— …и вот он, типа, говорит такой: "Я готов на всё ради того, чтобы вернуть его, кроме сражения, потому что не могу предать его заветы." Так смешно тоже выражается! Вы там все такие прикольные, что ли? А мой Трокси и говорит такой, что спросит меня, потому что ты, типа, мой трофей теперь, а не его. Ну он и спросил. А я что? А ничего! Я такая смотрю на этого чувака и говорю: "Так у вас любовь всё-таки или что вообще?" Вот так и сказала, да! А он такой мнётся весь, как лох полный, и говорит, типа, это не очень прилично обсуждать, и ещё какую-то там шнягу нёс. Я, короче, сразу просекла, что он в тебя втюрился по самые уши, но ты ж в него не втюрился, это видно же! Ну и, в общем, я решила, что любовь без взаимности — это реально отстой, и сказала, что не отдам свой трофей. Ты бы видел его мордашку в этот момент! Ну и ладно, зато найдёт себе нормальную любовь, взаимную. А ты у меня будешь жить, вот так!
Это было уже поздно вечером, когда Мирта, выполняя свою давнюю угрозу, переодела его в длинное платье с рюшечками и пила с ним чай за столиком в так называемой гостиной, попутно рассказывая об итогах сегодняшних переговоров с Мартином. Сильвенио молчал, безропотно снося это унижение. Потом вернулся откуда-то Трокс, и они с Миртой ушли в спальню (в кои-то веки), оставив его одного.
Уже через минуту Сильвенио беззвучно плакал, неловко спрятав лицо в юбке. Ему было неимоверно жаль себя: из-за того, что не мог постоять за себя, что ничего не мог противопоставить такому обращению, из-за того, что на самом деле он мог это сделать, если бы он не был таким ужасно правильным; из-за того, что он сегодня вынужден был впервые соврать; из-за того, что ему так безудержно хотелось вернуться к Мартину, из-за того, что, опять же, он способен был это сделать — и тем горше было осознавать свою беспомощность, в которую была надёжно закована его же сила; а также из-за того, что счастье больше не представлялось ему возможным в принципе. Он потратил на глупую жалость к себе ровно два часа, а после — после просто заснул там же, на диване, не переодевшись и не допив давно остывший чай.
Итак, правило номер один в жизни Сильвенио Антэ Лиама: никогда не жалей себя, ибо в любой момент всё может стать гораздо, гораздо хуже.
Тревога зазвучала на корабле в один из самых обычных дней, как и положено тревоге — совершенно внезапно. Сильвенио, уныло прогуливающегося по коридорам, чуть не затоптал пронёсшийся мимо отряд солдат. Сирена с энтузиазмом ударила воем по ушам, но капитанская рубка молчала, да и аварийное красное освещение не включилось — следовательно, решил Сильвенио, опасность не такая уж страшная. На всякий случай, однако, он решил разыскать хотя бы Мирту, и на пробу постучался в её комнату — никто не ответил. Что ж, наверняка она либо была там с Троксом, либо была с ним же где-нибудь ещё, и надеяться на разъяснение причин включения сирены в таком случае было бесполезно. Поразмышляв, он решил переждать в холле, где было чуточку безопаснее, чем в любой другой доступной для него сейчас комнате, потому что в гостиной можно было по крайней мере спрятаться. И, поскольку ему лично никто ничего объяснять не собирался, он растянул на ближайшие пару палуб корабля поверхностную телепатическую сеть. Только — только ему пришлось сразу же её захлопнуть, потому что сеть его в первые же секунды поймала слишком много ужаса. Ужаса и… крови. Очевидно, что на корабле происходило в данный момент что-то действительно жуткое. Сильвенио похолодел, накрытый леденящим пониманием: то зло, которое Трокс недавно так беспечно проигнорировал, пришло, наконец, и сюда.
Продолжая осторожно, незаметно продвигаться к гостиной, Сильвенио развернул сеть снова, на этот раз — уже заранее приготовившись к резкому всплеску чужих эмоций у себя в голове. Ничего внятного он по-прежнему не нашёл, пришлось абстрагироваться от эмоциональных образов для того, чтобы сосредоточиться на коротких мыслях-фактах, мыслях-словах. Надо сказать, представление о происходящем это тоже дало весьма слабое — только напугало его ещё больше, потому что теперь он знал наверняка две вещи: во-первых, неведомое зло убивает очень быстро, причём одновременно в разных частях корабля, а во-вторых, убивает оно всех без разбору. Рабочие, солдаты, технический персонал, служащие медицинского отсека, работники столовой и прачечной — в живых не оставался никто, встреченный злом на пути. Зло было одновременно яркое и невидимое, блестящее смертоносной сталью и озарённое огнём, бесшумное и оглушительное, спокойное и с безумным оскалом. Так ничего из всего этого общего сумбурного ощущения не поняв, телепат провёл ещё один этап фильтрации, настраиваясь на мысли конкретных двух человек, которые управляли эти кораблём.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
"Как же может она просить меня о таком… ведь это трусостью будет с моей стороны…" — мысли Тихого Льва были тягучими и неторопливыми, как он сам.
А мысли Рыбки, напротив, скакали в её голове ещё более бойко, чем обычно вслух:
"Вот придурок, о нём же забочусь! Ой, лапочка, не дуйся! Какой забавный! А! Что это было сейчас?! Ужас, мне страшно! Аааа!!!"
Гостиная была совсем близко, и, похоже, влюблённые тоже находились именно там. Пропустив ещё один отряд солдат по коридору, Сильвенио ускорил шаг. Сирена продолжала завывать, вызывая у него несвоевременный приступ головной боли.
"Нет, нет, я должен сказать ей, должен воспротивиться её воле на этот раз, ведь это моё судно, моя славная команда! Как я могу их оставить сейчас, даже если просит она! Я должен сказать…"
"Блин, ну реально придурок же! Эй, чувак, твоя любимая девушка у тебя на руках буквально умирает от страха, а ты ей говоришь про какую-то команду! Ну, точно, неделю после этого с тобой разговаривать не буду… Может, пустить, типа, слезу? Тогда-то он догадается, что надо срочно сматываться отсюда!"
Сильвенио был так удивлён, что чуть не потерял контроль над своей отфильтрованной версией ментальной сетки. Неужели Тихий Лев, благородный пират, всё ещё чтущий мифический кодекс чести, бросит свою команду и сейчас, когда напали на его собственное судно? Неужели сила его любви к Мирте разрушила не только его разум, но и его душу окончательно? Неужели этот человек, известный своей любовью к свободе не меньше, чем своей отвагой — неужели он сдался так легко?!
"Да, теперь вижу я, что ты права, любовь моя… Мой первейший долг — доставить тебя в безопасное место, дабы ничто не угрожало жизни твоей и ничто не пугало тебя больше! Что ж… видно, так поступить суждено мне самой Судьбой…"
В тот момент, когда Сильвенио вбежал в гостиную, Тихий Лев исчез с Рыбкой на руках в сиянии телепортационного заклинания. Об их живом "трофее" никто из них даже не вспомнил.
Тишина вдруг начала как-то странно давить на уши, и только тогда Сильвенио заметил, что уже минуту как не слышит завываний тревоги. Выключить её можно было исключительно из капитанской рубки, что означало, что и туда уже добрались враги. Стихли и крики, и грохот сражения, и топот солдат в коридорах. Сильвенио не рискнул в третий раз проводить мысленное сканирование — он боялся, что попадёт таким образом прямиком в мысли этого самого зла, так как вряд ли кто-то ещё на корабле оставался хотя бы в сознании, судя по неестественной тишине. Трясясь от страха, он спрятался в самом тёмном углу комнаты — в узкой щели между аквариумом и стеной. Он забился туда до самого предела, пытаясь стать как можно незаметнее, и постарался даже тише дышать, когда в коридоре раздались шаги. Он ожидал всего, что угодно: звероподобного монстра, живой сгусток мрака, ядовитый туман, влияющий на сознание. Но всё равно оказался почему-то не готов к тому, что увидел.
Потому что зло, как всегда, решило принять вид… человека.
Вернее, двух. Один человек вошёл в пустую гостиную и флегматично огляделся. Потом, не обнаружив, видимо, искомых объектов, так же флегматично убрал багровые от чужой крови катаны в ножны себе за спину.
