— Пожалуйста, Ловерний, это и есть переломный момент. О боже! — воскликнул Иосиф.
Но при всех его отчаянных призывах он ясно видел, что просить безнадежно. Рухнув на колени, он опустил голову на руки и начал молиться под нарастающий треск срубленных деревьев, смешанный с душераздирающими криками умирающих. Он слышал, как эта ужасная какофония призрачной дымкой разносится над безмолвными водами. Спустя какое-то время он почувствовал, как на голову ему легла успокаивающая рука Ловерния, и до него донесся странно умиротворенный голос, словно друид нашел зерно тайной надежды, открывшееся лишь ему одному.
— Боги требуют жертв, — сказал он Иосифу. — Мы должны непременно сегодня же вечером собрать все, что нам дорого, и принести жертву священным водам каменистого озера ЛлинКерриг-бах.
— А что еще? — прошептал Иосиф.
— Если это не повернет ход событий, — печально сказал Ловерний, — то, возможно, нам придется отправить вестника.
Вестник с юга прибыл на этот отдаленный берег острова на рассвете, когда Светоний Павлин увидел, как рухнуло последнее дерево. То было могучее дерево, старейшее из всего множества деревьев в роще, с которой всю ночь сражался его легион, чтобы завершить опустошительное уничтожение.
Обхват его составлял более шестидесяти футов, и, как прикинули военные корабельщики, из него вполне могла бы выйти полновесельная трирема. Уже поваленное на землю, оно равнялось по высоте тем трехэтажным строениям, что сооружались на африканском побережье, когда Светоний заправлял в Мавритании. И сейчас он задумался о том, сколько же лет могло быть такому дереву. Интересно, так же ли велико число его годичных колец — если бы их удалось подсчитать, — как число жизней, загубленных сегодня ночью римскими отрядами? Действительно ли гибель этого дерева и всей священной рощи приведет к смерти друидов — как сами они, похоже, верили?
Отбросив философские мысли ради более практических вопросов, Светоний отправил своих людей складывать в кучи тела мертвых друидов и устраивать костры для их сожжения. Потом, вспомнив главный приказ императора Нерона, он отправил группу солдат обследовать остров. Ведь Нерон написал, что у него есть основания верить своему отчиму (и двоюродному дедушке) Клавдию, считавшему, что именно на острове Мона друиды хранят свои главные сокровища. И Нерон хотел, чтобы ему немедленно сообщили о любых ценных находках.
Распорядившись насчет поисков сокровищ, Светоний вспомнил о почтительно ожидавшем посланнике и велел привести его. После долгого путешествия гонец выглядел изрядно потрепанным. Более того, Светонию доложили, что мокрый грязный вид парня вызван тем, что он со своей лошадью только что переправился через узкий пролив. Выдохшуюся лошадь, еще испускавшую пену, несмотря на купание в канале, увели подальше, а вестника доставили к губернатору.
— Погоди немного, передохни, парень, — успокоил Светоний гонца. — Даже ради доставки важнейших известий не стоит испускать последний вздох.
— Камулодунум… — хрипло выдавил вестник. Светоний осознал наконец, как ужасно выглядит посланец: на его потрескавшихся губах запеклась кровь и земля, глаза бессмысленно блуждали, а коротко остриженные волосы растрепались, как у друидов, чьи безжизненные тела покрывали берег. Щелкнув пальцами, Светоний приказал принести бурдюк с чистой водой и передать его посланнику. Когда тот напился и прочистил горло, губернатор велел ему продолжать. Но взгляд у парня все еще был безумным. Конечно, все люди Светония закалились в военных походах, но он подумал, уж не лишились ли они временно рассудка при виде всех этих убитых мужчин и женщин, по которым они практически ходили.
— Успокойся, — решительно сказал Светоний. — Очевидно, ты на бешеной скорости проделал весь этот путь — более двух сотен миль. Ты привез мне какое-то срочное известие из Камулодунума?
— Все мертвы, — прохрипел посланец. — Тысячи… десятки тысяч… все погибли. И весь город, храм Клавдия — все сгорело дотла!
Он начал рыдать.
Светоний, поначалу изумившись, быстро пришел в ярость. Взмахнув рукой, он резко хлестнул парня по лицу.
— Ты солдат, мужчина! — напомнил он. — Во имя Юпитера, возьми себя в руки. Что случилось в Камулодунуме? Там произошло землетрясение? Пожар?
— Восстание, наместник, — сказал гонец, глотая воздух. — Икены и тринованты… может, еще какие племена из этого Корнуолла… мы толком не поняли…
— А чем же занимался в это время девятый легион Гиспана? — ледяным тоном поинтересовался Светоний. — Зашивал дырки на тогах, пока племена босоногих островитян поджигали селения, находящиеся под его защитой?
— Там не было никаких босоногих племен, наместник. На нас напало множество хорошо вооруженных воинов — двести тысяч или даже больше, — сообщил ему солдат. — И меня послал к вам сам командующий, Петилий Цериал, приказав как можно быстрее добраться до вас. Половина девятого легиона уже уничтожена: двадцать пять сотен человек, среди которых был и я, попытались выбраться из города. Римский прокуратор Декиан бежал вместе с его подчиненными на материк, а Петилий заперся в крепости, рассчитывая, что вы пришлете ему подкрепление.
— Чепуха. Как могла горстка необразованных, безмозглых бриттов уничтожить половину римского гарнизона и повергнуть в бегство самого прокуратора? — воскликнул Светоний, даже не скрывая презрения к народу, который стал ему ненавистен. Он сплюнул и добавил: — Как они могут быть хорошими воинами, если не в состоянии стать даже хорошими рабами?
— Однако у них полно оружия, лошадей и колесниц, — сообщил ему солдат. — Их женщины сражаются наравне с мужчинами, и гораздо более ожесточенно. Я сам видел их зверства в Камулодунуме, наместник, это какой-то ужас. Они убивали стариков и молодых, простых жителей и солдат, матерей и даже детей без всякого разбора, будь перед ними римляне или помогавшие нам бритты. Я видел трупы римских женщин с грудными младенцами, привязанными к груди! А мужчин распинали прямо на улицах — да простят мне боги эти слова, но их тела заживо разрубали на части, рассекали рты тех, кто еще дышал…
Вестник умолк, в глазах его сверкали боль и ужас, очевидно почти не притупившиеся за время изнурительного путешествия.
Светоний вздохнул.
— Даже не представляю, какого же гениального полководца нашли они для руководства этим походом! — презрительно бросил он.
— Их вела Боудикка, наместник, царица икенов, — ответил посланник.
— Эти дикари последовали в бой за женщиной? — спросил Светоний, впервые выказав неподдельное изумление.
— Пожалуйста, наместник, — сказал посланец. — Командующий Петилий просит вас поторопиться. Судя по тому, что я видел, их восстание далеко не закончилось; кажется, они черпают новые силы в крови убитых. Камулодунум уже разрушен. Сейчас они движутся к Лондиниуму.
Лондиниум, Британия. Ранняя весна 61 года COMMIXTIO[74]
Было, есть и будет множество видов массового уничтожения человеческих жизней. Самые главные разрушители — огонь и вода; остальные, менее существенные, порождаются тысячами других несчастий.
Платон. Тимей
Насколько понимал Иосиф Аримафейский, Лондиниум не был ни крупнейшим, ни старейшим или важнейшим городом в Британии. Но до недавнего времени он являлся одним из красивейших городов, расположенных в широкой и спокойной долине большой реки. Ныне, когда он прогуливался в последний раз по ее берегам, там уже не осталось и следа от Лондиниума: вся эта процветающая римская провинция превратилась в кучи раскаленного пепла.
Иосиф видел, как за рекой римляне вели на работу по каменистому берегу закованных в кандалы местных жителей. И он понял, как много утрат принесло разрушение этой твердыни и как долго придется расплачиваться бриттам за их попытку — пусть даже оправданную — отомстить захватчикам. Римлянам нужно было собраться с силами, и они покидали этот разоренный и открытый для набегов город. Сейчас, после разрушения трех римских городов, включая Веруламий, восстание бриттов было подавлено. Мятежников, совершенно неподготовленных для противостояния отлично экипированным и обученным римским легионам, отбросили к их собственным повозкам и разгромили, методично и безжалостно уничтожая вместе с людьми их лошадей и домашних животных.
Боудикка и ее дочери расстались с жизнью — добровольно приняли яд, предпочтя милость богов ожиданию милости римлян. И поскольку восставшие, охваченные жаждой возмездия и военным пылом, покинули свои дома поздней весной, не посеяв зерна, то земли отстояли голыми и голод свирепствовал всю зиму.
Благодаря бесконечным запасам рабского труда любая римская провинция могла стать еще более могущественной и процветающей, чем в былые времена. Римляне вскоре вновь отстроят Лондиниум, и на сей раз — догадывался Иосиф — они создадут каменные твердыни, отказавшись от старых глиняных сооружений. У них будут отлично укрепленные крепости и гарнизоны. Любая слабая видимость цивилизованных отношений, прежде проявляемая этими дикарями, теперь была развеяна по ветру.
