— Про что эта книга? — спросил Дерек и сдул пыль с взятого только что трактата.
Профессор перелистал рукописные листы к началу и рассмеялся еще громче:
— «Зарождение Нифлвара и его спутников»! Некий Каперо̀рис — ученый-звездочет!
— Чему вы удивляетесь, профессор? — спросил я и принялся за новый трактат. — Альдонеры никогда не верили в богов и пытались опровергнуть все наши учения.
— Ничего! Надо взять записи с собой и показать всем в университете! Вот съезд посмеется от души, — говорил он.
В этом зале мы нашли множество трактатов и записей о големах, различных машинах, стихи, поэмы, предположения о появлении жизни и абсурдности существования божеств, чертежи и схемы, архитектурные зарисовки, но никакой летописи или любых других сведений о произошедшем здесь не было. Затем мы осмотрели еще один зал, похожий на предыдущий. В этих стенах было столько книг, трактатов, архитектурных схем и чертежей, что можно было только поражаться познаниям альдов, их ненасытной жаждой знаний, жаждой объяснить все на свете и возвести все, что только подвластно воображению. Когда мы поняли, что в читальнях вряд ли получится найти записи о делах в городе, мы решили осмотреть второй этаж. Там, по предположениям профессора, должен был находиться заседательный зал, где собирались конклавы архитекторов и конструкторов.
Поднявшись по лестнице, мы очутились в большом зале, где расположилось множество стеллажей, уставленных книгами. Все здесь пропахло сыростью и альдонерским маслом. Мы двинулись вперед. Названия секций бросались в глаза: механика, философия, архитектура. По улочкам, расположившимся между стройными рядами стеллажей, мы вышли к дверям. Над ней поблескивал в свете фонарей небольшой ряд рельефных надписей.
— О! — охнул профессор. — Я различаю альдские даты. Хм… Да! Это имена Главных конструкторов и архитекторов. Так-так. Тысяча пятисотый — тысяча шестьсот семидесятый, тысяча шестьсот семидесятый — тысяча семьсот тридцатый. Хм. Последней датой указан две тысячи пятидесятый год, и она не оканчивается. Значит последний Главный конструктор и архитектор — Арантил Бтарог. Да, выдающаяся личность. Странно. Я думал… Подождите!
— Да. Где Дейрон Коргенсес? — спросил я и задумался.
— Не упомянуть одного из самых выдающихся умов?
— Две тысячи пятидесятый? Но ведь сейчас только триста тридцать восьмой год, — недоумевал Дерек.
— Мы ведем летоисчисление от пятого года Небесной эры, согласно устоявшимся традициям все время правления драконов приняли за пять долгих лет, — разъяснил профессор. — Альды опять решили превзойти всех, и стали считать время со дня якобы прихода их в южные земли.
Я не дослушал объяснения, так как задумался над исчезнувшим именем Коргенсеса. Пока я был погружен в думы, профессор и Дерек уже отворили двери, перед которыми мы и остановились, и прошли за них.
Опомнившись, я отправился вдогонку. За дверьми оказался просторный атриум, который расположился прямиком под куполом. Зала эта была обсерваторией. Под куполом находилась карта пустоты, которая окружала Нифлвар. Из самого центра купола на тонких металлических спицах опускался механизм. Шары различных размеров повисли на них и медленно вращались. Самым большим было, по-видимому, солнце, сделанное из золотистого металла. Чуть поодаль от него был шар поменьше — Нифлвар, как гласила надпись на альдонерике. Вокруг Нифлвара вращались два других шара. Один, белый меньше Нифлвара, и надпись называла его Veit’rais [(альд.) белоснежная], второй — меньше предыдущего был красным, и его называли Rae’don [(альд.) багровый]. От спицы, которая пронизывала Нифлвар, шла еще одна, еле заметная, и к ней крепился темно-красный мир с надписью, которую можно было перевести, как «Дарс». Вокруг всего этого устройства вращалось еще десять миров обозначенных разными цветами и названные именами аэриев.
— Это так они представляют пустоту?! — в недоумении вскричал профессор. — Ведь ни один астроном в Академии не подтвердил альдскую теорию о строении пустоты! Что ж, — выдохнул он. — По крайней мере, они далеко продвинулись со времен Туун-Мулн или Лунной башни в Тимин-Луине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Но это не весь механизм, насколько я могу судить, — сказал я и указал на стеклянный пол, который заметил только сейчас. Под ним ползли трубы и вертелись шестерни.
Все трубы тянулись к центру зала, где возвышался причудливый пьедестал. За небольшим амфитеатром, что выстраивался подле него, находилось что-то наподобие трибуны, хотя скамьи были направлены в противоположную сторону. Профессор пошел к трибуне и подозвал нас к нему.
— Это устройство, которое наверняка управляет всей машиной. Посмотрим… — проговорил он и осмотрел рычаги. — Пойдем по порядку, — он нажал на самый левый рычаг и ничего не произошло. — Ага, значит справа! — вернув левый рычаг в прежнее положение, он нажал на правый.
Что-то загудело, зашипели трубы. Фонари, освещающие обсерваторию стали меркнуть. Затем из-под пола возле пьедестала выдвинулись механические клешни. Они водрузили на самую его вершину куб, грани которого отдавали зеленоватым и даже бирюзовым. После этого куб стал светиться, верно, пьедестал направлял на него лучи света, источник которого был скрыт где-то под полом. Тусклое свечение куба начало разгонять темноту, и в нем было заметно, как к кубу приблизилась линза и механические клешни. Клешни направили прямой пучок света на куб, тот пройдя сквозь куб, падал на линзу, проецируюясь на стене зала.
На стене появились надписи на альдонерике. Профессор, увидев это, ахнул.
— Неужели это… Нет! Такое невозможно притворить в жизнь! — говорил он сам с собой, но его речи удивления были перебиты недоумением Дерека:
— Профессор, о чем вы? Что это такое?
В это время я приблизился к стене с изображением надписей и протянул к ним руку так, что она попала в свет излучаемый кубом. К моему удивлению часть изображения появилось на моем рукаве.
— Это величайший из способов хранения знаний! — вымолвил Криг. — Это Антриум — машина, позволяющая читать триумы или кубы с запечатленными на них знаниями. В Умбоджийском университете только и говорили о записях с чертежами этой машины, — он остановился и видимо задумался. — Вы представляете себе, что это значит?
Вопрос профессора был перебит мной:
— Это очень похоже на магию андрийских скрижалей. Как возможно сотворить похожую магию запечатления? — произнес я и поводил руками над кубом. — Для этого требуется мощная магия, даже сотворение иллюзорного послания требуют неимоверных усилий. Скрижали были созданы с такой силой, но они опасны. Как без огромного риска для жизни и рассудка читающего это возможно?
— Видно для этого они и уничтожили добрую сотню андрийских скрижалей — рассуждал профессор. — Но это того стоило: альды смогли получить вечное хранилище своих знаний!
— Странно, — произнес я, водя руками над кубом. — На нем нет ни чар, ни заклятий запечатления.
— О чем тут говорится? — спросил Дерек.
— Соворус, отойдите! — произнес профессор, и когда я отошел от куба он стал вкрадчиво рассматривать строчки написанного.
Я взглянул на стену, на которую проецировались надписи, и стал переводить:
— «До назначения нового Главного конструктора и архитектора мы только и пытались, что скрыться где-то в глубинах. Зализать раны. Восстановить утраченные знания, достичь новых вершин. Все для того чтобы в очередной раз доказать остальным народам, что мы, а никто либо иной, вершина того, что именно мы назвали «эволюцией»! Мы! Тем не менее, очищающий поход против поклонщиков, против народов чтущих «высшие силы», а не разум и науку, закончился неудачей. И нам ничего не оставалось, как позорно бежать и вечно прозябать в глубинах возле той вещи, которая до скончания наших дней будет напоминать о нашем поражении.
Но все это было до прихода Арантила Бтарога. Конклавы хотели выдворить его, запретить проводить работы. Он не стал молчать. Ему было не по нраву то, что происходило со всем нашим народом. Он сказал, что неудача у Ашал’митира — неудача подлеца, что из-за его предательства мы потерпели поражение. И мы пошли за Бтарогом. Конклавы вновь выбрали Главного конструктора и архитектора. Обнаруженная сфера — подлинная, а не подделка подлеца. Именно она — путь к нашему возвышению и очищению мира от поклонщиков. И потому мы принялись за работу».
