгоняю мысли о том, какое выгодное дело можно было бы построить на таких сувенирах. Охотники за редкостями состояния бы тратили на такие штуки, которые тут детишки делают.
Но, во-первых, эксплуатация детского труда — это плохо. А в-вторых, мне тогда точно местные башку оторвут. С этими мыслями, сверяясь с картой, я дохожу до нужного храма.
Перед ним никто уже не носится, а наоборот, все замедляют шаг и кланяются хмурому тощему мужику, стоящему у провала входа. Я тоже, на всякий случай, отвешиваю ему поклон и зачем-то показываю клочок бумаги.
Он смотрит на меня предсказуемо, как на идиота. А я и не знаю, что ему сказать. С ходу симптомы озвучить? Как-то всё слишком обыденно происходит.
А значит, добавим жару. Призываю силу и укутываюсь ею с ног до головы. Нападать мне не на кого, поэтому сила не рвётся ко всему живому вокруг.
Но мужик сразу заинтересовывается. Обходит вокруг, разглядывая меня. Видит или просто чувствует? Силе тоже становится интересно и она робко тянется к туземцу, словно ощупывая.
Он отмахивается, как от приставучей мухи и сила действительно отстает. Опа, вот ты то мне и нужен. Я даже улыбаться начинаю радостно.
— Не справляешься? — у щуплого с виду мужика оказывается неожиданно низкий и хриплый голос.
— Не-а, — простодушно отвечаю, продолжая улыбаться.
— Ну а чему тогда так радуешься? Ладно, заходи. Попробуем исправить.
Ну как на приём к терапевту попал… Но «поликлиника» внутри выглядит ещё древнее, чем снаружи. Гигантские блоки неровных камней, коридоры с факелами, удушающий аромат благовоний и мерное подвывание из недр храма.
Мужик приводит меня в небольшую комнату с низким потолком. На полу символы, такие же, как на амулете. А по центру — идеальный блок розового мрамора. То ли алтарь, то ли лежанка. Мне указывают на него и я с опаской присаживаюсь на край.
Перед моим лицом оказывается широкая чаша с жидкостью, без цвета и запаха. Где он её так шустро достал?
— Пей.
— А что это?
Последний раз, когда я выпил из рук представителя их народа, чуть не сдох и очнулся с безумным духом в голове. В общем, моё доверие к местным напиткам сильно подорвано.
— Вода.
— Простая вода? — уточняю я недоверчиво.
— Простая вода, — вздыхает туземец. — Пей, тебе пригодится.
В общем-то, сам пришёл, сам согласился. Чего теперь отказываться? Я осторожно пробую, на вкус и правда вода. Прохладная, свежая и вкусная, как из лесного ручья. Большими глотками осушаю чашу.
— Ну а теперь, начнём.
Его сила вдруг резко кидается ко мне, я взываю к своей защите, но её рассеивает без каких-либо усилий. Чужая, тяжёлая магия сковывает меня, сдавливая и придушивая.
— Подождите, у меня есть вопро…
Я немею, теряю зрение, затем отключается слух и чувствую как заваливаюсь назад, со всей дури прикладываясь затылком о холодный мрамор.
* * *
Прихожу в себя я в знакомом состоянии крайней степени хреновости. Под ладонями шершавый песок. Руки и ноги, нехотя, но слушаются. Тело затекло.
Со стоном разлепляю глаза. Хтоническим вас елдаком! Мне что, всё приснилось? Я лежу, прислонившись спиной к стене, за городом.
