заседание Религиозно-философского общества в Петербурге, 15-го – второе, и сейчас оно функционирует правильно, устраивая приблизительно по два заседания в месяц. Общество с первого своего шага возбудило к себе большой интерес в разных слоях петербургского интеллигентного мира, желающих посещать заседания оказалось далеко больше, чем мог вместить зал, в духовных сферах пошли толки, сплетни и тревога, а столичная печать почти во всём своём составе посвятила новому Обществу большие статьи, правда, плохо рекомендующие философскую подготовленность репортёров, но зато ясно показывающие, что Обществом интересуются и активно относятся к нему. (Как образец газетной безграмотности можем указать на статью об Обществе в № 265 «Руси», где анонимный автор умудрился понять «как раз наоборот» всё, что происходило на заседании, перессорил между собой единомышленников, объявил основателем новой религии философа Аскольдова, который весь свой реферат направил именно против «новой религии».)686
Фактическая сторона дела такова687. Прошлой зимой у основателей Московского религиозно-философского общества явилась мысль основать подобное же общество в Петербурге. Мысль эта встретила большое сочувствие в Петербурге. Весной 1907 года был выработан устав (по образцу московского), а с осени общество смогло начать свою деятельность как легализованное. Каждое дело характеризуется прежде всего не задачами, не принципами, девизами и т. п., а людьми, которые делают это дело. В данном случае, если взять состав учредителей Общества, то характер его окажется очень пёстрым. Вокруг задач петербургского Общества собрались люди самых разных взглядов.
Горячее участие в делах Общества принимают лица философского склада, которые ещё не выяснили своего отношения к религии и не обдумали ещё соответственного тома своей системы; вместе с ними есть и такие, которые, оставаясь ещё теоретиками, уже вплотную подошли в своих размышлениях к религиозной проблеме; рядом с ними выступают люди, всеми своими корнями сидящие в религии: одни – в православии, другие – вообще в христианстве, третьи – вообще в религиозности.
Но эта разноголосица не создаёт трений в работе, так как задача Общества – теоретически способствовать постановке и решению религиозных проблем – обща всем участникам Общества от В. В. Розанова до священника Аггеева688.
Первое собрание было посвящено докладу председателя Общества С. А. Аскольдова «О старом и новом религиозном сознании». Задачей референта было путём философского анализа понятия плоти (материи), как самого важного в новом религиозном сознании, показать несостоятельность рассуждений об освящении плоти, о святости материи.
Это нападение на один из центральных пунктов «нового сознания» поддержал Вал. Свенцицкий, который, с одной стороны, указывал на нефилософский и ненаучный характер всего, что писалось о «новом религиозном сознании», которое, таким образом, не подлежит философской критике, а с другой, протестовал против обозначения идей Мережковского, Бердяева и проч. словом «новое». Если Мережковский «нов», то ведь и Достоевский не менее нов, хотя и православен, а с другой стороны, есть прямые данные, что первые христиане и даже иные аскеты понимали и святость плоти, и красоту мира, и всё то, о чём защитники формул Мережковского говорят как о новом.
К сожалению, главные защитники «нового религиозного сознания» не находятся сейчас в Петербурге689, и поэтому прения не могли получить исчерпывающего и окончательного значения. Из всех аргументов, выставленных на этом заседании Аскольдовым и Свенцицким, рассматривались только некоторые, большинство же оппонентов говорили «не на тему».
Но это не значит ещё, что вечер был малоинтересен и бесплоден. Боковые темы, затронутые оппонентами, были не менее интересны, чем тема доклада.
Таких «боковых» вопросов было два. Вопрос о методе религиозной философии и вопрос о категориях добра и зла. Первый вопрос, правда в самой наивной и вульгарной форме, поставил проф. А. И. Введенский. На метафизические рассуждении референта он возражал гипотезами физики и химии, как будто эти гипотезы совершенно бесспорны по сравнению с натурфилософскими рассуждениями, а в конце концов, изобразив в карикатурном виде космологические идеи, приводимые Аскольдовым, задал ему вопрос: «откуда он всё это знает», совершенно упуская из виду, что автор не обязан в каждой своей статье приводить все свои общие основания, особенно если он, как С. А. Аскольдов, неоднократно излагал их в печати. Спор вышел длинным, не удовлетворил ни Введенского, ни Аскольдова, но, думается, для слушателей он был поучителен: такое интересное столкновение двух совершенно разных точек зрения бывает нечасто.
По вопросу о методах говорили и другие оппоненты.
Вторым важным вопросом, по которому были высказаны очень интересные мысли, был вопрос о категориях доброго и злого. Вопрос был поднят С. Л. Франком. Он возражал докладчику против того манихейства, которое сквозит в докладе и выражается в признании первичности за Дьяволом, также как и за Богом.[38] Оппонент считает эту точку зрения несостоятельной. Бог не может быть парией в тяжбе добра со злом. Бог объединяет и то и другое, так как Он – начало всепрощения, всепримирения, всеосвящения. Бог должен оправдать всё. По мнению С. Франка, в первоначальном христианстве была именно эта точка зрения, первоначальный смысл христианства состоял именно в преодолении ригоризма нравственного закона, в противоположность которому Христос выставлял такую точку зрения, с которой всё, в известном смысле, благо690.
Основная тема реферата, таким образом, дебатировалась мало. Попыткой фиксировать внимание на вопросе о новом религиозном сознании было второе заседание (15-го октября). Предметом его должны были послужить возражения Розанова на доклад Аскольдова, составившие особый реферат с неуклюжим названием «О нужде и неизбежности нового религиозного сознания». В этом докладе, как и надо было ожидать, возражений Аскольдову не оказалось. Розанов не умеет слушать (и читать) чуждые ему мысли691. Он недаром жалуется на своё неумение читать книги, и как давно когда-то он писал «заметки на полях непрочитанной книги»692, так и теперь на втором заседании Общества публика выслушала реферат, подзаголовком которого могло бы стоять: «возражения на реферат, которого я не слушал».
Но это не помешало реферату быть крайне интересным. По форме – фельетон, этот доклад по смыслу своему и по глубокой искренности взволновал собрание. Схема его такова: у меня, слабого человека, есть неискоренимая потребность религии; но когда я со своим религиозным порывом, со своей молитвой иду к Церкви, я встречаю там обман, ложь, фальсификацию. В том пути, по которому Церковь ведёт человечество, есть какой-то органический порок; этот путь никак не может наладиться, его постоянно приходится ремонтировать. Кроме того, что Христос никого и ничего не спас, кроме того, Церковь Его постоянно приносила миру огромное зло. Поэтому моё религиозное чувство не может питаться этой, исторически несостоятельной Церковью, а ищет, требует нового.
Разумеется, логическому разбору этот реферат не подлежал; метод его совершенно
