Журнал и письма свидетельствуют о знании и интересе к истории, которая была любимым предметом в годы учения, а путешествие позволило многое увидеть своими глазами. В Переславле наследник «смотрел Петра I ботик его собственной работы»; по дороге из Глазова в Ижевский завод посетил комнату, где останавливался в 1824 г. император Александр Павлович на станции Якшур-Бады; видел «древнюю церковь, в которую Петр I заходил после Полтавской битвы». Полтава вызывает не только чувства, но и размышления: «Смотрел достопримечательное поле Полтавского боя, на которое никогда сердце русское не может хладнокровно смотреть, вспомнив, что на этом месте решалась судьба нашего Отечества и Великий Петр положил этим основание Великой России, которая благодаря ему сделалась тем, что она теперь есть. Рука Всевышнего тогда, как и после, хранила невидимо нашу матушку Россию, да продлится благословение Божие на ней навсегда» (однако самому ему пришлось занять престол в год тяжелых испытаний и поражений в Крымской войне, грозящих величию России). Особенное внимание наследника привлекают памятники, связанные с войной 1812 года. «Не могу выразить тебе, милый Папа, с каким особенным чувством осматриваем эти места, где столько крови пролито по милости одного честолюбца, который верно пред Богом отдаст отчет в своих действиях. Память 1812 г. незыблема для каждого русского сердца…»
Он посещает Красное, Малоярославец, Тарутино, Бородино, где обходит все основные позиции и достопримечательности: Шевардинский редут, Семеновские укрепления, батарею Раевского, «где будет воздвигнут памятник», обитель, основанную вдовой генерала Тучкова на месте гибели мужа. Возможно, под впечатлением этих писем 26 августа 1837 г. Николай I принимает решение о приобретении в дар наследнику цесаревичу (через Департамент уделов за 150 тысяч рублей из удельного капитала) села Бородино.
Иногда в восторженных описаниях исторических памятников проскальзывает горечь за «небрежность у нас к ветхой древности», — даже села Измайловское и Преображенское, где поместья фамилии Романовых, стоят в руинах, «слава Богу, теперь приказано беречь сии руины».
Интерес к истории и памятникам старины не заслонял внимания к насущным потребностям жизни страны. Наследник пишет о посещении заводов и фабрик: Нижнетагильского завода Демидовых, где изготовлялись орудия для Севастополя, Яковлевского Верхнеисецкого завода выработки железа, особенно подробно о посещении Ижевского железоделательного завода и Златоустовского чугунолитейного, описывая процесс производства. Появляются и собственные оценки: нравственность рабочих на Ижевском заводе выше, чем на Боткинском, где народ буйный и «кража железа, несмотря на строгие меры», обычна, а организация производства на Ижевском заводе выше, чем на Тульском ружейном. 10 июля он пишет отцу из Тулы: «Я от Тульского завода гораздо больше ожидал, нежели я нашел, в особенности после превосходного устройства Ижевского завода. Впрочем, работа и здесь весьма хороша».
Наследник не обходит вниманием и учебные заведения всех уровней, выставки, музеи: в Ярославле — Демидовский музей и гимназию, в Оренбурге — Неплюевское училище, в Симбирске — Дом трудолюбия, гимназию и Благородный пансион, университеты в Киеве, Харькове, Казани, Москве, где «как старое здание, так и новое в большом порядке». В Перми он посетит выставку Металлического Уральского завода, а в Вятке 18 мая — выставку «всякого рода произведений и изделий края», где по просьбе Жуковского и Арсеньева разъяснения давал А. И. Герцен. Очень довольный увиденным, под впечатлением образованности и таланта Герцена, а также рассказа Жуковского о его судьбе, наследник обратился к императору с прошением об освобождении ссыльного, которому было тогда 25 лет. Николай I не оставил просьбу сына без внимания, но и не полностью удовлетворил ее. 16 ноября состоялось высочайшее повеление о переводе Герцена из Вятки во Владимир. Известие об этом дошло до Герцена 28 ноября, а 2 января 1838 года он прибыл во Владимир. Это не было освобождение, но облегчение участи. Больше Александру Николаевичу не довелось увидеть Герцена, но ровно через 20 лет после этой встречи, уже став императором и приступив к подготовке отмены крепостного права, он будет читать «Колокол» Герцена.
Еще один постоянный объект посещений в путешествии — больницы, госпитали, богадельни, смирительные дома, остроги. В Москве осмотрел Голицынскую и Городскую больницы, Матросскую богадельню, Сиротский дом, Дом умалишенных, Военную богадельню, Шереметевскую и Марьинскую больницы, Воспитательный дом и «везде все нашел в примерном порядке». Заведения приказов общественного призрения в Калуге нашел «в блестящем положении, не то, что в Саратове». То же пишет об остроге в Кунгуре, где «все в удивительном порядке», но в Тюмени острог в «весьма ветхом положении», не вмещает всех пересыльных, которых накапливается до тысячи человек, и власти принуждены размещать их по вольным квартирам.
Наследник престола сообщает отцу свои впечатления о народе, который везде с радостью его приветствует, собирается на улицах толпами, чтобы выразить свое восхищение и преданность. Но это не мешает ему увидеть неблагополучие, низкий уровень благосостояния и культуры простого народа в городах и селениях. «Жалко смотреть на дома казаков», это «лачуги из кусков железа», пишет он после посещения станицы Таналыкской на Урале. В другом письме он отмечает «нищету народа» в Вятке, грязь и неопрятность в избах. И совсем в другой тональности пишет о поездке через немецкие колонии на левом берегу Волги, между Вольском и Саратовом, по луговой стороне: «Весело смотреть на их благополучие, этот добрый народ сделался совершенно русским и называет себя русским, но в них осталась их почтенная аккуратность немецкая, живут они чисто, пасторы у них преумные, и они меня принимали с удивительным радушием, точно как настоящие русские». Напротив, о поляках всегда пишет с оттенком раздражения и недовольства.
Много времени уходило на смотры войск всех родов (пехоты, кавалерии, артиллерии), жандармских команд, корпусов внутренней стражи, казаков, причем астраханских видел впервые. Оценка всегда была самая высокая: «удивительный порядок», «отличный порядок», «очень хорошее состояние».
Письма наследника раскрывают в нем натуру впечатлительную, эмоциональную, душевно богатую и тонкую. Он воспринимает увиденные города как людей, у каждого свое лицо, характер, приметы. «Город Оренбург чистенький, лучше Тобольска строениями. Стены, его окружающие, во многих местах совсем разваливаются». «Город Уральск довольно красивый, 600 каменных домов». «Город Саратов красиво расположен, но тоже довольно разбросан, красивые каменные дома», а зала дворянского собрания лучше казанской. «Местоположение Липецка весьма живописно, городок чистенький и заведения для вод содержатся опрятно и без всяких излишних затей. На лето туда много съезжаются». Тула — «город удивительно как быстро поправляется после ужасного пожара», Рязань — «город хорошенький». Город Калуга «очень понравился». А вот «город Владимир из беднейших всей губернии, уездные, которые я видел, гораздо лучше его, но зато он богат историческими воспоминаниями». Пермь, говорят, много потеряла после перенесения Горного правления в Екатеринбург. В Харькове, который понравился, отмечает в обществе «чрезвычайно много красавиц». В Крыму привлекает «славный климат, круглый год земляника». С восторгом пишет цесаревич о впервые увиденном Киеве: «Вот наконец и мне удалось побывать в нашей древней столице, которая сделала на меня неизгладимое впечатление».
Но особенный рассказ о Тобольске, куда прибыл 1 июня 1837 г. «Пишу тебе, милый, бесценный Папа, и сам не верю своим глазам, что из Тобольска, все это кажется мне сном, и весьма приятным (это за 80 лет до трагических дней пребывания здесь его внука с семьей). Начну с того, чтобы благодарить Тебя, милый Папа, послать меня в этот отдаленный и любопытный край, который никого из нас еще не видел. „…“ Восторг, с которым меня здесь везде принимали, меня точно поразил, радость была искренняя, во всех лицах видно было чувство благодарности своему Государю за то, что он не забыл своих отдаленных, душою ему преданных, и прислал к ним сына своего, который тоже умеет понять счастье делать счастливыми других. „…“ Они говорят, что доселе Сибирь была особенная страна, а теперь сделалась Россиею». Наследник характеризует Сибирь как «край чрезвычайно любопытный» и выражает сожаление, что в этот раз не удалось далее съездить, надеясь притом, если Бог даст, со временем туда попасть.
Еще не получив этого письма, отец 1 июня, предполагая, что сын уже в Тобольске, пишет: «Итак, если Бог благословил, ты сегодня в столице Сибири — какая даль! Но какое тебе на всю жизнь удовольствие, что там был, где еще никто из русских царей не бывал. Любопытно знать, что ты там найдешь, не скоро получим мы твои письма». Но уже через две недели, 14 июня, Николай I писал «милому Саше»: «К большой нашей радости, получили мы, наконец, письмо твое из Тобольска. „…“ Меня душевно радует, что вижу, с каким удовольствием обращаешь ты внимание на все предметы, и начинаешь правильно о них судить».
